Холод, пиво, дробовик

Очнуться Фомин должен был только минут через десять, но все же я сразу опустился рядом с ним на колени, забрал себе выпавший из руки обрез и обшарил карманы дубленки и брюк. Из оружия отыскался только складной нож, его зашвырнул в снег.

Потом прислушался — тишина. Здешние обитатели привыкли не совать нос в чужие дела, да и сыпавшийся с неба снег скрадывал звуки и мешал определить верное направление.

Тишина — да, но тут сипло втянул в себя воздух Лымарь. Втянул и сразу же с хриплым кашлем выхаркнул обратно.

Что за черт? Так просто не бывает! От пули двенадцатого калибра в упор никакой бронежилет не поможет, даже если пластина выдержит — внутренности в клочья порвет, плюс запредельный болевой шок. А у Семена бронежилета точно не было: из дыры в животе текла кровь.

И между тем охранник колдуна еще был жив. Он прекратил зажимать перепачканными в крови ладонями пулевое отверстие и пытался вытащить что-то из кармана тулупа. Левая рука судорожно подергивалась, пальцы правой никак не могли подцепить какой-то небольшой футляр.

— Помоги! — просипел Семен.

Я опустился рядом с ним на колени, прекрасно понимая, что все это впустую. При таком ранении не поможет даже «синий доктор», все — поезд ушел.

— Помоги… — повторил Лымарь.

— Что?! Что делать? — Я выдернул из слабеющих пальцев Семена футляр от шариковой ручки «Паркер», раскрыл его — внутри оказался заполненный черной субстанцией одноразовый шприц.

— Коли! В шею…

Я выполнил просьбу раненого, воткнул ему в вену тонкую иглу и с трудом утопил поршень. Жидкость внутри оказалась на редкость вязкой.

Семен вздрогнул и часто-часто задышал. Потом успокоился, открыл глаза и уже без хрипа и надрыва произнес:

— Убили меня.

— Вижу, — кивнул я.

Лекарство не подействовало — рана и не подумала затянуться.

— Нет, — шумно выдохнул Лымарь и вдруг приподнялся на одном локте. — Давно уже. Давно убили.

Он перевалился набок, поднялся на колени, а потом и вовсе встал. Встал с дырой в животе, оставленной пулей двенадцатого калибра!

— Давно уже убили, — повторил Семен. — Но не до конца. Место там пакостное было. Очень пакостное. Петрович с того света вытащил. — Лымарь посмотрел на окровавленное отверстие в тулупе и выругался: — Вот дерьмо!

— Ты нормально?

— Да, нормально все со мной! Нормально! Понял?

— А дыра в животе?

— Ты мое здоровье обсуждать решил? — разозлился Лымарь. — Сказал же, нормально все! Отстань!

Семен в сердцах пнул кондуктора, и тот сдавленно хрюкнул.

— Подожди, он живой? — опешил охранник химика.

— Ну да. Оглушил просто.

— И что с ним теперь делать?

— А что с ним делать? — фыркнул я. — Разговаривать с ним надо, что с ним еще делать! Вдумчиво разговаривать, не здесь.

— Понятно, что не здесь! Забери к себе, расспроси. Потом решим, как дальше быть. Сам ничего не предпринимай, понял? — Семен окончательно пришел в себя и даже двигаться стал почти так же уверенно, как и раньше. Будто ничего не произошло.

— А если он вас Жилину сдал?

— Значит, его поздно уже убивать, нет? — срезал меня охранник химика и ухватил кондуктора под руку. — Помогай!

Фомин вновь замычал, тогда Лымарь отпустил кондуктора и спросил:

— Чем ты его вырубил?

— «Нокаутом». Заклинание такое.

Семен вытащил из кармана еще один футляр от авторучки и опустился к Игорю с новым шприцем.

— Это что? — насторожился я.

— Успокоительное, чтоб не рыпался.

— Когда отпустит?

Лымарь задумался и не слишком уверенно предположил:

— К утру, наверное.

— И как его допрашивать?

— Хочешь, чтобы он очнулся и на улице крик поднял?

Я не хотел. Семен сделал кондуктору инъекцию и ухватил его под руку.

— Потащили!

— Подожди! — Я сложил дубинку и сунул ее в карман, взял обрез и помог охраннику химика выдернуть Игоря из сугроба.

Так мы дальше кондуктора и потащили — под руки. И нормально: картинка для здешних мест самая обычная. Вот через дорогу Игоря волокли уже чуть ли не бегом, да и дальше опасливо поглядывали по сторонам, но вечер и снегопад скрыли нас от любопытных взглядов как случайных прохожих, так и тех, кому любопытствовать полагается по долгу службы.

Добредя до пикапа, мы откинули задний борт, уложили кондуктора в кузов и накрыли сверху брезентом.

— Порядок! — тяжело выдохнул Семен. — Поехали!

Я с сомнением посмотрел на его окровавленный тулуп.

— Не загадишь сиденье?

— Это ты так пошутил сейчас? — хмыкнул Лымарь, распахивая дверцу.

— Да какие шутки? — вздохнул я, забираясь за руль. — Мне, может, машину еще продавать!

— Поехали!

Я убрал обрез на заднее сиденье, к жезлу «свинцовых ос», завел двигатель и тронулся с места. Ехал без лишней спешки и очень аккуратно — еще не хватало попасть в аварию и объясняться с дружинниками по поводу отсутствия документов, бессознательного человека в кузове и пассажира с дырой в животе.

Семен, впрочем, на покойника нисколько не походил. Да и раненым не казался. Разве что старался лишний раз не шевелиться да досадливо морщился, всякий раз опуская взгляд на окровавленный тулуп.

— Теперь зашивать? — не утерпел я и проявил не слишком тактичное в данной ситуации любопытство.

— Само затянется, — буркнул Лымарь. — Я же не совсем покойник — так, серединка на половинку.

— Прям само?

— Мертвой водой Петрович рану обработает — и затянется. Бывало и хуже.

Я промолчал. В том, что бывало хуже, сомневаться не приходилось. Быть мертвым само по себе уже не слишком хорошо.

— И что, так с любым можно? — спросил некоторое время спустя.

— Нет, — покачал головой Семен. — Совокупность факторов совпасть должна, — повторил он чьи-то слова и потер шрам на скуле. — Мне просто повезло.

Да уж, то еще везение.

Лымарь перехватил мой взгляд и указал на обочину.

— Останови, дальше сам дойду.

— Уверен? — спросил я, прижимая пикап к обочине за полукруглым пристроем оружейного магазина «Толедо».