Греческие каникулы
Шрифт:
Наконец Циля поднялась и, оторвав Оську от мультиков, ушла домой. Однако не прошло и нескольких минут, как в дверь снова позвонили. Циля стояла на пороге с белым лицом, держа сына за руку. Оська плакал, жалобно поминая какого-то бионикла.
— Что случилось? — Тетя Рая схватилась за сердце.
— Там… наша дверь открыта, и все перевернуто в квартире. Я боюсь идти домой.
И понеслось. Циля и тетя Рая пили валокордин, Лана отпаивала Оську какао, а он с рыданиями рассказывал, что бионикл весь раздавленный и теперь его не соберешь, а такого крутого нет даже у Сашки… Мальчишки не замедлили проснуться и требовали внимания и еды. Циля вызвонила Сему, который тут же позвонил следователю, а потом перезвонил жене и сказал, что немедленно едет в аэропорт и ближайшим рейсом
Потом приехала бригада ментов, Циля и тетя Рая пошли в квартиру, оставив Оську у Ланы, которая уложила его в комнате Насти, клятвенно заверив, что завтра же ему купят нового бионикла взамен утраченного.
В результате обыска выяснилось, что ничего не пропало, но все перевернуто вверх дном, кое-какая посуда разбита да любимый Оськин конструкторный уродец погиб, раздавленный чьей-то тяжелой ногой. На столе в кухне нашелся лист бумаги с текстом «Отдайте нам то, что вам не принадлежит».
Следователь Антон Николаевич, средних лет невысокий мужичок с широко расставленными неяркими глазами и короткой стрижкой бесцветных волос, не скрывал своей радости от произошедшего:
— Теперь есть хоть какой-то шанс зацепить этих вампиров.
— Каких вампиров? — испуганно вскинулась Циля.
— Это просто мы так называем банду или секту… из-за того, что трупы они обескровливают.
— И в чем вы видите шанс? — поинтересовалась тетя Рая.
— Ну, раз они здесь были, то их могли видеть. Мы уже начали поквартирный обход. Завтра продолжим. Кто-то из соседей мог видеть незнакомую машину во дворе, человека в подъезде, на лестнице. Отпечатков они, скорее всего, не оставили, сейчас все ученые, но все же… камеры у вас во дворе есть, тоже поглядим. Ну и раз вы говорите, что они не нашли того, за чем приходили, так они могут и вернуться…
Циля испуганно вцепилась в рукав дешевого, пропахшего табаком пиджака следователя:
— Вернуться? Вы соображаете, что говорите? Отдайте мне эти тетрадки, что вы тогда забрали. Пусть они отстанут от моей семьи!
— Как это, дамочка, «отдайте»? — Антон Николаевич отступил в сторону и попытался отцепить от себя Цилю. — Это, между прочим, улики по делу.
— Но вы же сами сказали, что они могут опять прийти! Эти люди убийцы, а у меня дети!
Следователь пожал плечами, заявил, что на все есть порядок и процедура, и ушел. Циля рыдала. Тетя Рая решила увести ее: немыслимо было оставить испуганную женщину одну в разгромленной квартире. Они бестолково толклись в прихожей, когда из глубины квартиры потянуло холодом и вздохом-стоном донеслось:
— Отдай нам…
— А-а! — Циля пулей вылетела на лестничную клетку, захлопнула дверь, и через пару минут они уже стояли в холле соседской квартиры и смотрели друг на друга круглыми и пустыми от ужаса глазами. Лана переводила растерянный взгляд с одной женщины на другую и повторяла на разные лады:
— Что случилось? Да что такое? Что произошло-то? Что с вами?
Поспать в эту ночь удалось только детям. Лана тревожно дремала, вскидываясь от малейшего шума. Оська в Настиной комнате долго не мог уснуть, все таращился на непривычную обстановку и яркие цветовые пятна — картины и рисунки, в изобилии развешанные на стенах. Циля скорчилась на диване в гостиной и, делая вид, что спит, старалась ворочаться не слишком часто. Тетя Рая мудро не стала выключать свет и телевизор, который бормотал что-то дебильно-жизнерадостное. Сама она прикорнула в кресле-качалке, слом ленная двойной дозой валокордина.
Под утро прилетел Сема и снова всполошил женщин. Они устроились на кухне, и Лана торопливо ваяла на всю компанию омлет с сыром и гренками в качестве раннего завтрака. Циля плакала, вцепившись в мужа. Выслушав ее рассказ, он встревоженно воззрился на тетю Раю, словно сомневаясь в словах жены, но тетушка решительно подтвердила все сказанное.
