Холод, пиво, дробовик

— Ясно. Спасибо!

История становилась все занимательней. Мила Краснова и Мария Красильникова — как звали подругу Клондайка на самом деле? Были у нее друзья в Дружине — или где-то раздобыла российские паспорта? Какие отношения ее связывали с убитым сотрудником СЭС и почему начала искать новую работу сразу после его смерти? От кого она скрывалась, и самое главное — зачем?

Впрочем, не так важно. Пусть Коля сам с этим разбирается.

Вряд ли я что-нибудь еще сумею разузнать. Если только по месту жительства Панфилова сходить…

Покинув Центральное отделение, я достал блокнот, в который записал адрес убитого, и заколебался, не зная, стоит ли продолжать собственное расследование. Ну какой из меня детектив, в самом деле? Но жил убитый буквально в паре кварталов, это и сыграло свою роль.

Я перебежал через дорогу и зашагал по окруженной высоченными сугробами тропинке вдоль фасадов выкрашенных желтой краской двухэтажных домов. Идти и в самом деле оказалось недолго, уже через пять минут на заржавелой вывеске мелькнуло название нужной улицы. Прошел пару дворов — и оказался на месте.

Дом был ведомственным; селились в него сотрудники санэпидстанции, о чем свидетельствовала надпись на закрытых воротах.

Я постучался в калитку, и вскоре на лязг железного листа вышел чистивший снег дворник.

— Старшего по дому как увидеть? — спросил я, небрежно махнув удостоверением резервиста.

Вид мой никакого подозрения у дворника не вызвал, он отступил в сторону и указал рукой.

— Клавдия Марковна вам нужна из первой квартиры.

— Благодарю, — улыбнулся я и направился к дому.

Клавдия Марковна оказалась тетенькой лет шестидесяти, муж которой работал слесарем в гараже СЭС.

— У нас семейный подряд! — рассмеялась она, пригласив меня пройти в квартиру.

Я с сомнением посмотрел на свои облепленные снегом ботинки и отказался.

— Много времени у вас не отниму, — пообещал, встав на коврике за порогом. — Меня Александр Панфилов интересует.

— А, Саша! — протянула Клавдия Марковна. — Он год уже как умер. Убили его, лиходеи. Ни за что зарезали.

— Знаю, — подтвердил я. — Меня его знакомые интересуют. Не ходила к нему девушка лет тридцати, невысокая, темноволосая. Мила или Мария, быть может?

— Нет, что вы! Саша к себе девушек не водил. По правилам одиноких в общежитие заселяют, а он себе комнату оформил. Другие бы личную жизнь наладили, а он вечно сидел в четырех стенах да по печатной машинке колотил. Жаловались на него даже из-за шума.

— А что печатал? Остались тексты?

— Какой! Давно все на растопку пустили. — Клавдия Марковна перехватила мой укоризненный взгляд и поспешила поправиться: — Да там одни черновики были, просто побросал все в углу, что с ними еще делать было?

— Одни черновики?

Старшая по дому задумалась.

— А давайте у Зинаиды спросим! — предложила она. — Им ту комнату отписали, когда Саши не стало.

Мы поднялись на второй этаж, и Клавдия Марковна без стука распахнула дверь коммунальной квартиры. Свет в коридоре с деревянным, крашенным краской полом не горел, сильно пахло квашеной капустой и чем-то жареным. И сразу с кухни выглянула женщина лет сорока.

— Зина! — указала на меня старшая по дому. — Товарищ из органов, имуществом Саши Панфилова интересуется.

— Вспомнили! — всплеснула руками Зина. — Давно выкинули это старье!

Дабы придать себе официальный вид, я достал блокнот и уверенно произнес:

— Не волнуйтесь, просто задам вам несколько вопросов.

— Ну задавайте…

Первым делом я спросил о Миле, но соседка убитого никаких девушек не помнила.

— А что он на печатной машинке набивал? — спросил я тогда. — Только черновики были?

— Да кто их разберет? — фыркнула Зинаида. — Целая куча листов в углу лежала, все в одной куче. Вроде бумага, а горит плохо. Дрянь, а не растопка.

— А карта? — вспомнила вдруг Клавдия Марковна. — Карту убрали уже?

— А чего ее убирать? За ней стена не штукатурена…

— Карта? — заинтересовался я. — Можно взглянуть?

— Ну смотрите…

Обив снег с ботинок, я прошел по коридору и заглянул в комнату.

Карта впечатлила — огромное, склеенное из листов формата А4 полотно закрывало большую часть стены. И вместе с тем больше ничего странного в ней не было. Обычная карта, несколько более подробная, чем стандартные, — и все. Область вокруг Форта вошла на нее полностью, территории Севера и Туманного, Города и Северореченска — лишь частично. Никаких дополнительных отметок на карте не обнаружилось, только местами желтели жирные пятна, но это просто грязными руками заляпали.

Не спрашивая разрешения, я подступил поближе и обратил внимание на верхнюю рейку, прибитую к стене. Из-под деревяшки выглядывала узенькая полоска прозрачной копировальной бумаги.

— А это вы отрезали? — спросил я. — Что там было?

— Было… что-то, — пожала плечами Зинаида. — Вроде как папиросной бумаги листы в несколько слоев. Я видела, когда заходила из-за шума ругаться. Стрекотал печатной машинкой — сил никаких не было.

— Листы куда дели?

— А не было листов, — объявила соседка убитого. — Не отрезали мы ничего. Вот как видите, так карта нам и досталась.

— Ясно, — задумчиво пробормотал я, присмотрелся и увидел, что плотные листы покрывают вдавленные черточки, словно кто-то писал тонким стержнем поверх копировальной бумаги.

Если соседка не врет — а зачем ей это? — папиросная бумага сначала была, а потом пропала. И по всему выходит, что женщинами покойный не увлекался, и Мила предоставляла ему некие данные, необходимые для научной работы.

Странно это все.

— Странно это, — сказал я вслух и повернулся к Зинаиде. — Карту я заберу.

— Как так? — вновь всплеснула та руками.

— Карту я заберу, — повторил я и достал бумажник. — Червонца хватит, чтобы купить нормальный ковер?

— Хватит, — быстро ответила Зина. — Забирайте!

Я отдал пару пятирублевых монет местной чеканки, достал из кармана нож и, выщелкнув лезвие, одну за другой отодрал крепившие карту к стене рейки. Потом уже куда более аккуратно разогнул загнутые в них гвоздики, отцепил бумажные листы и свернул полотно в длинный рулон.

— А что случилось-то? — заинтересовалась Зина, лишь когда я вышел в коридор.