Грибификация: Легенды Ледовласого

— Высоко, — сказал себе самому Хрулеев, — Не достать.

Он снова взглянул в бинокль на ордынца и понял, что у них, пожалуй, есть еще минутка жизни. Толстяка рвало, он блевал, свесившись за борт телеги. Это было неудивительно, не столь жирный человек вообще бы вероятно умер от выпитой практически залпом бутылки водки. Хрулеев не знал, нужно ли будет ордынцу восполнять количество водки в организме после проблева, чтобы вновь получить возможность стрелять из Гипералкалоида. В любом случае, пара минут у них еще есть. Нужно действовать.

Хрулеев тщательно прицелился и выстрелом из макарова перебил ремень висевшей на сосне винтовки. СВДС упала на землю.

— Бери, — сказал Хрулеев анархисту, — Бери, не спорь. Если убить жирдяя — погибнет он один. А если не убить — как минимум трое нас, и еще те люди, которые стреляют в этого толстяка из автоматов. Что говорит твоя анархистская совесть по этому поводу? Что лучше — смерть одного, или смерть троих?

— Да похуй смерть скольких, — бодро заявил анархист, — Главное, что я в этом говне участвовать не буду. Тут вопрос личности, а не утилитаризма. Это вы, вояки, любите дохлых считать, и оправдывать их количеством свои войнушки. Типа, чтобы предотвратить смерть миллиардов, я был вынужден убить пару тыщ. Не, брат, я такой арифметикой заниматься не буду.

— Просто придержи винтовку. Я сам прицелюсь и нажму на спуск.

— И не подумаю...

— А ты забыл, что я отморозок? — мрачно осведомился Хрулеев.

— Как же, помню. Это разве забудешь. Ну давай, Хрулеев, можешь продемонстрировать мне свою отмороженность. Демонстрируй мне ее полностью. Только я ствол не возьму. И стрелять не буду. Без обид.

Ордынец тем временем проблевался, тут же достал из мешка бутылку водки и влил в себя половину прямо из горлышка. Приведя таким образом себя в пригодное к использованию Гипералкалоида состояние, толстяк нетвердо взялся за аппарат.

— Я дочку искал, — сказал неизвестно кому Хрулеев.

Хрулеев: Хой!

11 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев смотрел в бинокль на несущего ему быструю смерть ордынца. Тот уже положил руку на рычажок активации Гипералкалоида.

Выстрел вдруг грянул совсем рядом, над ухом у Хрулеева. Отстрелянная гильза ударила его по ноге. Ордынец дернулся, а потом обмяк и тяжелым кулем упал с повозки на землю.

— Многие умирают слишком поздно, а иные — слишком рано. Пока еще странным покажется учение: «Умри вовремя!»*, — глухо сказала Люба, опуская СВДС, — Но конкретно этот толстяк умер вполне вовремя. Ой... Что это я такое говорю?

Хрулеев отнял от глаз бинокль только когда убедился, что толстый ордынец действительно мертв.

Люба стояла рядом, ее лицо было все замотано кровавыми бинтами, но рот и нос анархист ей оставил свободными. Оба ее глаза действительно, как и сказал анархист, были на месте. Грудь девушки была перевязана пропитавшимися кровью бинтами. Люба была похожа на бутафорского зомби из американских фильмов ужасов, вот только кровь на ее ранах, в отличие от фильмов, была настоящей. Любу пошатывало.

— Хочу водки, — заявила девушка, — Ой... Что я опять несу?

— Хочет водки, цитирует Ницше и живая, и кровотечение остановилось. Значит сработало, — сказал Хрулеев.

— Что сработало? — спросила Люба, — Вы что...? Вы вкололи мне это дерьмо? Сушеные мозги Президента?

— Ну это же препарат последнего шанса. А ты выглядела как уже давно потерявшая все последние шансы, — пожал плечами Хрулеев.

— Ага, это Хрулеев тебя спас, — заявил анархист, — Он тут рыдал над твоим бездыханным телом. Еще сказал, что как только ты очнешься — он сразу же сделает тебе предложение. А потом вколол тебе вяленые мозги Президента и оживил принцессу поцелуем. Классика.

Люба быстро себя осмотрела и снова пошатнулась:

— Башка кружится... А кто меня перевязывал? Ты на мою грудь смотрел, животное? Или даже трогал?

— Да груди у тебя сейчас не особо красивы, если честно, — признался анархист, — У тебя там в основном мясцо торчит и все в крови. Я все же предпочитаю целые женские груди, хотя...

— Шнайдер! Его надо предупредить, — закричал Хрулеев, снова приложив к глазам бинокль.

Шнайдер действительно вылез из оставшегося на той стороне поля леса и теперь бежал к Гипералкалоиду. Залегшие в лесу ордынцы вяло пытались подстрелить командира полностью уничтоженной группы «Центр».

— О чем предупредить? — не въехала Люба.

— Гипералкалоид, ну. Если за него возьмется трезвый человек — аппарат самоуничтожится и накроет взрывом все вокруг в радиусе километра. А Шнайдер вероятно этого не знает...

Шнайдер тем временем уже подбежал к повозке, определенно желая завладеть супероржием.

— Предупредить не успеем. Он слишком далеко и по нему стреляют, кричать ему бесполезно. Я его убью, — сказала Люба.

Она выстрелила, но промахнулась. Шнайдер резким движением запрыгнул на повозку.

— Все. Ложись.

Хрулеев повалился на землю и закричал от боли в раскуроченной руке. Люба успела выстрелить еще раз, и тоже бросилась на землю.

Судя по оглушительному высаживающему барабанные перепонки взбульку и волне тепла, окатившей голову и спину Хрулеева, Люба опять промахнулась.

Но и на этот раз Хрулеев переоценил мощь супероружия Президента. Гипералкалоид действительно взорвался, но плазменный взрыв накрыл гораздо меньше километра, не затронув лес по краям поля.

Хрулеев кое-как поднялся на ноги и встряхнул головой, пытаясь прогнать заложенность ушей.

Картофельное поле превратилось в огромный гладкий зеркальный кусок стекла, на нем теперь можно было кататься на коньках. Не осталось ни следа повозки, Гипералкалоида или Шнайдера. Трупы, раненые и мешки с картошкой тоже исчезли.

— Тут больше картоха не вырастет. Так Герману и передай, Люба, — сказал анархист, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

— Сам передашь, — мрачно произнесла Люба, застегивая наконец камуфляжную куртку и закрывая раненую и забинтованную грудь.

Блестящее зеркало поля притягивало взгляд. Оно казалось чудесным образом замороженным в начале октября озером. Оторваться от зрелища было тяжело, как будто смотришь на бриллиант.

Люба подобрала с земли свой окровавленный наградной нож.

— Верни мне пистолет, — приказала она Хрулееву.

Хрулеев нагнулся за макаровым, но в этот момент различил в лесу какое-то движение.

В следующее мгновение из-за сосны вышел оборванный мальчик лет семи, в руках он держал какой-то самодельный самострел, спаянный из кусков труб. Мальчик стоял в метре от анархиста.