Халтура

Начертив мелом круг, я закрыл глаза, взял в руку шерсть малка и начал строить картинку, используя в качестве модели Мистера. Я видел малков пару раз, и большинство из них носило боевые шрамы, подобные тем, которыми так гордился Мистер. Однако малки не совсем похожи на кошек. У них другая форма головы и более грубая, жесткая шерсть. Пальцев на лапах на один больше, чем у кошек, а сами лапы шире, однако двигаются малки совершенно по-кошачьи.

— Noctus ex illumines, — пробормотал я, когда картинка четко зафиксировалась в сознании: трое безобразных, покрытых боевыми шрамами поджарых малков, шествующих по своим неотложным делам. Затем наполнил чары энергией и медленным, осторожным движением нарушил круг.

— Работает? — тихо спросила Гард.

— Ага, — ответил я, сосредоточившись на иллюзии и не открывая глаз. Пошарил вокруг, нашел широкую спину Мыша и положил руку на его мех. — Хватит отвлекать меня. Иди.

— Очень хорошо. — Она отрывисто втянула воздух и что-то произнесла. Раздался щелчок, вспыхнул свет. — Руна активна, — сказала Гард. Положила руку мне на плечо. Малки не пользуются освещением, а потому фонарик несколько подпортил бы впечатление, которое мы пытались произвести. Придется идти в темноте. — У нас есть около пяти минут.

Я крякнул, и мы пошли вперед, следуя за Мышом. Несмотря на темноту, я не решался открыть глаза. Отвлекись я хоть на миг от картинки в голове — и она разлетится на клочки, словно туалетная бумага в ураган. Поэтому я шагал, сосредоточившись и отчаянно надеясь, что все получится.

Я не мог высвободить мозговые ресурсы для счета, однако, по моим ощущениям, мы шагали не менее получаса, и я уже собирался спросить Гард, миновала ли опасность, когда менее чем в футе от моего левого уха нечеловеческий голос произнес на чистом английском:

— Каждый день приходят новые когти. Мы голодны. Следует разорвать обезьяну и покончить с этим.

Я так испугался, что чуть не сел на задницу, но картинку в голове удержал. Прежде мне доводилось слышать беседы малков, тревожные интонации и странные модуляции их голосов, и этот звук лишь усилил изображение в моем сознании.

Со всех сторон посыпались согласия и оскорбления на ленивом, малковском английском. Их здесь было не меньше двадцати. Маленькая орда.

— Спокойствие, — произнес другой малк. Судя по его тону, этот разговор повторялся в миллионный раз. — Пусть обезьяна думает, что превратила нас в своих сторожей. Она охотится на территории чародея. Чародей придет, чтобы повидаться с ней. Лесной Царь осыплет нас почестями, когда мы принесем голову чародея.

Круто. Да я знаменитость!

— Я устал ждать, — отозвался третий малк. — Давайте прикончим обезьяну и ее жертву, а затем поймаем чародея.

— Спокойствие, охотники. Чародей сам явится к нам, — сказал первый малк. — Очередь обезьяны придет, когда мы поймаем чародея. — В его голосе отчетливо слышалась радость. — И его маленькую собачку.

В груди Мыша вновь что-то неслышно зарокотало. Я почувствовал, как едва ощутимое эхо отдалось в спине пса. Но он продолжал идти, и мы миновали участок туннеля, занятый малками. Бесконечное число минут и несколько поворотов спустя Гард выдохнула и сказала:

— Их было больше двадцати.

— Да, я тоже заметил.

— Думаю, мы прошли.

Я со вздохом отпустил изображение, которое удерживал в голове, и засветил амулет. Точнее, попытался отпустить изображение. Открыл глаза и несколько раз моргнул, однако моя голова уподобилась телевизору на витрине, который слишком долго показывал одну и ту же картинку. Я посмотрел на Мыша и Гард — и с большим трудом стряхнул образ диких малков с приплюснутыми головами, которых столь неистово воображал.

— У тебя есть еще эти руны? — спросил я.

— Нет, — ответила Гард.

— На обратном пути придется проявить изобретательность.

— Еще рано об этом беспокоиться, — сказала она и вновь зашагала вперед.

— Сейчас самое время. Когда мы вызволим девушку, придется возвращатьсяс ней. Господи, ты что, вообще не читала Джозефа Кэмпбелла? [8]

Она дернула плечом:

— Гренделеныши — сильные противники. Драться придется насмерть. Поэтому шансы, что на обратном пути придется тревожиться о малках, составляют пятьдесят на пятьдесят. Зачем тратить силы заранее?

8

Кэмпбелл, Джозеф (1904–1987) — американский писатель-мифолог, прославившийся своими работами по сравнительной мифологии и религии.

— Возможно, тебе это покажется безумным, но когда строишь большие планы — например, вернуться обратно на поверхность, — чуть легче справляешься с маленькими. Например, дыханием.

Подняв руку, Гард сказала:

— Подожди.

Я замер, прислушиваясь. Мыш тоже остановился, втягивая носом воздух, его уши тихо поворачивались, словно небольшие радары, но он не выказывал признаков того, что ощущает затаившуюся опасность.

— Его логово близко, — прошептала Гард.

Я выгнул бровь. Туннель выглядел точно так же, как несколько секунд назад.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую, — ответила она.

— Ты это умеешь?

Гард пошла дальше:

— Да. Именно так я узнала, что он проник в город.

Я скрипнул зубами:

— Было бы очень мило, если бы ты хоть иногда задумывалась о возможности обмена информацией.

— Здесь недалеко, — сказала она. — Мы можем успеть. Идем.

Я почувствовал, как брови ползут вверх. В вопросах чисто физического обоняния Мыш на голову превосходил нас обоих, а он явно не ощущал враждебного присутствия. Мои собственные чувства настроены на всевозможные сверхъестественные энергии, и я был настороже с тех самых пор, как мы спустились в Подземье. Однако никакие шевеления не выдавали недоброжелателя.

Если знание — сила, значит, незнание — слабость. В такой работе, как моя, незнание может убить. Гард ни словом не обмолвилась о мистической связи между ней и этой тварью, но я не находил более простого объяснения тому, что она способна ощущать ее присутствие, а я — нет.

Проблема заключалась в том, что подобные связи обычно работают в обе стороны. Если она могла почувствовать гренделеныша, то скорее всего и он мог почувствовать Гард.

— Эй, погоди, — сказал я. — Если эта штука знает, что мы идем, не стоит нестись сломя голову.

— Нет времени. Он почти готов к спариванию, — рявкнула она, снимая топор с плеча. Затем вытащила из вещмешка что-то вроде сигнального факела и отшвырнула мешок в сторону.

Потом откинула назад голову и испустила яростный, вызывающий клич. Звук был таким громким, таким грубым, таким первобытным, что казался нечеловеческим. Не слово, но вой, отчетливо выражавший ярость Гард, ее презрение к опасности, к жизни — и к смерти. Этот боевой клич напугал меня до усрачки, а ведь я ничего плохого не сделал.