Граничные хроники. В преддверии бури

Путникам пришлось идти довольно долго и запутанно. Несмотря на неплохую карту, они все-таки в один прекрасный момент оказались в тупике из-за завала. Балки, отделяющие цепи проводов, проводки и прочие сети соединения, не выдержав, обвалились, вывернув наружу свое содержимое. Оголенные провода посверкивали в слабом свете. Вездесущих роботов Брая нигде не было – по-видимому, провал в потолке был совсем свежий, но Альберта это не остановило. Еще одна ментальная сверка, и он вновь обратился к карте. Просчитал новый маршрут, и вот они снова в пути. Идут по запутанным лабиринтам Темного этажа, огибая Резервацию, стремясь попасть в дальние коридоры.

Поступь путников гулким эхом разносилась в разные стороны, в очередной раз служа доказательством уже ставшей привычной пустынности Гильдии Ветра. Отзвуки шагов то исчезали, то появлялись вновь, но уже невероятно измененными, словно бы они жили своей, какой-то удивительной жизнью.

Очередной поворот – телепат останавливается, жестом преграждая дорогу серкулусу, заставляя того тоже замереть на месте. Вот уже Альберт тыльной стороной ладони прикасается к своему лбу, закрывает глаза, хмурится.

Дэз не мешает путнику. Он просто ждет. Смахивает испарину, без особого интереса оглядывая ничем не примечательный коридор. Лишь несколько дверей да каменных ниш, в которых стояли стертые временем до неузнаваемости статуи. Привычная пыль и грязь по углам. Чем ниже спускаешься в глубь Пути, тем хуже работает техника, а местные жители не столь чистоплотны, чтобы кроме своих жилищ следить за общими залами даже с помощью магии.

– Они там, – после недолгого раздумья указывает направление телепат. – Они в лаборатории Марнаган. Ее самой нет, Луаны тоже.

– Проникновение со взломом? – украдкой замечает серкулус. – Ну-ну…

– И еще…

– Удиви меня, Альберт.

– Их разумы… Я чувствую оковы. Сильные оковы.

– Значит, оковы, – задумчиво повторил слова истинного Дэз, исподволь прислушиваясь к тому, что творится за дверью. – Больше никаких неприятностей, я надеюсь?

– Что мог, я тебе уже сказал, Дэзмунд, – опять забрюзжал телепат, – и вообще ты сам знаешь, что я не чувствителен к магическому колебанию.

– Понятно, – не стал развивать тему серкулус.

Подойдя вплотную ко входу в лабораторию, он решил действовать без церемоний. Тратить время на вслушивание в раздающиеся по ту сторону шумы – бесполезное занятие, но вот прочувствовать на собственной шкуре, что могло там твориться, – это он мог. Привалившись всем своим весом к дверному косяку, Дэз жестом показал своему спутнику, чтобы тот затих. Затем закрыл глаза.

Он был путником. Истинным. Прошедшим несколько Волн и оставшимся живым после всех лихолетий и войн. Дэзмунд Смитт прекрасно знал причуды Изнанки и неплохо ориентировался в шорохах тишины. Это было частью его жизни. Его долгой и тяжелой жизни. Несколько мгновений, и он наконец-то почуял опасность. Незримую и до невозможности близкую. По крайней мере, так говорили его чувства, а он привык в некоторых ситуациях полностью полагаться только на них. Только вот мряка, мразь из мира ореан, могла подглатывать под себя любые подступающие ощущения хоть малейшей угрозы, но за дверью ее вроде как быть не могло. Там находилось нечто намного более реальное, но не менее смертоносное. Значит, ему нужен особый подход.

– Отойди, – негромко произнес Дэз.

Тот, услышав речь спутника, попятился. Серкулус же украдкой проследил за своим товарищем, и, лишь удостоверившись, что тот отдалился от него на порядочное расстояние, решился на радикальные действия.

В Гильдиях невозможно погружаться на Изнанку откуда попало. Для этого существуют особые зоны – их обозначили предыдущие поколения путников, переживших древние Волны. Ведь не только истинные могут ходить по серой пустыне – у ореан тоже есть особые подразделения. Тинори как-то говорил, что ради того, чтобы спуститься на обратную сторону, ореане жертвуют собой. Отведенное им время для собственного существования в геометрической прогрессии уменьшается с каждым погружением на Изнанку. У путников все иначе. Совершенно по-другому… Но существует одна особенность, которой владеют только прожженные пеплом истинные и пережившие три погружения ореане – все они могли дотронуться до далекой серой земли, едва подумав о ней. Не полностью. Нет. Едва уловимым прикосновением. Неощутимым дуновением ветра, проскальзывающим по волосам. Достигнуть одной из сторон Изнанки. Пепел едва опаляет, но приоткрывает завесу. Этого хватает, чтобы прочувствовать особые нити реальности. Понять и осознать. Это, конечно, не эронийское зрение, способное вызвать в реальность более глубокие слои Изнанки, но и оно порой оказывается просто до невозможности важной деталью в чреде случайностей, зовущейся в простонародье судьбой.

