Графиня с изъяном. Тайна живой стали

Карета остановилась у широких ступеней, ведущих к главному входу. Дверца распахнулась, и кучер протянул мне руку, чтобы помочь выйти.

– Будьте осторожны, миледи, – пробормотал он, заметив, как я неловко ступила на землю, сильнее обычного припадая на левую ногу. В его скрипучем голосе послышались жалостливые нотки.

Молча ему кивнув, зашагала вперёд. Путешествие утомило меня, и хромота стала заметнее. Я медленно поднялась по ступеням, каждый шаг отдавался болью в суставах. Наверху меня уже ждали: пожилая монахиня с худым строгим лицом и девушка лет семнадцати в простом сером платье с белым воротничком.

– Леди Гвендолин Леваньер, полагаю? – произнесла монахиня, окидывая меня оценивающим взглядом. – Я мать-настоятельница Агата, возглавляющая это святое место. А это послушница Фиона, она будет вашей сопровождающей в первые дни.

Надо же! Глава храма встречает меня лично? Это сколько же отец заплатил, чтобы мне оказали подобную честь? Полагаю, прилично. Интересно, почему он так поступил? Совесть замучила?

Я вежливо присела в коротком неуклюжем книксене. На строгом лице аббатисы проступило едва заметное неудовольствие, она снова посмотрела своими блёклыми голубыми глазами на мою левую руку, спрятанную в складках плаща, затем на короткую ногу.

– Благодарю за гостеприимство, сестра Агата, – ответила я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос.

– Гостеприимство? – старуха высокомерно вскинула брови. – Это не трактир, дитя. Это дом Божий и место учения. Вы здесь не гостья, а воспитанница. И ко мне следует обращаться «матушка Агата», а не «сестра».

Я почувствовала, как краска стыда заливает мои щёки.

– Прошу прощения… матушка Агата.

– Хорошо, – кивнула она. – Фиона, покажи леди Гвендолин её комнату и правила аббатства. А затем приведи её в мой кабинет. Нам нужно обсудить её… особое положение.

С этими словами настоятельница развернулась и скрылась за тяжёлыми дубовыми дверями. Я осталась наедине с молодой монахиней, которая всё это время стояла, опустив глаза.

– Пойдёмте, миледи, – тихо произнесла она. – Я покажу вам всё.

Фиона взяла мой небольшой сундук и повела меня в здание. Оказавшись внутри, я с любопытством огляделась: высокие потолки, каменные полы, покрытые кое-где выцветшими коврами, длинные коридоры, освещённые тусклыми светильниками.

– Это главный зал, – объяснила Фиона, пока мы пересекали холл. – Здесь проходят утренние молитвы и собрания. Там, – она указала на коридор справа, – учебные комнаты. А там, – кивок налево, – трапезная.

Мы поднялись по узкой лестнице на второй этаж, где вдоль длинного коридора тянулись деревянные двери.

– Это жилые комнаты, – сказала Фиона. – Воспитанницы живут по трое или четверо, но вам выделили отдельную комнату. По распоряжению вашего отца.

Она остановилась у последней двери в конце коридора и толкнула её. Помещение оказалось маленьким, но чистым: узкая кровать с серым одеялом, деревянный стол, стул, шкаф для одежды и небольшое окно, выходящее во внутренний двор.

– Распорядок дня строгий, – продолжила Фиона, ставя мой сундук у кровати. – Подъём на рассвете, утренняя молитва, завтрак, затем уроки. После обеда работа в саду или рукоделие, вечерняя молитва и ужин. После ужина час свободного времени, а затем отбой.

Я слушала, пытаясь всё запомнить. Фиона говорила быстро, словно повторяла заученную речь, не поднимая глаз.

– Спасибо, Фиона, – поблагодарила я, когда она закончила. – А вы давно здесь? – я не смогла удержаться от вопроса.

Девушка впервые подняла на меня глаза, в которых промелькнуло удивление.

– Три года, миледи. Я сирота. Аббатство приняло меня по милости Божьей.

– Пожалуйста, зови меня Гвендолин, – попросила я. – Или просто Гвен.

Фиона поколебалась.

– Подобное не принято здесь, миледи. Матушка настоятельница говорит, что уважение к титулам – первый шаг к уважению Бога.

– Понимаю, – я попыталась улыбнуться. – В таком случае буду звать вас «послушница Фиона».

Тень улыбки мелькнула на её лице, но тут же исчезла.

– Мне нужно отвести вас к аббатисе, – быстро сказала она. – Но сначала вам следует переодеться. Вот, – девушка открыла узкий шкаф, – ваша новая одежда.

Внутри висели три одинаковых серых платья с белыми воротничками и манжетами, почти такие же, как у самой Фионы.

– Все воспитанницы носят одинаковую одежду? – спросила я.

– Да, миледи. Матушка настоятельница учит, что простота облачения освобождает душу от мирской суеты и тщеславия. Когда все одеты одинаково, нет места гордыне и зависти.

Я молча кивнула, хотя могла бы поспорить: люди всегда найдут чему позавидовать.

Мы стояли и смотрели друг на друга, я подняла руку и неуверенно потеребила верхнюю пуговицу своего дорожного платья, испытывая неловкость под взглядом Фионы. Та, почувствовав моё состояние, тут же тактично отвернулась.

Привычно стянув одежду, взяла в руки местную форму. Серая ткань нового одеяния была грубой, но чистой.

– Послушница Фиона, – вскоре позвала её я, – не могли бы вы помочь мне с пуговицами?

– Да, конечно, – Фиона неуверенно шагнула ко мне.

Её пальцы легко скользнули по ткани, расправляя складки и застёгивая пуговицы на спине (и как я одна буду справляться с ними?). Она работала быстро и умело, не выказывая отвращения при прикосновении к моей руке. Для меня это было… весьма странно и непривычно.

– Готово, – сказала она, отступая. – Теперь идёмте к аббатисе Агате. Не стоит заставлять её ждать.

Мы вышли из комнаты, и Фиона повела меня обратно на первый этаж. Пока шагали по коридору, я заметила нескольких девушек, с любопытством глядящих на меня. Одна из них, высокая блондинка с холодными синими глазами, вдруг откровенно ткнула в меня указательным пальцем.

– Она и правда калека! – донёсся до меня её громкий шёпот.

Я заметила, как у Фионы напряглась спина и плечи, а потом я услышала ответ другой воспитанницы:

– Говорят, она прокляла свою мать при рождении. И теперь несёт проклятие всем, кто к ней приближается.

Я крепче прижала искривлённую руку к телу, чувствуя, как по спине пробегает противная дрожь. Даже сюда докатились слухи обо мне? Или кто-то поспособствовал их распространению? Неужели Моргана? С неё станется напакостить мне просто так.

Кабинет настоятельницы находился в восточном крыле аббатства. Фиона постучала в тяжёлую дубовую дверь и, получив разрешение, провела меня внутрь.

Комната оказалась просторной, с тремя высокими окнами. Ярко горел камин и две настольные масляные лампы. Вдоль одной стены стояли книжные шкафы, в центре красовался массивный стол, с сидящей за ним аббатисой Агатой. Рядом с ней я заметила ещё одну монахиню – молодую, с мягкими чертами лица и добрыми глазами.