Гроза на Шпрее

— Но изучать их действие…

— Изучать, изучать… Каждая фирма, став вашим поставщиком, вместе с ампулами обязана прислать и проспект, в котором будет изложено все, понимаете — все, что касается ее продукции. Способны вы, в конце концов, это понять? Тоже мне Чезаре Борджиа!

Шум голосов прервал эту сцену: неподалеку из барака выскочили курсанты, и маленькая площадка тотчас забурлила, словно на нее хлынул водопад. В одном месте он напоминал водоворот, в другом растекался спокойным плесом, чтобы вновь забурлить, швырнуть на пол тех, кто сцепился в ожесточенной драке.

— Какого черта, что за свалка? — спросил Думбрайт у Домантовича, который приблизился к ним.

— Вывел своих ребят проветриться. Ошалели от техники. Пусть немного подерутся. Двойная польза: усовершенствуют свое мастерство и растратят излишек энергии, ограниченной рамками дисциплины. С тех пор как ребят лишили увольнительных в город, они просто бесятся с тоски.

Думбрайт поднял глаза на Шлитсена.

— Почему прибегли к таким мерам?

— Мы готовимся к ряду ответственнейших акций. Нельзя, чтобы сведения о нашей деятельности просочились за пределы школы. Достаточно одного неосторожного слова, сказанного в припадке пьяной откровенности…

— Что ж, похвально!

— Может, следует подождать и с Дымовым?

— Парню надо прийти в норму после сегодняшнего. Отправьте его с надежным человеком, например, под присмотром Домантовича. И прямо в «Голубой ангел».

Домантович поморщился:

— Не очень приятный спутник. Как по мне, так чересчур уж мрачный и неразговорчивый.

— Тем лучше, что неразговорчивый. Партнершу ему подберите сами, из тех, кого мы держим для специального обслуживания.

— Будет исполнено. Разрешите проверить, пришел ли в себя бедняга после эксперимента?

Меньше всего Шлитсену хотелось отправлять Дымова именно с Домантовичем. Но отклонить его кандидатуру он не решился. Иначе пришлось бы признаться Думбрайту в своих подозрениях, рассказать о загадочном молчании агентов, засланных в Чехословакию и Венгрию, о сомнительном успехе с засылкой агентов в Советский Союз. Рано или поздно об этом, конечно, придется доложить, только упаси боже, не сейчас. Тем более, что все опасения, возможно, беспочвенны.

— Продолжим осмотр, или вы хотите немного отдохнуть?

— Я хотел бы сделать маленький перерыв, чтобы просмотреть весь учебный план.

В кабинете Шлитсена чьи-то руки-невидимки заранее сервировали стол на две персоны. Думбрайт одобрительно поглядел на него.

— Я только сейчас понял, как проголодался. О, вы — внимательный хозяин, — бросил он, потирая руки.

— Обеденное время, — скромно пояснил начальник школы, — и сообразительность фрау Эммы, нашей хозяйки. Она сразу поняла, что сегодня я принимаю особу высокого ранга.

— Тогда первый тост за нее! — Думбрайт бесцеремонно, не ожидая приглашения хозяина, наполнил свой бокал до краев, отмахнулся от содовой, которую подсунул ему Шлитсен. — Неразбавленное виски полирует внутренности, разгоняет кровь, возбуждает волчий аппетит, что я вам сейчас и докажу.

Думбрайт действительно не мог пожаловаться на отсутствие аппетита. Разговор смолк, некоторое время в комнате слышался только звон ножей и вилок. Наконец, когда первый голод был утолен, Думбрайт немного отодвинул от стола свое кресло, откинулся на спинку, далеко вперед вытянул ноги и со смаком стал обрезать кончик сигары.

— Так говорите, Зепп может нам очень пригодиться? — спросил он так, словно разговор оборвался сию минуту.

— Безусловно.

— Тогда вот что: позовите его сюда и оставьте нас минут на пятнадцать одних. Попробую прощупать его один на один, в интимной обстановке.

— Сейчас разыщу. Только предупреждаю: не очень угощайте его. Кажется, и беда-то с ним стряслась из-за того, что напился. Хватит мне хлопот с одним Вороном.

— Кстати, как его дела?

— Совсем скверно, едва ноги таскает. Мы отстранили его от работы. Придет, послоняется и тащится в свое логово.

— Я ведь еще в Испании советовал Нунке избавиться от этого типа! Там его исчезновение прошло бы бесследно. Там на него никто бы не обратил внимания. А теперь, под боком у его бывших английских коллег…

— Докучать нам он будет недолго, — примирительно заметил Шлитсен и направился к двери.

После всего съеденного и выпитого Думбрайта разморило. До чертиков хотелось спать. Чтобы отогнать сон, он взял папку с учебными планами, оставленную начальником школы, раскрыл рукопись на середине, полистал несколько страничек, выхватывая то отдельную строчку, то абзац, и так зевнул, что даже свело челюсти. Нет, провались все пропадом, на сегодня с него хватит! Небрежно брошенная папка летит на другое кресло, но, не попав на сиденье, ударяется об угол, падает на пол. Бумаги, вложенные в нее, рассыпаются.

Присев на корточки, Думбрайт собирает листки, сопит, громко ругается. Ух! Теперь снова можно сесть. К счастью, странички учебного плана и три его копии сколоты скрепками. На внутренней обложке папки несколько карманчиков: большой, немного поменьше и четыре совсем маленьких, очевидно, для марок. Пальцы автоматически прощупывают их. Пусто, везде пусто, хотя нет — в самом глубоком, в уголке, скомканный листочек бумаги. Думбрайт вынимает его, расправляет ладонью, хочет положить на место, но вдруг рука его застывает, глаза с любопытством впиваются в текст. Почерк Шлитсена. Начала фразы нет. Страничка начинается словами:

«…если вдумчиво проанализировать все эти факты.

п. 4. Странно, что никто не позаботился расследовать причину гибели Вайса. Версию, подсунутую Шульцем, Нунке принял с удивительной легкостью. Непонятна и позиция мистера Думбрайта. Ведь Вайса вместе с Шульцем он послал по моему совету. Почему же тогда ему в голову не пришел такой вариант: Вайса…»

На висках Думбрайта набухают вены. Он зло шарит по кармашкам папки, хотя знает: ничего, абсолютно ничего там нет… Пункт четвертый. Значит ему предшествовали три пункта, и неизвестно, что еще выводила рука Шлитсена дальше.

Дорого бы дал Думбрайт за весь донос целиком! Интересно, кому этот мерзавец адресует его? И успел ли кому-нибудь послать? А впрочем, какое это имеет значение? Но такого простить нельзя. «Ну, погоди же, поганец! Рано или поздно, я сотру тебя в порошок!»

Первый взрыв гнева миновал. Бумажка спрятана во внутренний карман пиджака. Два стакана холодной воды окончательно успокаивают нервную систему. Но разговаривать сейчас ни с кем не хочется. Тем более с Зеппом. Что-то чересчур расхваливает его Шлитсен!