Грустное начало попаданства

Большевикам повезло в XIX веке в плане того, что монархия обрушила сама себя. Революционерам лишь надо было подождать, а затем в нужный момент решительно выступить. У нас был умница В.И. Ленин, а у них размазня Николай II. Комментарии, как говорится, излишни.

Однако теперь-то ему надо не разрушать, а, наоборот, созидать. И если уж что-то (кого-то) брать у Романовых в виде ладного помощника, то лучшего потомка, чем внука старшего сына Константина Николаевича не найти! А хорошо бы было, как у Шекспира. Слабый, но умудренный представитель дает последнее послание вождю новой силы. Ха-ха! Юридически, конечно, это ничего не дает, но морально будет хорошо встречено и у нас, и заграницей.

А ведь Сергей Александрович в состоянии сделать не только это. Поставить его императором России, безвластно, но со всеми погремушками. Или, если городское население встретит уж чрезмерно негативно, председателем Верховного Совета, а?

И И.В. Сталин уже повеселевшим взглядом посмотрел на великого князя, а заодно его прелестную пигалицу.

Сергей, разумеется, все эти мысли Вождя не знал, но по поведению его понимал, что его шансы укрепиться на верхушке партийно-государственной власти заметно увеличились. Вождь уже выбрал неплохой вариант, тогда великий князь сумеет и рыбку съесть, и… ну вы ведь меня понимаете?

И уже смелее, хотя так же почтительно продолжил:

— Прежде всего, надо решить постановку будущей, но зримой цели — или по-прежнему идти терновой и кровопролитной дорогой к мировой революции, как это хотел жиденок Троцкий…

Тут Сергей остановился, желая увидеть реакцию лидера страны. И Сталин не обманул его, даже более. Он зло и жестко посмотрел на гостей, в том числе на умненького аристократа, аж дурно становится! Может наградить его расстрелом отделения НКВД, да потом еще для верности еще раз прострелить голову? А это лахудра пойдет за ним вместе, будет его услаждать на том свете. Ежов ведь говорил, что она стала любовницей? Грех разлучать любимых!

Хотя нет, нечего так легко разбрасывать ценные человеческие кадры, — уже с некоторым сожалением подумал Сталин, после того, как внезапная вспышка гнева прошла, — этот выкормыш Романовых ведь не мои мысли рассказывает, а свои, семейные, романовские. Будет любопытно посмотреть, как он мои хотелки под монаршим соусом будет реализовывать!

Сергей же в эти минуты, когда И.В. Сталин, смотря за обеденным столом на них, словно мысленно зачитывал расстрельный приговор, даже, кажется, дышать перестал. И Алена, еле слышно вздохнув, как бы подтвердила, что он не ошибся, по острию ножа ходит.

И попаданец тяжело, но облегченно вздохнул, словно уже у расстрельной стены ему прочитали распоряжение Верховного Суда о помиловании. Ведь Вождь, взяв положенную (брошенную) на стол трубку и окутавшись в очередной раз табачным дымом, спросил еще не отошедшим от бешенства голосом:

— А какой еще намечается для большевизма путь?

«Фу ты, ну ты, пронесло, Господи!» — чуть пяткой не перекрестил себя в чувствах Сергей. Ведь и сказать нельзя и не сказать не получится. Прямо как по науке — самый действенный способ найти верный путь — практика. Ух, расстрельный метод познания реальности! Сказал негромким, даже веселым тоном:

— Я, конечно, товарищ Сталин, могу ошибиться, не ученый и не коммунист, — предупредил Сергей на всякий случай, как имя бога произнес церкви. А потом сказал сокровенное: — по-моему, все же соединение большевизма с русским патриотизмом имеет большой потенциал, как в общественной науке, так и в политической практике в СССР.

Все, высказал сокровенное, но опасное. И Вождь, вроде бы, стал спокоен и как-то меланхолично задумчив. Видимо, синхронизируются наши мысли. Или же нет?

Сергей, разгадывая трезвым разумом идущую действительность и вспоминая исторические факты о сталинском периоде развития страны, понимал, что И.В. Сталин все это неоднократно продумывал сам, и даже реализовывал в реальности. Тут самое главное попасть в струю по времени. Попал?

Вождь, судя по долгой паузе, не сразу принял мысль о приоритете русского над интернационалистическим. Где-то у него и самого вилась в голове, что надо оторвать коммунизм от мировой революции, ведь в этом мировом революционном процессе, Россия, а потом уже СССР будет находиться в одним из последних мест. Это И.В. Сталина, несомненно, не устраивало. Но чтобы вот так прямо, как камнем в лоб, да еще и не он диктатор не озвучивал, а сказал почти враг, хотя и почти перекованный…

Сказал задумчиво, пусть и немного расплывчато, мол, интересно говорите, товарищ Романов, но он пока еще обдумает. А что из рабочей конкретики вас беспокоит?

Вся текущая работа базировалась как раз на большевистском патриотизме, но ведь не будешь ведь говорить об этом. Как еще повернет Великий Кормчий, сломает всю работу Комитета и что? Лучше он пройдется по пунктам плана, не дурак ведь, всяко поймет. И если он согласен с его теоретической основой, то у него получится хорошая возможность примазаться, извините уж за грубость. Если же не согласен… об этом лучше вообще не думать.

— Я прочитал ваш план работы Комитета, — не торопясь, как любил говорить Вождь, слушая самого себя и одновременно размышляя. У собеседника от этих манер зачастую бывал инфаркт, но его это как-то не беспокоилось, — и мне он поправился.

«Вот. наконец, твердая точка, — удовлетворенно подумал Сергей Александрович, — можно предаваться яростными продолжительными аплодисментами». Вслух же сказал, как добросовестный ученик любимому учителю: — спасибо, товарищ Сталин. Благодарю за высокую лестную оценку!

И.В. Сталин усмехнулся. Чувствовалось, что эти слова для него привычная рутина, нечто вроде возгласа «Христос воскресе» в Пасху. С другой стороны, попробуй-ка не не скажи! И самому Хозяину будет неприятно, а уж прощелыги из свиты как возьмутся, где положенное число «Ку»!

— Чувствуется изрядная связь между вашей теоретической базой и практическими мероприятиями Плана, — сказал Сталин, — я, знаете, еще не готов принять первую, но твердо стою за вторые. Молодец, Сергей!

— Товарищ Сталин, — попытался смягчить Сергей имеющие противоречия между современным большевизмом и русским патриотизмом, — коммунистическая концепция сейчас является самой передовой и научно выверенной. Но население советское слишком разное и зачастую отсталое и его не может принять. Как бы не стало излишнего разобщения в ходе войны.

— Да, война, — помрачнел Сталин. Спросил, похоже, на всякий случай, типа одна голова хорошо, а полторы много, — а как вы думаете, товарищ Романов? Сейчас на Западе существует два лагеря империалистов. К какому должен примкнуть СССР?

«Не фига себе вопросец! — изумился Сергей, — он бы еще спросил, сколько ангелов на кончике иглы».

— Я думаю, что верить не надо никому, товарищ Сталин, — твердо сказал попаданец, — все равно, обе стороны обманут рано или поздно.

Хм! — удивился Вождь и втянул дым из трубки.