Гражданская война в Греции 1946-1949

Так, именно в те дни на созданные правительством офицерские курсы были приняты 107 человек из состава бывших «охранных батальонов». А одного из их бывших главарей, полковника Пападонгонаса, свирепствовавшего вместе с гитлеровцами на Пелопоннесе и убитого антифашистами, Вулгарис посмертно произвел в генералы. При этом он сослался на изданный в период оккупации квислинговским правительством И. Раллиса под диктовку командования гитлеровских войск СС в Греции «Закон об офицерах, погибших при исполнении служебного долга».

В то же время в тюрьмах по-прежнему оставались десятки тысяч патриотов, сражавшихся против немецко-фашистских захватчиков и их пособников. Продолжалась та же политика террора, что и при предыдущем кабинете Вулгариса, когда, например, в центре Афин, у гостиницы «Великобритания», полиция и национальная гвардия обрушивались Па мирные демонстрации и разгоняли делегации инвалидов войны, «избивая их дубинками и отнятыми у них костылями».

Поскольку в Греции по-прежнему царил террор реакционных сил, Советское правительство, желая помочь греческому пароду, вновь выступило в его защиту. В сентябре 1945 г. оно потребовало рассмотрения межсоюзническим Советом министров иностранных дел положения в Греции. При этом в советском меморандуме, представленном проходившей в Лондоне первой сессии этого органа, подчеркивалось: «Сообщения, поступившие из Греции, свидетельствуют о том, что внутриполитическое положение страны продолжает оставаться чрезвычайно напряженным, чреватым тяжелыми последствиями как для греческого народа, так и для дела мира и безопасности соседних с Грецией стран».

Это новое предупреждение, несомненно, оказало серьезное влияние на характер дальнейшей политики английских правящих кругов в Греции. Они, разумеется, не изменили своих планов в отношении этой страны, но вынуждены были в целях их маскировки пойти на замену правительства Вулгариса «более демократичным» кабинетом и на отказ от немедленной реставрации монархии в Греции. Вместо этого в Лондоне при участии срочно прибывшего туда Дамаскииоса был разработан новый план обмана греческого народа и упрочения власти реакции в Греции.

Приезд греческого регента в британскую столицу совпал с представлением вышеупомянутого меморандума Советского правительства. Это и осложнило задачу, стоявшую перед английским правительством в ходе совещаний с Дамаскиносом. По-видимому, данное обстоятельство имела в виду и лондонская «Таймс», писавшая в те дни: «Греческий регент приезжает для консультаций с британским правительством в момент, когда внешние дела Греции дают серьезный повод для беспокойства».

«Беспокойство», испытываемое в Лондоне в связи с неблагоприятным международным резонансом на английское вмешательство во внутренние дела Греции, прежде всего привело к провалу намерения британского правительства вернуть греческого короля как можно скорее на его трон. О том, что такое намерение существовало, свидетельствовало вряд ли случайное «совпадение»: к моменту приезда Дамаскипоса в Лондон поблизости, в Шотландии, оказался и греческий король. Он немедленно отправился в Лондон, где 13 сентября дал понять регенту, что желает скорейшего проведения плебисцита по вопросу о восстановлении монархии.

Этого желали и подготовившие встречу Дамаскиноса с королем английские правящие круги. Но под влиянием как уже отмеченных внешнеполитических факторов, так и усиливавшегося демократического и антимонархического движения в Греции британское правительство решило повременить с реставрацией в ней монархического строя. Если до сих пор оно полагало, что возвращению короля будет благоприятствовать царившая в Греции обстановка террора и насилия, то теперь Лондону поневоле предстояло создать хотя бы видимость ослабления направляемых им репрессий против левых сил. А из этого вытекала необходимость усилить опору на центристские партии Греции, с тем чтобы воспрепятствовать их совместным действиям с левым блоком во время плебисцита по вопросу о возвращении короля к власти.

Так возникла идея сначала расколоть антимонархические силы и привлечь их центристскую часть на сторону правых, а затем уже приступить к восстановлению монархии. Для этого нужно было, правда, пренебречь одним из важнейших пунктов Варкизского соглашения, но и тут был найден способ сделать это «демократическим» путем.

