Грибификация: Легенды Ледовласого
Шрифт:
“Бухарин-11”
Профессор Топтыгин шел по коридору больницы, провонявшему составом 202.
Топтыгину был хорошо знаком этот аромат, ведь состав 202 был в свое время разработан при непосредственном участии профессора. Этот запах ни с чем не спутаешь, аромат состава 202 содержал в себе нотки хвои, дерьма и тройного одеколона, хотя ничего из этого, разумеется, не использовалось при изготовлении состава. Вонь крепко пропитала весь первый этаж больницы и самого Топтыгина.
Профессор не спал с тех самых пор, как его разбудил звонком полковник КГБ Квасодуб. От усталости у Топтыгина слипались глаза, а сознание
Топтыгин был создателем и отцом состава 202, но в СССР творение не принадлежит творцу. Любое изобретение в Советском Союзе отбирают у создателя, и отдают великому советскому народу, чтобы им мог воспользоваться каждый гражданин.
На практике применительно к данному конкретному случаю это означало, что ингредиенты, технологии и лаборатории для приготовления состава 202 были только у КГБ. И сегодня, чтобы получить девяносто флаконов состава, Топтыгин был вынужден девяносто раз расписаться в бумагах, за каждый флакон отдельно. Профессор отвечал своей головой за каждый полученный флакон, и подобная строгость спецслужб была неудивительна.
Дело в том, что состав 202 был единственным антидотом от кукурузки, уникальным противоядием, способным излечить поражающий эффект ВТА-83 на ранних стадиях заражения. Именно поэтому госбезопасность так переживала и сопровождала процесс выдачи флаконов громадной, даже по советским меркам, бюрократией.
ВТА-83 было мощнейшим оружием Советского Союза, и американская разведка заплатила бы миллиарды долларов даже за одну чайную ложку, даже за каплю состава 202. Поэтому Топтыгин отлично понимал, почему ящик с флаконами ему привезли сегодня на военном вертолете, под охраной целого авиазвена, и почему кроме летчиков ящик сопровождали еще тридцать хмурых мужиков в штатском.
Впрочем, будучи отцом этого уникального лекарства, профессор знал, что состав 202 — не панацея. Состав мог спасти жизнь пораженного ВТА-83 лишь на самых ранних стадиях заражения. Когда на коже проступила кровь, когда лопнули сосуды в глазах, или когда пораженного начало рвать кровью, помочь не могло уже ничего, даже состав 202. Все эти признаки свидетельствовали о том, что кукурузка успела пропитать внутренние органы человека, и в этом случае спасения не было.
На второй стадии поражения можно было лишь поддерживать жизнь больного в течении пары суток, усугубляя тем самым страдания пораженного и наблюдая, как с жертвы кукурузки сходит пластами кожа, обнажая мясо, как гниют и разлагаются под воздействием ВТА-83 внутренние органы и кости. Это было глупостью, жестокостью и изуверством, гораздо логичнее и гуманнее было бы просто пристрелить пораженных кукурузкой. Но никто не давал советским врачам, одним из которых был Топтыгин, права убивать больных, и профессор был вынужден весь сегодняшний день провести среди орущих от боли кусков кровавого мяса, которыми была заполнена городская больница.
Но Топтыгин знал, куда и зачем он ехал. Он понял, с чем столкнется, как только услышал от полковника Квасодуба страшные слова «Бухарин-11» и «чрезвычайное происшествие». Профессор был привычен к смерти, человеческим страданиям и работе на пределе собственных сил, в конце концов, все эти факторы были непосредственной составляющей его профессии.
Топтыгина волновало другое — он ошибся. Зона поражения кукурзки составила не три километра, как он предполагал, а чуть больше
пяти. Ужасной и непростительной ошибкой было устанавливать зону оцепления в радиусе пяти километров вокруг НИИ №20, в результате этой ошибки солдаты и офицеры химических войск, дежурившие этой ночью на блокпостах, сейчас в мучениях умирали здесь же, в городской больнице. Вместе с ними умирали и обитатели городка, жившие в пяти километрах от института, где произошла авария.Всего в больнице находилось 9114 человек, пораженных кукурузкой. Тех, кто жил ближе пяти километров к НИИ №20, как и самих сотрудников двадцатки, работавших в эту ночь, здесь не было. Все они так и остались в оцепленной по указанию Топтыгина зоне, куда ходить пока что было нельзя. Но в их смерти не было вины профессора, помочь этим людям было уже нельзя. Топтыгин был совершенно уверен, что все они погибли в течении получаса непосредственно после аварии, большинство жителей этой части городка наверняка не успело даже встать с постелей.
Но ответственность за гибель нескольких десятков бойцов химических войск нес лично Топтыгин, и еще прибывший в городок на несколько часов раньше профессор Шейка, тоже не сумевший верно оценить ситуацию. Это сильно давило на и без того изможденного Топтыгина.
Как и всякий русский интеллигент, профессор, проявлявший обычно исключительную стойкость, был совершенно беззащитен перед собственной совестью. Но одного человека Топтыгин все же смог спасти. Точнее, он надеялся, что сможет, надежда еще была. Топтыгин всегда был реалистом, он отлично понимал, что из 9114 зараженных в этой больнице выжить, если профессор постарается, сможет только один. Но когда речь идет о поражении ВТА-83, даже один выживший из десяти тысяч — хороший результат.
Именно ради этого человека Топтыгин ездил сегодня на аэродром и получал состав 202. У этого пораженного, единственного во всей больнице и во всем городке, была не вторая и не третья стадии заражения кукурузкой, а первая.
Таинственный человек с первой стадией поражения вышел сегодня ранним утром из оцепленной зоны. Человек плакал и кричал на непонятном языке, он был весь измазан осевшей кукурузкой, кожа у него покраснела, но кровотечения еще не было. В руках у человека был автомат, он был в костюме ОЗК, но без противогаза. Именно поэтому он и смог выжить в зараженной зоне, по крайней мере, это был один из важных факторов.
Топтыгину было известно, что кукурузка специально спроектирована таким образом, чтобы за пару минут выжигать фильтр противогаза, и после этого в герметичном пространстве противогаза травить человека, вызывая необратимый некроз легких. Человек в противогазе фильтрующего типа умирал от легочной формы поражения ВТА-83 за десять минут. Изолирующие противогазы в свою очередь спасали от легочной формы поражения, но не предотвращали полностью заражение кожно-нарывного типа, как и любые костюмы химзащиты.
Другим фактором, благодаря которому вышедший из оцепленной зоны человек отделался лишь первой стадией поражения, было то, что он не присутствовал в зараженной зоне в первые полчаса после аварии. Но все это Топтыгин узнал уже позднее.
Ему рассказали, что когда с человека сняли ОЗК, выяснилось, что он в форме рядового военно-воздушных сил. Это было странным, поскольку никаких летчиков в зараженную зону, естественно, никто не посылал. Сам рядовой также ничего не мог объяснить, он говорил на никому не известном языке, русского не понимал совсем, и только плакал и повторял «крийгды-плывриз».