Граничные хроники. В преддверии бури

Сидя у самой кромки потока, Дэз задумчиво посмотрел на оставшегося в одиночестве архивариуса со странной смесью непонимания, горечи, зыбкого удивления и усталости. Как это было не странно, но серкулус в очередной раз пытался понять, до какой степени может дойти идиотизм выходца Долины Озера Слез, когда тот сталкивается в обычной жизни, с не прописанными в учебниках проблемами. В отличие от самого Винсента да совершенно нелюбопытного Крысы, Дэза терзало неожиданно проснувшееся чувство пытливого первооткрывателя, залезшего в черепную коробку безумца, родом из неисследованной и дикой чужеземной культуры. Артала Арайна же для серкулуса всегда представлялся странной, причудливой и совершенно неопознанной землей, понять которую, в его глазах, было едва ли возможно. Вот он и пытался хоть как-то уразуметь, что двигало поступком джолу, хотя понимал, что вряд ли все же сможет это сделать, но извечное упрямство не давало покоя. Ему надо было докопаться до самого дна. Дорыться до сути. Тут даже дело не в том, что Артала воспользовался водой из реки, и не в том, что у того была с собой полная фляга, и даже не в том, что он мог дать пареньку парочку шлепков по лицу или применить первую помощь. Нет. Дэза интересовала лишь одна особенность – Арайна считал случившееся в порядке вещей и совершенно не понимал, с чего же его стал так упорно припекать серкулус.

– Я вас не понимаю, господин Смитт, – намек на удивление едва сквозит в ответе джолу, – он же пришел в себя, значит все хорошо.

– Ты считаешь, что это можно пить? – по-прежнему донимает его Дэз.

– Извините, но я вынужден в очередной раз констатировать факт непонимания сути вашего вопроса. Его парадигма остается для меня неясной.

– Чтоб тебя, – в сердцах сказал серкулус тихо, а потом громче, чтоб на той стороне реки его отчетливо слышали, продолжил: – Я имею в виду, Арайна, что ты позволил мальчишке хорошенько хлебнуть из реки. Этой реки, – указывает он на окутанный мягким свечением поток, – ты понимаешь? Ведь ты же запросто мог дать ему ту воду, что была у тебя с собой. Почему ты этого не сделал, я никак не могу понять.

– Я поступил в соответствии с правилами, господин Смитт, – отрывисто каркает с другого берега Артала. – В нашем уставе ясно написано, что в случае необходимости в подобных форс-мажорных ситуациях у нас, как у потерпевших, должны быть неприкосновенные запасы, которыми возможно будет воспользоваться только тогда, когда не предвидется альтернативы и невозможно использовать ресурсы, находящиеся в непосредственной близости от нас, пострадавших. Исходя из этого, я заключил, что, так как у нас есть неприкосновенный запас на случаи настоящей необходимости, а вокруг нас имеются такие же ресурсы, что и у меня во фляге, то и употребить нам, исходя из правил, придется то, что в избытке находится вокруг нас. Зачем расходовать воду, когда она и так повсюду, господин Смитт? Разве я не прав?

– А ты готов поклясться жизнью, что вода здесь не отравлена?

– Я опять вас недопонимаю, господин Смитт.

– Я имею в виду, что эта вот вода могла убить Винсента, если бы оказалось на деле, что она непригодна для питья. Ты меня понимаешь, Артала?

– Но не оказалось же, – непробиваемая уверенность джолу действовала на серкулуса угнетающе.

– Все могло сложиться по-другому, и от твоего опрометчивого поступка он мог запросто отравиться или же даже отправиться к праотцам.

– Он жив, господин Смитт.

– Артала, как же ты не поймешь, ведь не всегда нужно полагаться на выверенные в твоей голове аксиомы. Не все то золото, что блестит.

– Нет, господин Смитт, вот в этом вы не правы. Золото – это то, что блестит именно для тебя, а когда оно блестит для тебя, это уже золото. В тусклом тумане луч света – огонек, а огонек – это уже целая вселенная, хотя туман и мешает понять истинную сущность феномена и дать ему реальную ценность. Ссылаясь на подобное утверждение, я хотел бы сделать вывод о том, что оно не столь важно, как та ценность, приравнивающая различные трактовки сего понятия, которая в совокупности рождает сугубо субъективное желание придавать значение вещам, не несущим особой общественной значимости. Это как аукцион, господин Смитт. Чем важнее разумное существо, придающее ценность объекту, тем весомее он будет в глазах других разумных существ. Тогда золото всего лишь выступит в качественном значении, но в то же время, лишь мы сами придаем ему это выражение, ибо не имеем никаких предпосылок на изменение категории измерения важности. А следовательно…

– Когда-нибудь я лично вышибу у него мозги, и когда этот день наступит, я собственноручно повешу выпотрошенную голову этого умника в трофейной, сделав из него замечательное чучело, – тихонько заключил серкулус, которого выводило из себя спокойное и даже бесстрастное отчуждение, пропитавшее речи джолу не хуже меда в сдобной булке.