Чтобы представить суть этого замысла, необходимо указать, что по условиям Варкизского соглашения выборам в Греции должен был предшествовать плебисцит по вопросу о возвращении короля. Это положение оставалось приемлемым и для Лондона, и для греческих монархистов до тех пор пока они верили, что с помощью террора им удастся уничтожить левый блок и запугать центристов еще до плебисцита. Но ЭАМ не был сломлен репрессиями, а дальнейшее их усиление в данный момент наталкивалось как на массовые протесты греческого народа, так и на решительное противодействие мировой прогрессивной общественности, с которой по могло не считаться английское правительство. Вследствие всего этого оно пришло к выводу, что если плебисцит будет предшествовать выборам, то неизбежен общий фронт «левого блока» с центристами против короля. Более того, в «Интеллидженс сервис» считали, что если бы при сложившемся соотношении сил удалось вернуть короля в Грецию, то это повлекло бы за собой, как писал К. Вудхауз, «социальную революцию», которой больше всего страшились в Лондоне.

Было также учтено, что центристские партии в Греции солидаризировались с ЭАМ в основном лишь в стремлении к установлению республиканского строя, в остальных же вопросах они оставались его непримиримым политическим противником, поскольку представляли интересы буржуазии, в то время как левый блок был выразителем чаяний народных масс. И если плебисцит мог объединить эти две группировки под лозунгами антироялизма, то выборы сулили разъединить их, ибо центристы, стремясь к власти, отнюдь не намеревались разделить ее с ЭАМ.

В итоге английская дипломатия и выработала план, кратко сформулированный: «Сначала выборы, потом плебисцит». Иначе говоря, прежде всего разъединение демократических сил, обострение борьбы между левыми и центристами и сближение последних с правыми, а затем восстановление монархии.

Дамаскинос полностью разделял опасения своих английских хозяев и, разумеется, охотно взялся за реализацию их новой идеи. Она импонировала ему и тем, что, отдаляя плебисцит на несколько лет, продлевала таким образом его собственное пребывание у власти в стране. Греческий король, выслушав доводы регента, был, разумеется, крайне недоволен отсрочкой. Но после соответствующих «разъяснений» британского правительства, за которыми 20 сентября 1945 г. последовало официальное решение Англии, США и Франции о проведении в Греции выборов и через 3 года после них плебисцита, скрепя сердце согласился.

Возвратившись в Афины, регент приступил к реализации планов Лондона. Единственным, что в них не устраивало Дамаскипоса, было намерение английского правительства заменить Вулгариса другим премьер-министром, более подходящим в сложившейся для Греции международной и внутриполитической обстановке. Конечно, имелся в виду один из лидеров центристов. Был и вариант создания «представительного» правительства из правых и либералов. Дамаскипос же предпочитал сохранить кабинет Вулгариса, обеспечив ему поддержку центристов.

Поэтому он начал с того, что принял Софулиса. Предложения, сделанные им лидеру либералов, изложенные газетой «Ризоспастис», а вслед за ней мировой демократической прессой, были полны нескрываемого цинизма. Так, Дамаскинос, сообщив Софулису о предстоящих выборах, предложил его партии вступить в избирательный блок с популистами и другими, как он выразился, «национальными силами», т. е. с монархистами. Дамаскинос также прельщал Софулиса возможностью для либералов разделить власть с правыми. Для этого, говорил он, необходимо принять рекомендацию английского правительства о проведении выборов по мажоритарной системе. «Ибо, — подчеркнул Дамаскинос, — только таким образом можно отстранить ЭАМ от участия в парламенте законными средствами. При пропорциональной же системе выборов ЭАМ может получить до 150 мест, что создаст затруднения в английской политике в Греции».

Далеко не все в этом плане устраивало Софулиса. В условиях, когда, с одной стороны, власть в стране находилась в руках крайне правых, чья политика репрессий коснулась и сторонников либералов, а с другой — широкие массы шли за левым блоком, — центристы не могли рассчитывать на благоприятный для себя исход выборов. Пойти на создание единого фронта с ЭАМ они не хотели, так как видели в нем «угрозу коммунизма», к которому испытывали ненависть, не меньшую, чем правые. Блокироваться же с последними центристы также не желали, ибо в тот период отвергали «крайности» их откровенно фашистских устремлений и методов, которые, по их мнению, вели к дальнейшему объединению народных масс вокруг ЭАМ.