Громкий шепот

Я выдерживаю паузу и повышаю голос:

– Сейчас я пришла, будто с недели моды. Уверенная и наполненная желанием взять жизнь за яйца. Но опять же не вписалась в ваше видение мира. Ведь для вас я красивая женщина, которая по какой-то неимоверной причине имела право отказать своему мужу. Провоцировала его. – Мое лицо приближается к ней еще на дюйм. – Но знаете что? Идите к черту! Мне нужен детектив мужского пола. Потому что пока женщина осуждает женщину, мне плевать на ваш доблестный феминизм.

В кабинете тише, чем на кладбище. Я поправляю ручки на ее столе, пока детектив открывает и закрывает рот в немом возмущении. Затем я отряхиваю юбку от невидимой пыли. Сажусь на свое место и закидываю ногу на ногу.

– Пригласите человека, который выполняет свою работу, а не завидует моим босоножкам.

Теперь я настолько уверена в себе, что поворачиваю голову к Максу и встречаюсь с его наполненным гордостью взглядом, проникающим до самых костей.

Глава 11 Макс

Нормально ли то, что мне хочется крикнуть: «Вот это моя девочка»?

Нет, ненормально. Это во мне кричит и пытается взять верх семилетний Макс, который с первого взгляда влюбился в рыжеволосую девочку точно так же, как в осень.

Но мне уже не семь лет, и я абсолютно точно не влюблен в нее, просто… помогаю и защищаю ее интересы. Это то, что делают люди моей профессии. Не более.

Ага, тупица, ты же со всеми своими клиентами заключаешь фальшивый брак, не так ли? – отчитывает меня подсознание голосом Нейта.

Это вынужденная мера!

Я наблюдаю за тем, как Валери дает показания. С гордой осанкой и зажатой в руках сумочкой, которой, вероятно, кто-то получит по голове, если еще раз не выслушает ее должным образом.

Без единого моего слова и вмешательства она добилась того, чтобы ее дело вел главный детектив полицейского департамента. У этой женщины яйца больше, чем у Нейта. С собой сравнивать не буду, чтобы не было так грустно.

Почему она раньше не могла так себя вести и вовремя дать отпор, не доводя ситуацию до предела?

Но, возможно, я знаю ответ на этот вопрос. Пока мы не можем дистанцироваться и находимся под влиянием того, кто имеет над нами хоть какую-то власть, наши силы и мысли существуют в параллельном мире.

Скорее всего, это несравнимые вещи, но однажды я такое испытывал. Даже не однажды, а на протяжении почти всей жизни. Брат не давал мне спокойно жить с того дня, как мы поочередно покинули утробу нашей матери. Я до последнего верил, что в нем есть что-то хорошее. Думал, что эта космическая связь близнецов наконец-то начнет работать и мы станем подходить друг другу, как кусочки пазла. Но мы были как вода и масло – абсолютно несовместимыми. Саймон постоянно выталкивал меня на поверхность.

Я даже не чувствовал себя полноценной личностью, пока жил в его тени. И только когда мне удалось вырваться из дома и начать жить собственной жизнью, прилив уверенности нахлынул на меня, как цунами.

Саймон до сих пор пытается быть едкой пилюлей при каждом удобном случае, но я научился давать отпор (наверное) и видеть его истинную натуру. Как говорится, в семье не без урода. Догадайтесь сами, кто есть кто.

Детектив Хадсон властным голосом выдергивает меня из размышлений:

– Валери, я не знаю, почему детектив Милн так себя повела. Ей известно обо всех тонкостях и подводных камнях вашего дела.

Мы начинаем переходить к самому интересному. Сейчас она узнает то, что окончательно снимет пелену с ее глаз. Возможно, после этого меня выгонят из собственного дома, но я не мог сказать Валери, что нарушил примерно сотню законов, прежде чем добыл эту информацию. И ради этой женщины нарушил бы их снова.

– О каких подводных камнях вы говорите? Все же ясно как день, – Валери сводит брови к переносице.

О, дорогая, я тоже так думал.

– Вы знали, что ранее Алекс проживал в США? – монотонно произносит Хадсон.

– Да, – кивает Валери. – Я знала, что он родом из Ньюпорта. У него была неблагополучная семья, поэтому сразу после совершеннолетия он переехал в Англию.

– Все верно, – одобрительно произносит Хадсон. – Но есть один момент. Он переехал не сразу. В девятнадцать лет Алекс женился на Шарлотте Григ, а спустя год брака его жена пропала без вести.

Цвет лица Валери сливается с ее белой юбкой. А внутри меня все разрывается из-за того, что я не мог сообщить ей об этом раньше в более комфортной обстановке. Можно кинуть в меня тысячу обвинений, но Валери нужна эта правда. Больная и грязная. Правда, которую ей скажут не друзья или знакомые, а люди, незаинтересованные в эмоциональной оценке.

Валери прикасается ладонью к своему лбу, но сохраняет стоическое выражение лица.

– Против него были выдвинуты обвинения? – спрашивает она.

– Нет, – горько усмехается детектив. – Против него не было ни одной улики. Все соседи, друзья и знакомые отзывались о нем как о замечательном муже и добром человеке, который даже мухи не обидит. Улик не было, а Шарлотта до сих пор считается пропавшей.

Хадсон опирается предплечьями на стол, сцепляя руки в замок.

– Он сыграл роль убитого горем мужа и именно после этого – цитирую показания его знакомых из Ньюпорта – «переехал в Англию, чтобы начать жизнь с чистого листа».

Валери поднимается на ноги. Ее колени дрожат, а сумочка вот-вот выскользнет из руки.

– Не возражаете, если я на несколько минут отлучусь? – с вежливой улыбкой спрашивает она, словно ей только что не сообщили, что ее бывший муж, вероятно, убил человека. – Где тут уборная?

Детектив кивает в знак согласия и просит одного из сотрудников проводить Валери.

Оставшись один на один, я наконец-то могу перейти в наступление. Я знал, что Валери не нужен рыцарь в сияющих доспехах – это ее только разозлило бы и выбило из равновесия. Поэтому я до последнего сдерживал свое негодование.

– Сегодня же нам нужен запрет на приближение. – Я встаю в полный рост. – Если честно, я не понимаю, почему он до сих пор не был сделан и почему вы работаете так медленно. Патрульная машина должна дежурить около моего дома двадцать четыре часа в сутки. Но каково было мое удивление, когда несколько дней назад я вернулся домой с женой, которую, напоминаю, чуть не убили, и обнаружил только прогуливающихся кошек, а не сотрудников полиции, заинтересованных в поимке преступника!

Я приподнимаю бровь и продолжаю: