Грех межзвездный

Привстал, нажал кнопку «ПУСК» и снова принял рабочее положение. Тут же на стене перед ним проступила увеличенная картинка. А у Мэри очков не было, перед ней маячила одна пустая стенка. В ухе зазвучал голос, читающий текст.

Сначала, как всегда в официальных письмах, на стене явился лик Впередника. А голос произнес:

– Хвала Айзеку Сигмену, вместилищу и источнику истиннизма! Да благословит он нас, своих верных, да расточит на буверняк врагов своих, выучеников Обратника!

Голос умолк, изображение пригасло, чтобы получатель вознес свою собственную молитву. Затем на стене замигало одно-единственное слово «кикимура», и голос продолжил:

– Хэл Ярроу, да веруете вы безраздельно и неуклонно!

В списке свежего пополнения словаря американо-язычного населения Союза имеется слово высшего приоритетного индекса. Это слово «кикимура» (т/ж «какимура», т/ж «кикимора», т/ж «какимо-ра»). Ареал зарождения – департамент Полинезия.

Ареал радиального распространения – американо-язычные группы населения в департаментах Северная Америка, Австралия, Япония и Китай. По неизвестным причинам до сих пор не зарегистрировано в департаменте Южная Америка, хотя он, как вам несомненно известно, непосредственно примыкает к департаменту Северная Америка.

Хэл только хмыкнул, хотя было время, подобные оборотцы приводили его в бешенство. Когда же наконец отправители этих цидулок возьмут в толк, что он не только глубоко-, но и широкообразованный человек? Ну, взять хотя бы это: даже полуграмотные младшеклассники обязаны знать, где находится Южная Америка, поскольку Впередник не раз упоминает об этом материке в «Талмуде Запада», а также в «Истиннизме: мире и времени». Но и то правда, не всяк задрипанный наставничек в школах для неспецов сообразит ткнуть пальцем своим ученикам, где эта Южная Америка находится, даже если ему самому это ведомо.

– Слово «кикимура», – продолжил диктор, – было впервые зарегистрировано на острове Таити. Остров находится в центре департамента Полинезия и заселен выходцами из Австралии, которые колонизовали его после Апокалиптической битвы, В настоящее время на острове расположен военно-космический полигон.

Слово «кикимура» очевидным образом распространяется оттуда, но используется преимущественно в среде неспецов. Исключение составляют спецы, причисленные непосредственно к космосоставу. Что в известной мере отражает связь между распространением слова и тем фактом, что первыми пустили его в обращение, насколько известно, именно трудоустроенные внешней пространственной зоны.

Поступил запрос из правдометотеки на допустимость пользования указанным словом; рекомендовано воздержаться впредь до завершения всестороннего дознания.

Насколько известно на сегодняшний день, указанное слово имеет дериваты: «какимура», т/ж «кикимора», т/ж «какимора». Как самим словом, так и его дериватами обозначается нечто чуждое, явившееся из другого мира; призрачное, устрашающее, причем преимущественно с уничижительным оттенком.

Настоящим всем предписывается срочно приступить к лингвистическому дознанию по слову «кикимура» (т/ж «какимура», т/ж «кикимора», т/ж «какимора») в соответствии с методическими указаниями No СТАНДАРТЛИНГ-476 и вести эту тему вплоть до получения указаний высшего приоритетного индекса. Независимо от обстоятельств – ваш ответ строго обязателен в срок до 12 изобильника 550 г.

Хэл прокатал остальные письма. Там были поручения еще на три слова, но, к счастью, с приоритетными индексами второй и третьей очередности, так что не предстоял подвиг заниматься всеми четырьмя зараз.

Выходит, завтра с утра надо будет доложиться Ольвегссену и тут же уматывать. Стало быть, шмотки распаковывать ни к чему, ехать придется, в чем был, даже насчет чистки не светит.

Не то чтобы неохота ехать. Просто устал, просто хоть на пару дней расслабиться бы перед новой поездкой.

«Расслабиться?» – спросил он сам себя, снимая очки и украдкой глянув на Мэри.

А та как раз встала со стула и выключила трехмерку. И захлопотала в стенном шкафу. Ему пижаму на ночь ищет, себе рубашку. И не счесть, в который это уже раз на сон грядущий стало нехорошо в желудке.

Мэри обернулась и увидела, какое у него сделалось лицо.

– Что еще? – спросила она.

– Так. Ничего.

Она пересекла комнату (топ-топ-топ-топ, и все; поневоле вспомнишь, какой простор для ходьбы в заповеднике). Подала мятую пижаму и сказала:

– По-моему, Олаф так и не сунул ее в чистку. Хотя он тут ни при чем. Деионизатор не работает. Олаф оставил записку, что вызвал техника. Но сам знаешь, как они тянут с починкой.

– Было бы время – сам починил бы, – сказал он. И понюхал пижаму. – Сигмен великий! Это же сколько у нас чистка не работает?

– С твоего отъезда, – сказала она.

– Ну, и пот вонючий у этого Олафа! – сказал он. – Будто он постоянно насмерть запуган. И не диво. Старикан Ольвегссен меня стращает так, что ого-го!

Мэри залилась краской.

– Только и знаю, что молюсь, чтобы ты перестал говорить непристойности, – сказала она. – Когда ты наконец оставишь эту привычку и поймешь, что впадаешь в антиистиннизм? Разве не знаешь, что…

– Знаю, – даже не дослушал он. – Каждый раз, когда я произношу имя Впередника всуе, я тем самым чуть оттягиваю благой Конец времен. Ну, и что?

Мэри попятилась, так громко он это сказал, да еще с издевочкой.

– Как то есть «ну, и что»? – ушам не веря, отозвалась она. – Хэл, но ты же не взаправду…

– Ясно, что не взаправду, – сказал он со вздохом. – Конечно, не взаправду. Разве можно? Просто ум за разум заходит от твоих постоянных упреков.

– Впередник говорил: «Не проходи мимо. Непременно укажи брату своему на его антиистиннизм».

– Я тебе не брат. Я тебе муж, – сказал он. – Хоть уже миллион раз и нынче все отдал бы, только бы перестать им быть!

И где та назидательность, где неприступность? Глаза у Мэри налились слезами, губы задрожали, подбородок затрясся.

– Ради Сигмена! – сказал он. – Только не реви.

– А что же мне остается делать, если мой собственный муж, плоть моя, кровь моя, соединенная со мной Госуцерквством истиннизма, осыпает меня проклятиями? Меня, ни в чем не повинную!

– Ни в чем. Кроме того, что норовишь подставить меня АХ'у при каждом перепавшем случае, – сказал он, отвернулся и взялся за расстановку откидной кровати.

– Наверняка все постельное белье провоняло Олафом и его бабищей жирной, – сказал он.

Подхватил простыню, нюхнул и чуть на стену не полез. Сорвал простыни, сорвал наволочки, швырнул на пол. И свою пижаму следом.