Грешный ангел

Форбс насмешливо улыбнулся.

– Ангел, Ангел… как я мечтал услышать это!

– Не пренебрегай удачей, Форбс, – шепнула она, – я готова вернуться сюда и стать «шарманкой» вместо Кэтти.

Брови Форбса взлетели так высоко, что почти исчезли под прядью волос, упавшей на лоб.

– Ты и впрямь решила, что я рехнулся, Ангел! Неужели ты думаешь, что мне нужны неприятности?

Бонни невинно улыбнулась.

– Каких неприятностей ты ждешь, Даррент? – спросила она.

Форбс иронически посмотрел на нее, повернулся на каблуках и направился в бар. Бонни пошла за ним и увидела, что он, обойдя новую стойку, взял бутылочку чистейшего шотландского виски.

– Будь все проклято, Бонни! – отрезал он. – Не считаешь ли ты меня простаком? Я знаю, куда ты клонишь, так что избавь меня от этого.

Бонни подавила улыбку. Много лет назад, еще в Лоскутном городке, она могла, строя глазки Форбсу, очаровывать его до того, что он готов был подарить ей все, начиная от карандашей и кончая дешевыми сладостями. Сейчас она делает то же самое, и, как ни странно, это все еще срабатывает. Она склонилась над стойкой.

– Ты боишься Элая, да?

– Клянусь Богом, конечно, боюсь, если это связано с тобой! – взорвался Форбс, резко поставив бутылку. Откупорив ее, он наполнил стакан. – Не знаю, что за дьявольщина творится с вами. Возможно, Элай очарован женскими талантами Эрлины Кэлб, а может и нет… но я не стану помогать тебе мстить ему.

– Подумай о деньгах, которые ты получишь, если я вернусь сюда.

Форбс нахмурился и налил себе двойную дозу шотландского.

– Я зарабатываю гораздо больше как управляющий заводом. Мне неохота вновь оказаться за воротами – с меня хватило и первого опыта, заметь это, дражайшая.

– Элай никогда не выгонит тебя за это, – сказала Бонни. – Пора бы тебе понять, что мой муж не смешивает личную жизнь с деловой.

– Взгляни на это, – Форбс указал на маленький шрам под правым глазом, – это свидетельствует о другом.

– По-моему, это прибавило тебе очарования: шрамы придают мужчине значительный вид, а это всегда нравится женщинам, – серьезно заметила Бонни. Протянув руку, она коснулась шрама кончиком пальца. – Я хочу танцевать, Форбс, пожалуйста!

Форбс задумчиво тянул виски.

– Готов признать, что потерял многих клиентов с тех пор, как ты ушла, но ты явно заблуждаешься, думая, что Элай Мак Катчен закроет на это глаза и позволит своей жене танцевать в «Медном Ястребе». Это взбесит его.

– Может быть.

Форбс прислонился к стене бара и мрачно спросил:

– Зачем это тебе, Бонни? Ты что, устала от жизни?

Бонни вздохнула.

– Ты прав, я хочу отомстить. Нет смысла отрицать это.

Форбс наслаждался тем, что угадал правду.

– Хорошо, Ангел, будь по-твоему! Но предупреждаю: когда Элай Мак Катчен разнесет эти двери, я и пальцем не шевельну, чтобы защитить тебя. Более того, я заставлю тебя оплатить причиненный ущерб.

– Как насчет Кэтти? Она слишком молода, чтобы работать здесь.

Форбс что-то обдумывал.

– Она прекрасная девочка, Бонни, и могла бы привлечь не меньше клиентов, чем ты.

Бонни выложила главный козырь.

– Как ты думаешь, что скажет Элизабет, когда я расскажу ей грязную историю о том, как ты ради прибыли пользуешься невинными девочками?

Форбс побледнел.

– Но, – весело продолжала Бонни, – один добрый поступок, возможно, склонит мисс Симмонс закрыть глаза на некоторые твои… недостатки.

– Эту женщину не поколеблет ничто: разве только я спалю это заведение и построю на пепелище пристанище для влюбленных, – пробормотал Форбс.

– Ты действительно любишь Элизабет, Форбс?

Ей показалось, что Форбс хочет уйти, но он, тяжело вздохнув, ответил:

– Да, это удивительно, поскольку так много лет я любил тебя.

Бонни пропустила это мимо ушей.

– Так что же ты собираешься делать?

Форбс выглядел таким несчастным, что Бонни стало жаль его.

– Надеюсь, что все обойдется, – сказал он.

– Может, и нет, – заметила Бонни.

Время признаний миновало. Форбс насмешливо улыбнулся и поднял стакан.

– За тебя, Ангел! Возможно, когда-нибудь, ты будешь рассказывать внукам захватывающую историю о своем возвращении в «Медный Ястреб».

Бонни кивнула.

– Надеюсь, и у тебя будут внуки, – ответила она и повернулась к выходу.

– Подожди минуту, Бонни.

Она остановилась.

– Твои наряды пострадали от наводнения. Поднимись наверх и посмотри, нельзя ли приспособить что-нибудь из того, что предназначалось для Кэтти.

Бонни кивнула.

– Могу ли я сказать Кэтти, что ты хочешь видеть ее?

– Клянусь адом, нет, – ответил Форбс, и бутылка звякнула о стакан, – скажи ей, чтобы отправлялась домой и вышивала кухонные полотенца для своего приданого.

Улыбнувшись, Бонни взглянула на своего вечного врага.

– Спасибо, Форбс!

Форбс осушил стакан.

– Всегда к твоим услугам, Ангел, всегда!

Элай сидел полураздетый на крыше, под ярким солнцем, загоняя молотком гвозди на место. Для этой работы совсем не требовались такие яростные усилия. Он промахнулся, ударил палец и выругался.

В этот момент над выступом крыши появилась голова Сэта, его темные бакенбарды топорщились.

Элай тер ушибленный палец.

– Надеюсь, ты явился сюда не затем, чтобы выразить восхищение моей глупостью?

Сэт осторожно цеплялся за перекладины лестницы, пока не влез на крышу. Он вспотел в своем шерстяном костюме и оттянул воротничок рубашки.

– Согласен, что твоя глупость поистине неисчерпаема, – сказал он, с трудом удерживаясь на ногах.

У Сэта был вид альпиниста, покорившего вершину, и Элай рассмеялся бы, если бы у него не так болел палец.

– Так ты карабкался сюда, рискуя жизнью, чтобы сообщить мне о моей глупости?

Сэт, видимо, наслаждался своим мужеством: он расстегнул пиджак и засунул пальцы в карманы жилета. Его жесткие волосы не мог разметать даже ветер.

– Я уже высказал тебе свое мнение об этом. – Найдя точку опоры, Сэт отважился продолжить разговор. – Я взобрался сюда, чтобы сообщить тебе: лидеры Союза требуют встречи с тобой немедленно. Оставь в покое своей палец.

– Они хотят немедленно встретиться со мной? – уныло пробормотал Элай. – Ты не думаешь, что эти козлы удалятся на более плодородные пастбища?