Грязная история

— Что ты разговорился? — шепотом пыталась остановить его девушка. — Затаскают как свидетеля…

— А что? — возмутился парень. — Пусть на этого вешают? Что видел, то и говорю.

— Ну раз ты такой разговорчивый, давай запишем твой адрес и телефон. Завтра вызовем на допрос.

— Да пожалуйста! — почему-то с вызовом сказал парень. — Пишите…

Подъехала «скорая помощь». Галю наскоро осмотрели и погрузили в машину. Плетнев стоял с таким чувством, будто он что-то проглядел и по его вине погибла девушка. Он должен был предвидеть… Что он должен был предвидеть? Галя ему сказала непонятные слова: «Тебе надо было…» Что надо?

— А вас мы забираем с собой, — заявил первый мент.

— С чего это? — удивился Плетнев. — Я вам тоже могу адрес и телефон оставить.

— Вот на месте и дадите. Нам надо допросить вас по всей форме. Поскольку вас обнаружили на месте преступления — раз. Руки у вас в крови — два. В ее крови, без сомнений. Экспертиза нужна.

— Естественно, в ее крови, — взвился Плетнев. — Я пытался ей помощь оказать. Рану зажимал ладонью. Что, надо было смотреть, как она кровью истекала?

— Вот и разберемся. Заодно разберемся, почему на твоем лице имеются следы борьбы, — заявил первый сержант, переходя на «ты». — Выясним, с кем ты боролся. Не с девушкой ли? Может, ты сообщник убийцы? Или сам ее зарезал?

— Сержант, ты ж меня обыскал! Я же чист, у меня и ножа-то нет.

— Нет, — согласился милиционер. — Но ты его мог бросить в воду. Или передал его своему сообщнику. Кстати, где он?

— Да блин! Какой сообщник? Я вообще никого не видел. Когда я к ней подбежал, никого рядом не было. Она у меня на руках умерла. Имей совесть, сержант, не вешай на меня убийство.

— Он подошел к девушке, когда тот мужик уже убежал, — подтвердил парень. — Она уже лежала на земле.

— Слышал. Садись в машину, с нами поедешь. Напишешь подробно, что видел. Называется свидетельские показания, — с издевкой сказал первый сержант.

— А я тебе что говорила? — плачущим голосом сказала девушка и вцепилась рукой в рубашку парня. — Зачем вмешался? Кто тебя за язык тянул?

— Отстань, — сердито бросил парень. — Мужик ни при чем. Я это видел. И ты это видела. Как можно быть такой черствой? Иди домой.

— Ничего себе домой! — возмутилась девушка. — Тебя в милицию, а я домой? С тобой поеду! — Она решительно шагнула к милиционерам.

— Я тоже напишу эти… показания.

— Милости прошу, — ухмыльнулся сержант. — По ходу вопросов возникает много. Кстати, вы с этим гражданином не знакомы?

— Впервые видим, — за себя и за девушку ответил парень.

— А то, может, кто-то из вас ему в рожу и саданул…

— Так это меня один из бандитов стукнул. Когда я оборонялся… — возмутился Плетнев.

— Так сколько было бандитов? — оживился сержант.

— Длинная история. Лучше я все это в отделении напишу.

Сержант вошел во вкус и перебил Плетнева, высказывая свои предположения.

— А может, это убитая оборонялась? То есть, когда она еще жива была. Кто сейчас докажет? Местечко у нас здесь известное, злачное, прямо скажем. Может, у вас с ней началась драка еще раньше?.. Она сопротивлялась. А потом ты решил ей отомстить?.. Кстати, почему на тебе одежда мокрая?

— Купался… — мрачно ответил Плетнев. — Значит, так: хватит нас всех прессовать. Прошу отвезти меня для дачи показаний в отделение милиции.

Плетнев едва сдержал себя, чтобы не броситься с кулаками на ментов. Что-то в лице Плетнева не понравилось сержанту, и он сухо приказал:

— В машину! Будем разбираться в отделении…

Плетнев знал, что значит оказаться в отделении милиции на ночь глядя с руками, на которых остались следы чужой крови, и с разбитой рожей. Это значит, что ему предстоит провести бессонную ночь в «обезьяннике», а утром предстать с опухшей рожей, осунувшейся от недосыпа и поэтому очень подозрительной перед свеженьким, выспавшимся дознавателем. Но делать было нечего. Мобильный сдох, Турецкому сообщить о происшествии нет никакой возможности. А дадут ли ему воспользоваться правом на звонок «домой», еще неизвестно. Эти менты уже заведомо расположены к нему крайне негативно. Хотя какого хрена? Что он им сделал? Сволочи, выругался про себя Плетнев и покорно полез в машину, зная, что иного выхода нет.

