Грибификация: Легенды Ледовласого

— Здрасти, — хрипло произнес Цветметов.

— И тебе не хворать.

— Что же вы мне не сказали? Почему?

Камарильин молчал. Цветметов стыдливо потупился, но несколько секунд спустя неуверенно продолжил:

— Что же вы мне не сказали, что бабка померла? Я вот и похороны пропустил. Узнал случайно, только что...

— Ты зачем приперся, Цветметов?

Цветметов ошарашено посмотрел на Камарильина, потом попытался заглянуть Камарильину за плечо в бабкину квартиру. Однако ничего не вышло, Камарильин был выше Цветметова на целую голову и вдвое шире в плечах, так что полностью закрывал обзор.

— Мы же родня все-таки, — неопределенно заявил Цветметов, — Мы с бабкой. И с тобой тоже. И ты с бабкой тоже.

— Да-да, все мы родня, я в курсе. Ладно, заходи. Но в квартире ничего не трогать, ясно?

Цветметов, воровато озираясь, вошел в квартиру, Камарильин закрыл за ним дверь.

Присутствие Цветметова затрудняло осмотр, теперь придется одним глазом оценивать бабкино имущество, а вторым — следить за Цветметовым, чтобы ничего не спер.

Камарильин и сам не знал, зачем он вообще впустил Цветметова в квартиру. Вероятно, дело было в извечной жалости русской интеллигенции к убогим. Можно конечно было спустить Цветметова с лестницы или просто послать его и не пускать в квартиру, но Достоевский бы не одобрил такого отношения к маргиналам, а Камарильин больше всего на свете любил соотносить свою жизнь и поступки с поучениями классиков русской литературы.

— Пошли на кухню.

Цветметов покорно прошел на кухню и робко уселся на трехногий табурет.

На подоконнике в деревянных кадках росло нечто типа осоки, на протянувшейся через всю кухню веревке сушилось покрытое желтыми пятнами нижнее белье и вязаные чулки бабки вперемешку с головками чеснока и какими-то целебными травами, видимо собранными еще прошлым летом.

Несмотря на сделанную нанятой соседкой уборку, в мойке до сих пор лежали грязные тарелки, свидетели последней трапезы бабки. Над кухонным шкафом в углу висела пластмассовая радиоточка.

— Надо бы помянуть бабку. А то не по-людски, — робко предложил Цветметов.

— Не пью, — сухо ответил Камарильин.

— Да ты добавь пятерку, а, помянем, все как нужно. А то у меня не хватает, — подтверждая свои слова, Цветметов вынул из кармана треников засаленную пятирублевку.

— Я же сказал: не пью.

Цветметов совсем посерел и погрустнел. Камарильин тем временем осмотрел кухонные шкафчики, он достоверно помнил, что у бабки должны были быть серебряные ложки, но в шкафах попадался один алюминий. То ли бабка хорошо спрятала все серебро, то ли ложки достались управдомше или соседке, мывшей здесь полы. В одном из шкафчиков обнаружились холщовые мешки с рисом и несколько банок бычков в томате.

Неожиданно в дверь снова постучали, на этот раз стук был не робким, а мощным и требовательным. Камарильин и Цветметов тупо уставились друг на друга, как будто стучать мог кто-то из них двоих. Стук повторился.

— Это кто? — испуганно спросил Цветметов

— Без понятия.

Камарильину уже надоели нежданные визитеры, он быстро прошел к дверям и открыл их.

И тут же пожалел об этом. Гость на этот раз выглядел гораздо внушительнее Цветметова. Стоявший на лестничной клетке мужик был в красных трениках, спортивном в тон треникам джемпере и явно заграничных кроссовках. Под джемпером была майка с надписью «Олимпиада — 1980», с объемного пуза посетителя Камарильину улыбался изображенный на майке мишка-атлет. На бычьей шее гостя болталась просверленная гильза на серебряной цепочке. Эта гильза была явным подражанием злодеям-американцам из прошлогоднего фильма «Координаты смерти» о вьетнамской войне, и подобный мрачный символизм совсем не понравился Камарильину.