Дэз едва заметно погружает пальцы своей руки в пепел. Вновь прикрывает глаза и внезапно с силой локтем распахивает настежь дверь. Теперь ему не нужно зрение – сейчас оно лишь мешает. Серкулус плотней сжимает веки, дабы не нарушить свою связь с обратной стороной реальности. Он видит все так, как оно соткано на полотне мироздания – едва заметные полосы. Стертые, поврежденные и опаленные вечным током истории, а среди них совершенно новые – вновь воссозданные и только что вплетенные в невероятное покрывало. У него совсем мало времени до того мгновения, когда он услышит громогласный зов седой пустыни, которому не в силах будет противостоять.

Его движения замедлены потоком всепоглощающего времени. Каждый шаг в реальности – сотни тысяч шагов в этом слое Изнанки. Ужасное неравенство, которому невозможно противостоять. Как бы ты не бежал, то, что тебе нужно, приближается уж очень медленно. Но Дэз понимал, что оно того стоит.

Он видит клубок бледных нитей, обозначающих его сержанта, но не видит ни нитей Крысы, ни того, другого путника. Истинные не существуют в общем покрывале. Ведь такие, как он сам, не могут быть вплетены в древнее полотно – они лишь ее олицетворение в памяти ли, но скорее как следы на песке, а может невидимые звенья. Они вроде как не принадлежат полотну судеб, хотя и идут по нему. Порой Дэзмунд Смитт думал, что все они – не сама жизнь, лишь ее далекий бледный отголосок. Сейчас он чувствует себя практически опустошенным, придавленным могуществом и поверженным силой плетения, но он все равно спешил к цели, едва успевая под тяжестью отпущенного ему времени. Он видит источник опасности в его собственном мире – серое чуждое кубло, опутавшее в своих сетях нити Андрейко и медленно поглощающее их, соединяя его сущность со своей собственной. Рядом с ним две другие вереницы нитей обвили пустоту – значит, там истинные. Парализованы. Плохо дело.

Когда-то давно в Пути была форма. Обычная стандартизированная форма, которую носили все путники – от пилотов крылатиков до медиков из лазарета, даже правительница обязана была надевать ее. Но это было словно в другой жизни. Точно не с ним и не в его время. Сейчас о стандартах одежды никто даже и не думает, но многие сохранили отголоски той эпохи, беззаветно канувшей в вечность. Среди таких вещей был кинжал, который предыдущие поколения держали в высоких сапогах. Дэз до сих пор носил с собой такой. Правда, уже не в обуви, а на поясном ремне, но, в отличие от многих нынешних истинных, серкулус знал, зачем он был нужен.

Пульсирующие нити вокруг медленно ткутся под давлением времени, а Дэзмунд Смитт с ошеломляющей быстротой выхватывает кинжал и бежит навстречу сокрытой угрозе. Он все рассчитал. Знал, что не сможет освободить товарищей, но мог надеяться на удачу в борьбе со своим странным противником.

Рука занесена для удара. Он может быть только один – Изнанка вот-вот обнаружит свое дитя, и тогда Дэзу несдобровать. Последние шаги, в которых серкулус едва касался того, что могло послужить поверхностью пола, а его правая рука делает смертоносный взмах. Единственная попытка – и он чувствует, как пепельная земля тянется к нему из глубин.

Серкулус отпускает кинжал и, едва тот достиг цели, с шумом врывается в свой привычный мир, еле-еле ускользая от зова.

Его тело грузно падает на пол, увлекая за собой сотни предметов. Множество различных вещей валится на него сверху. Он едва успевает прикрыть голову. Бесполезно. Боль от ушибов такая же, точно его жестоко избили, повалив на землю.

Оглушительный шум от бьющейся посуды понемногу смолкает, и Дэз предпринимает попытки встать. Безуспешно. Он чувствует, что его пытаются вытащить. Кто-то пытается помочь своему спасителю.