Хитклиф

Мы шли медленно; теперь мы обогнули уступ. Перед нами, на удивление близко, высился дом, называемый Грозовым Перевалом: древнее каменное строение на фоне мятущегося серого неба, голые ветви деревьев, пустые и тёмные окна.

Я остановилась. Эмили повернула ко мне голову:

— Что такое?

Однако я медлила. Что-то во мне противилось.

— Ты идёшь?

Не двигаясь с места, я отвечала:

— Ты поклялась, что расскажешь мне правду. Я верю тебе всем сердцем. Но было ли это на самом деле?

— Что именно?

— Сцены, которые ты описала, — имели они место в действительности? Ты сказала, что Хитклиф и Кэти уехали на южное побережье Северной Америки и прожили там пять лет в любви и довольстве. Каждый день они объяснялись друг другу в любви и соединялись в блаженных объятиях. Отлично. Кроме того, учитывая их натуры, они частенько ссорились, доводили друг друга до бешенства, плакали, мирились. Надо думать, они ещё ели, пили, работали, тратили деньги, уставали — всё, из чего состоит повседневная жизнь. Было это?

Эмили с трудом сохраняла спокойствие.

— Да.

— То, что ты рассказала мне, — подлинная история, не сказка и не аллегория?

Спокойное выражение на лице Эмили сменилось презрительной гримасой.

— Ты плохо слушала.

— Я ловила каждое слово; я выслушала и оценила всё, что ты мне рассказала. Я только пытаюсь это понять!

Эмили тряхнула головой:

— Я вижу, ты никогда не поймёшь.

— Ты меня обижаешь! Если бы ты только объяснила!

— Есть вещи, которые нельзя объяснить прямо. Есть истории, которые нельзя рассказать. Есть истории, суть которых невозможно постичь умом — только прочувствовать. А у тебя орган подобных чувств атрофировался, или его никогда не было.

В продолжение последней речи взгляд мой то и дело перебегал с сердитого лица Эмили на высящийся впереди дом. Что-то задержало моё внимание.

— Эмили! Не свеча ли это в окне?

Эмили обернулась и поглядела из-под руки.

— Нет, отражается заходящее солнце.

— Неправда, ты сама знаешь. Солнце уже почти час скрыто тучами.

— Один луч пробился на секунду.

— Ты ошибаешься! Там — в окне второго этажа! Опять блеснул — он движется! Там кто-то есть!

— Обман зрения.

— Нет, Эмили, я вижу!

— Невозможно. Окна забиты.

— Ох! Свечу задули. Идём же, посмотрим!

Она отвернулась от дома.

— Нет. Я всё-таки ничего не стану тебе показывать. Это бесполезно. Если бы ты вошла, то увидела бы голые стены — заброшенные комнаты — пустое пространство. И всё.

По правде сказать, дом, на который я продолжала смотреть, и впрямь выглядел пустым. Я видела, что окна заколочены. Но, однако, не удержалась и спросила Эмили:

— А что бы увидела ты?

Она чуть заметно улыбнулась.

— Аллегорию или, возможно, сказку, — промолвила она и пошла прочь от дома.

— Нет, Эмили! Ты завела меня в такую даль! Это нечестно! Зайдём внутрь! Я хочу знать больше.

— Для тебя, Шарлотта, ничего больше и нет. Для тебя история закончилась давным-давно, когда Хитклиф и Кэти умерли. Они мертвы, мир, который они населяли, мёртв; занавес опущен.

И больше она об этом не говорила, ни тогда, ни после.

Но когда по дороге к Хоуорту мы проходили мимо гиммертонского кладбища, журчание ручья достигло наших ушей, и звук бегущей воды показался мне симфонией самой жизни, сильной и настойчивой, продолжающей своё течение под твёрдой коркой повседневного бытия.