– Что вы говорите, господин Смитт? – даже обладая замечательным слухом, Артала едва ли мог понять, что бормочет про себя Дэз, а чтение по губам, в случае серкулуса, тоже было занятием глупым и неблагодарным. – Я плохо вас слышу. Можете повторить? Я бы хотел получше расслышать ваши аргументы. Звук в этих стенах распространяется по кривым, и оттого ваш голос плохо слышно, господин Смитт.

– Ничего, Арайна, ровным счетом ничего для тебя важного.

– Я не слышал вас, исходя из этого, не могу утверждать наверняка, важна ли мне высказанная вами информация или нет.

– Лучше б ты на веки вечные застрял в своем архиве и с ним только общался – безопасней бы было для всех, – опять негромко говорит серкулус, но все же затем гораздо громче добавляет: – Я вот о чем подумал, Арайна, ведь ты анализ воды не сделал. В инструкциях точно сказано, что вначале, необходимо подвергнуть апробированию неизвестные источники на наличие вредных и чужеродных веществ и примесей, а ты, я так думаю, этого не сделал.

– Нет, – спокойно откликнулся джолу.

– Почему? – теперь Дэзу стало неожиданно интересно выслушать занимательный монолог Арталы, так как от странностей мышления джолу в душе серкулуса просыпался поистине настоящий спортивный интерес, основывающийся на выяснении граничного идиотизма жителя Долины Озера Слез и способности этого жителя в любой момент переплюнуть самого Андрейко.

– В соответствии с правилами, все источники в Гильдии Ветра пригодны для употребления. Это прописано в расшифровке подпункта за номером сорок девять по статье сто сорок восемь а.

– Бюрократическая душонка, – фыркает серкулус, устав бороться с непробивной логикой джолу.

– Там шла речь об известных артезианских источниках, Артала, – это уже говорит паренек, вновь оказавшийся в кругу путников. – А таких у нас только четыре, да и то хоть технически они и пригодны, да только у нас пьют издавна воду лишь из одного. С остальными лажа какая-то, но никакие анализы это не подтверждают. И мне отчего-то кажется, что речка эта в список не включена. По крайней мере, я такого там не наблюдал.

– Ты хочешь сказать, что знал об этом месте до того, как здесь оказался? – Дэз насторожился.

Хотя он уже выслушал историю проникновения джолу и Винсента на берега этой неизвестной реки, но в интерпретации того события от лица Арайны делалось все похожим на непереводимую игру слов, в которую, лучше всего, вовсе не вникать, если не хочешь потерять последние крупицы сознания, а серкулус, как и всякий вполне здоровый человек, цеплялся в своей жизни за несколько важных ценностей, среди которых наивысшей значился инстинкт самосохранения. Иногда в его голове любопытство и ответственность перевешивали чашу весов, но когда дело доходило до головной боли и собственного здоровья, все прописные истины нивелировались в его глазах, и для Дэза самой важной задачей было сохранить свой рассудок в целости и сохранности.

Теперь же молчавший до этого мальчишка начал говорить. Украдкой, едва ли договаривая до конца. Ученик Анарин был под стать своей наставнице, но единственное, что он еще плохо мог контролировать, это свои мысли, к тому же ему еще предстояло правильно научиться их излагать. То, что паренек вырастет толковым малым, не приходилось сомневаться никому. Хотя и раньше серкулус особо не сомневался в будущем юного некроманта, а после сегодняшней свистопляски и вовсе утвердился в своих предположениях, но все это произойдет чуть позже. Сейчас же перед ним был просто паренек. Смекалистый подросток, живущий под счастливой звездой, но еще не до конца научившийся жить во взрослом мире. Увы, но паренек совершенно не осознавал, что Дэз прекрасно видел без телепатических махинаций, что скрывается в его темноволосой голове. Что бродит и клубится в ее недрах. Таится и поблескивает в черных глазах. Как бы мальчишка ни старался, но многие его секреты, покоящиеся в невидимых водах, понемногу выходят наружу против его воли, едва он о них заикнется.