— Так-таки холодом повеяло? — допытывался Семен, недоверчивый, как все мужчины.
— Вот представь себе! Не ледяным, но сквозняк был.
— И голос?
— Да!
— И откуда был голос?
— Со стороны кухни, — поразмыслив, сказала тетя Рая.
Семен
съел омлет, выпил две чашки кофе, с трудом отцепил от себя рыдающую жену и пошел домой. Циле было страшно, но, когда муж скрылся за поворотом лестницы, она, всхлипнув, рванулась следом. Тетя Рая, испытывая некоторую робость и неловкость за собственное любопытство, пошла за соседями. Они втроем обошли квартиру. Окно на кухне оказалось распахнуто настежь. Если открыть входную дверь, получается сквозняк. Семен высунулся наружу. Но в непогожий день рано утром с одиннадцатого этажа можно увидеть меньше чем ничего. Тогда он вывернул шею и взглянул вверх. Само собой, кроме открытого окна у соседа сверху и края крыши, смотреть было не на что. Но зато Семен вспомнил, что соседей дома нет уже три месяца и потому с чего бы окну быть открытым? Профессор-орнитолог уехал читать лекции в какой-то канадский университет, а его жена отправилась в круиз. Ключи они оставили Семену и Циле, слезно умоляя поливать пышные цветы и кормить экзотических рыбок.Ключей от квартиры профессора на месте — в ключнице — не оказалось. Семен побежал наверх и нашел квартиру открытой. Все вещи были на месте, только окно на кухне распахнуто да грязь на подоконнике.
На этом «следственные действия» зашли в тупик. Семен, как человек порядочный, не мог оставить соседское имущество без присмотра за незапертыми дверями. А потому они с Цилей закрыли двери своего разоренного гнезда и провели время до прихода слесаря в квартире профессора.
Циля еще раз рассказала про события последних дней и полученные записки с требованием отдать им невесть что, которые конфисковал следователь.
Семен вызвал мастеров и поменял замки на двери своей квартиры и квартиры профессора.
Лана не могла принимать деятельное участие в делах соседей, так как близнецы занимали практически все ее время. Но она много думала о случившемся, и ей было очень жаль Цилю. Надо же так попасть из-за старой ведьмы! Хорошо, что Лизу и Настю вовремя услали подальше. Как они там, на солнечных пляжах Греции? И Марк… она вдруг живо представила себе мужа на пляже, и почему-то вокруг было полно девиц, загорающих топлес или в минимальных бикини. Да, наверняка там полно красивых женщин…
Лана сердито уставилась на себя в зеркало. А вот это надо прекратить немедленно! Если начать ревновать и перестать доверять мужу, то дальнейшая жизнь превратится в ад! И Лана твердо сказала себе: я для Марка самая красивая и желанная! Так что не хмуримся и просто скучаем. Как минимум до вечера, потому что вечерами они общаются по скайпу, Марк отдыхом доволен, девочки тоже… Лана решила не рассказывать отдыхающим о неприятностях в семье Лизы. Помочь они не могут, так зачем расстраивать? Она бросила взгляд на часы. Как жаль, что до обусловленного взаимными договоренностями часа сеанса связи еще так много времени.
Вздохнув, Лана пошла в комнату Насти. Погладила сидящего на кровати мишку, собрала разбросанные по полу диски, карандаши, заколки и прочие мелочи.
Стол девочки, как обычно, был завален альбомами и разрозненными листами с рисунками и набросками. Лана перебирала работы дочери, в который раз поражаясь тому, насколько талантлива ее Настя.
Но, увидев очередной рисунок, Лана почувствовала, как испуганно дрогнуло сердце. С листа картона на нее смотрела гадалка Роза. Лана видела ее один раз мельком, но сомнений быть не могло: именно эта женщина окинула ее неприятно-пристальным взглядом, проходя мимо скамейки, где Лана стерегла коляску. Тетя Рая, которая столкнулась с гадалкой у подъезда, сообщила Лане, кто это, и строго-настрого приказала к коляске ведьму не подпускать. И вот рисунок… а гадалки уже нет в живых. Пожалуй, здесь Роза выглядит моложе, чем в жизни, думала Лана, разглядывая художество дочери. Лицо более худое, черты еще не расплылись, губы сжаты. Волосы забраны в высокую прическу, из которой торчит то ли фигурная шпилька, то ли рукоять кинжала. Прорисована колонна шеи, и видно, что от напряжения на ней выступили вены… и ткань одежды сколота брошью. Вроде как половинка солнечного диска в обрамлении чего-то, весьма смахивающего на рога.