Гром среди ясного неба

Пораженный упорством герцогини, капитан приказал своим солдатам привести из конюшни ее лошадь и лично помог Марианне сесть в седло, после чего под развевающимися стягами и сопровождаемая звуками фанфар процессия выехала за ворота замками.

Слушая рассказ отца, я чувствовала искреннее восхищение мужеством юной женщины. И если святые на небесах все еще оберегают ее, возможно, история Марианны будет иметь гораздо более счастливый конец, нежели история несчастной графини, чье место она заняла.

Тем временем мы ехали дальше, и я сосредоточила мысли на собственной ситуации. В отличие от других я должна была благодарить бога за мою мягкую постель в передней части повозки, на которой я могла вытянуться в полный рост. Остальные подмастерья сидели плечом к плечу, путешествуя в гораздо более стесненных условиях, нежели я. Впрочем, им следует отдать должное — никто не ныл и не жаловался. Если раньше, по пути в Понтальбу скоротать время помогали смешные истории и загадки, то во время обратной дороги их не было слышно. Каждый сидел, погруженный в собственные думы.

Лишь раз, ни к кому конкретно не обращаясь, Бернардо выпрямил спину и сказал:

— Ненавижу Тито! Никогда его не прощу.

Сказав эти слова, он вновь весь поник и уперся подбородком в колени. Я заметила в его глазах слезы. Бернардо поводил глазами, как будто высматривал несогласных. Мы все с сочувствием посмотрели на него. Ни для кого не было секретом, что Бернардо боготворил старшего товарища. В некотором смысле, после того, что произошло, мы все как один ощущали себя жертвами предательства.

Впрочем, наши мысли занимал не один только Тито. Хотя я все еще считалась больной, все равно мне время от времени хотелось привстать, чтобы взглянуть, едут ли следом за нами в наемной повозке Ребекка и ее дочь. Похоже, что Витторио тоже высматривал их, потому взгляд его был устремлен назад, на удаляющийся пейзаж за нашими спинами. Я знала, что ему не дает покоя мысль о Новелле. Как жаль, что накануне он был вынужден следить за моим состоянием, вместо того, чтобы помогать девушке в поисках матери.

Утро постепенно перешло в день, а обе женщины так и не объявились. К этому времени я уже сидела вместе с другими подмастерьями, так как чувствовала себя гораздо лучше, а все благодаря вину с травами, которое я выпила рано утром, а также нескольким часам сна. Печать тревоги на лице Витторио сменилась выражением отрешенности, из чего я сделала вывод, что он наверняка отчаялся снова увидеть Новеллу. Чтобы как-то его поддержать, я даже поменялась местами с Бернардо, чтобы только сесть с ним рядом.

— Вот увидишь, Новелла и ее мать просто ушли вперед, — прошептала я ему. — Когда началась стычка, Ребекке наверняка удалось проскользнуть мимо стражи на повозке. Опасаясь за дочь, она захватила Новеллу с собой. Не исключено, что они уже почти добрались до Милана, и когда мы туда придем, Новелла будет ждать тебя у ворот замка.

— Хотелось бы надеяться, — пробормотал в ответ Витторио, и лицо его погрустнело еще больше. — Не знаю, что я сделаю, если потеряю ее навсегда.

Поняв, что любые мои дальнейшие попытки утешить его бесполезны, я оставила его в покое наедине с его мыслями и сама погрузилась в молчание. С меня хватало и своих собственных забот, чтобы думать о какой-то там прачке.

Весь предыдущий вечер я ждала, что мастер придет навестить меня, пока я лежала на своей подстилке на дне повозке. Меня до сих пор мучило раскаяние по поводу того, что по моей вине сломалась его летательная машина. Господи, как мне хотелось попросить у него прощения, чтобы он больше не сердился на меня! Но пока мой отец оставался рядом со мной, а меня время от времени приходили проведать другие подмастерья, Леонардо так и не появился. Когда я, наконец, не выдержала и поделилась своими тревогами с отцом, тот попытался меня успокоить.

— Синьор Леонардо справлялся о твоем здоровье, когда мы с ним виделись за завтраком, — сказал отец. — Но у него полно забот с другими подмастерьями, и он просто не хочет попусту тебя тревожить, пока ты идешь на поправку. Наберись терпения, вскоре ты снова его увидишь.

Отец также упомянул и другие вещи, которые не замедлили наполнить мое сердце тревогой. От наших повозок мне был хорошо виден внутренний бивуак, который устроили солдаты под руководством капитана. Они развели костры и теперь готовили себе на них пищу. Для Марианны они возвели небольшой шатер. Я видел Леонардо в ее обществе — как он услужливо наклонялся к ней, когда она что-то ему говорила. Интересно, а что собственно она ему говорит? На этот вопрос ответа у меня не было, и тем не менее, при виде их вдвоем мое сердце пронзила стрела ревности, и это при том, что я всей душой уважала обоих.

Этим утром я вновь видела мастера, незадолго до того, как мы выехали из узкой полоски леса, окаймлявшего владения герцога Понтальба. И вновь мне не удалось с ним поговорить. Пока солдаты и повозки становились в строй, Леонардо один вернулся к обломкам летательной машины. С небольшого расстояния разбившаяся машина напоминала пронзенного стрелой и рухнувшего с неба сокола. Крылья сломаны, тело расколото надвое — машина лежала на том же самом месте, где накануне совершила — увы, неудачно — свою посадку я.

У Леонардо с собой был факел, который он на скорую руку соорудил из палки, намотав на нее смоченную в масле тряпицу. Мы подмастерья наблюдали за ним в почтительном молчании из-за ближайших деревьев. Леонардо по очереди прикоснулся факелом сначала к одному, затем к другому крылу. Холст, которым те были обтянуты, вспыхнул моментально. Затем огонь распространился и на деревянную конструкцию. Леонардо тем временем поднес факел к корпусу, и в считанные мгновения вся машина была объята пламенем. Убедившись, что огонь не погаснет, Леонардо бросил факел в этот погребальный костер. Не прошло и нескольких минут, как славное творение его рук превратилось в груду тлеющих тряпок и головешек.

У меня было такое ощущение, будто я стала свидетельницей похорон. Прихрамывая, я печально побрела вместе со всеми назад к повозкам. Как и я, мои товарищи все как один были погружены в скорбное молчание. К тому времени солдаты уже снова сели в седло и встали строем на тропе, что вела дальше в лес. Наши пожитки тоже уже были собраны, и нам оставалось лишь одно — рассесться по своим повозкам и снова отправиться в путь.

— Ее еще можно было починить, — задумчиво произнес Томмазо, когда мы дошли до нашей повозки. Затем, как будто отвечая на мучивший нас всех вопрос, добавил. — И зачем только он это сделал?