Жирные пальцы гостя украшали синие татуировки, свидетельствовавшие о пребывании визитера в местах лишения свободы. Стоявший на лестничной клетке мужик был совершенно лыс и выше Камарильина на голову.

Посетитель улыбнулся Камарильину, продемонстрировав золотые зубы:

— Не узнаешь?

— Если честно, нет.

Мужик расхохотался:

— Ну ты, блин, даешь, зема. С тобой вместе на великах гоняли по этим вот дворам, лет десять назад. Я тебе еще как-то колеса проткнул, а ты мамке жаловаться побежал, как последняя крыса.

— Славик? — внутри у Камарильина все похолодело. Узнать в этом жирном мужике худосочного друга детства было затруднительно. Славик тогда был ниже Камарильина, но уже состоял на учете в детской комнате милиции. Самым же паршивым было то, что Славик был ближайшим родственником бабки — он приходился покойной племянником.

— Узнал, сучара, — развеселился племянник Славик, — А ты, я слыхал, теперь большой человек, журналист!

— Я писатель, — обиделся Камарильин.

— Да знаю я, в газеты хуячишь, да?

— А откуда ты знаешь?

— Обижаешь, братан. Я справки о тебе навел. Усек?

Не дожидаясь ответа, Славик бросился жать Камарильину руку. Лапа у Славика была потной, а рукопожатие крепким. Больше всего Камарильина насторожило то, что Славик по его словам «навел справки». Славик дружески похлопал Камарильина по плечу, в процессе этого действия отодвинул его в сторону с дороги и по-хозяйски прошел в квартиру. Однако уже в коридоре он столкнулся с Цветметовым:

— Оппаньки. А это что за кент?

— Здрасте, — неопределенно поприветствовал гостя Цветметов.

Но Славик уже жал Цветметову руку.

— Я Славик, племянник покойной. А ты че за хер с горы?

— Я Цветметов. Послушайте, Владислав...

— Я вообще-то Вячеслав, братан.

— Вячеслав, я очень рад знакомству. Послушайте, вы же племянник, вы должны понять, надо бы помянуть усопшую, по-русски, как положено...

— Да о чем базар, братка? Держи, только давай быстрее, одна нога здесь — другая там, а мы пока с корешем перетрем, — Славик деловито вынул из кошелька две пятирублевки и протянул их Цветметову. Цветметов жадно схватил деньги и тут же выбежал из квартиры.

«Перетирать с корешем» Камарильину совсем не хотелось, но и уйти, бросив на растерзание родни бабкину квартиру, он не мог.

Славик, оставив входную дверь открытой, прошел в комнату и по-деловому осмотрелся. Взгляд племянника упал на прямоугольное пятно среди пыли на тумбочке.

— Ебать мой хуй, а где же телик?

— Управдом забрала.

— Ну ты даешь, зема. У тебя под носом крысятничают, а ты стоишь еблом щелкаешь. Где сейчас эта сука?

— Дома она, наверное. Дверь напротив.

— Погнали. Ща предъяву киданем. — Славик решительно вышел из квартиры на лестницу и застучал в дверь управдомши. Камарильин поплелся за ним.

В квартире управдомши залился лаем Суслов, через несколько секунд хозяйка опасливо приоткрыла дверь. Первое что сделал Славик — всунул в щель приоткрытой двери ногу, отрезав таким образом управдому путь к отступлению. Управдомша попыталась закрыться, но было уже поздно.

— День добрый, мать. Где телик? — сразу же перешел к делу Славик.

Управдомша, шокированная подобной наглостью, не нашлась что ответить, она просто тянула на себя дверь, как будто не замечая мешавшей ноги Славика. За спиной управдома бесновался, заходясь лаем, Суслов.