В отделении милиции парня и девушку посадили за стол прямо в коридоре писать свидетельские показания, а Плетнева, как он и предполагал, повели в «обезьянник».

Ночь он перекантовался, скрючившись на твердой скамейке в обществе малоприятной публики. Кроме него, никому почему-то спать не хотелось. Ни двум бомжам неопределенного возраста, которые весело травили анекдоты и заигрывали с пожилой проституткой, ни молодому воришке в драных в промежности штанах. Смущало это почему-то опять же только Плетнева. Скорее, действовало на нервы, потому что он терпеть не мог непорядка в военной одежде. А парнишка вырядился в камуфляжные штаны и сидел широко расставив ноги. Проститутка время от времени бросала в его адрес сальные шуточки, но он плевал на ее заигрывания и что-то насвистывал под нос. Позже привели двух молоденьких проституток, и стало совсем весело. Пожилая проститутка заметно увяла. Потому что внимание всех присутствующих мужчин переключилось на этих битых жизнью девиц. Даже воришка, скрывая прореху в штанах, старался сидеть положив ногу на ногу. Девицы сели по обе стороны от парня, потом вообще обняли его, повиснув у него на плечах, и перебрасывались такими фразочками, что у Плетнева уши вяли. Одна радость — его никто не трогал. Как увидели его окровавленные руки и разбитую рожу, старались держаться от него подальше.

Плетнев то засыпал, то просыпался, на душе было так муторно, что, если бы ему предложили хоть одеколон, выпил бы не задумываясь. Но у всех присутствующих тоже горели трубы, и они перешли на привычную тему: что они станут пить, как только их выпустят на волю. Плетнев дивился их фантазии и значительно обогатил познания в ядах, которые организм принимает и не отторгает. Живым примером тому была вся развеселая компания, которая уже совсем подружилась и приступила к позднему ужину из грязного мешка бомжей. Пришлось натянуть на лицо рубаху, чтобы не стошнило от запаха бомжовского угощения.

На рассвете, когда голова у Плетнева стала совсем чугунной, вдруг зазвонил мобильный одной из проституток. Она игривым голосом объявила своему абоненту, что сейчас ну никак не может, потому что у нее в данный момент сразу трое клиентов. И к каждому нужен особый подход. Все дружно стали ржать, бомжи прямо заходились от хохота. А когда проститутка добавила, что есть еще и четвертый, совсем крутой, руки по локоть в крови, но его никак нельзя расшевелить, пожилая проститутка схватилась за живот и просипела, задыхаясь от смеха:

— Ой, я сейчас описаюсь…

— А ну тихо! — рявкнул дежурный мент, подойдя к решетке «обезьянника». — Что это у вас за веселье? Щас всех на допрос поведу.

Все притихли. Поскольку на допрос водят поодиночке, а в компании было куда веселее. Плетнев вдруг словно очнулся и обратился к проститутке с мобильным.

— Красавица, дай на минуточку мобилу, а я тебе сто рублей пожалую!

Красавица с синими подглазьями и лихорадочным румянцем на щеках приветливо улыбнулась и слегка поломалась.

— Ну, зачем о башлях, милый, разве своих не выручают? — Но сотню все-таки взяла. Все равно ночной выход пропадал, а так хоть на булку с кофе заработала.

Плетнев позвонил Турецкому и был очень удивлен, что лучший друг обругал его самыми последними словами. Прилично звучала только одна фраза: «Ты на часы смотрел? Люди уже десятые сны смотрят!» Пришлось извиниться и в двух словах обрисовать ситуацию. Дескать, пускаясь во все тяжкие, он вовсе не ожидал, что в результате окажется в «обезьяннике» в довольно-таки изысканной компании. Девицы при этих словах кокетливо захихикали, пожилая проститутка заржала басом. Турецкий прислушался к голосам и пообещал, что не бросит друга в беде. Но пусть он уж как-нибудь до утра продержится. Тем более, что ничего угрожающего жизни Плетнева, судя по звукам из «обезьянника», он не слышал.