Холодная ярость
Шрифт:
Коммандос снова начали рыскать по окрестностям, но ничего подозрительного не нашли, и минут через десять майор приказал трогаться дальше.
– Сообщи на базу, – приказал он радисту, – пусть утром отправят вертолет вот по этим координатам. – Он ткнул под нос подчиненному карту с пометкой. – Снегоход его для верности оставим здесь. За ночь его не заметет. Давайте, ребята, дело не ждет, – добавил он, сел на свою машину и, набрав обороты, первым перемахнул через ледяную перемычку на ту сторону чернеющей провалом ледяной пропасти.
Глава 19
Проводив Виктора Викентьевича Еременко
Войдя в офис, председатель правления велел секретарше ни с кем его не соединять, никого не пускать, и вообще – на несколько часов он умер. Приказав подать ему кофе, бывший сенатор уселся в глубокое кожаное кресло, развернулся от стола, уставившись на раскинувшуюся за окном панораму города, и глубоко задумался.
А подумать ему было над чем. Сидя здесь, в нью-йоркском головном офисе, Оливер Стромберг мог поручиться, что никакие тучи ни над ним, ни над их общим делом здесь, в Америке, не сгущаются. Да, бывший конгрессмен ушел из большой политики, но ушел не в небытие, а на большие деньги. На такие, за которые его бывшие друзья-сенаторы не просто продадут любую информацию, а еще и будут слизывать пыль со стромберговских ботинок. Связи с политиками и законодателями он, естественно, не потерял, время от времени протаскивая через них нужные и выгодные законопроекты. За определенную мзду, разумеется. Такова практика во всем мире: кто платит, тот и заказывает музыку.
И никому из окружения Стромберга не было выгодно, чтобы нефтяной воротила пошел ко дну, ибо вместе с ним под воду уйдут многие, кто пользовался подачками корпорации Оливера Стромберга.
Да и не так-то просто было сковырнуть нефтяного воротилу. Возможно, до какой-нибудь правительственной комиссии дошли какие-то слухи. Возможно даже, что имеются некие факты. Но даже если что и есть – так это безобидная мелочь, которая не тянет даже на банальный шантаж.
Нет, в Соединенных Штатах деятельность их корпорации не вызывала никаких нареканий.
Оставалась Россия. Сидя в Штатах, Стромберг мало представлял, что могло твориться в этой загадочной стране. Да, поменялась власть, да, пытаются бороться с коррупцией. Но со мздоимством борются во всем мире, и во всех уголках планеты взяточничество и воровство процветают, несмотря ни на какую власть – будь то коммунисты, социалисты, либералы или демократы. Уж кто-кто, а Стромберг хорошо был осведомлен о продажности чиновников самых разных постов и рангов.
Так что лишней пачкой денег всегда можно заткнуть рот любому прокурору, следователю или налоговому инспектору. И поскольку никто и нигде денег еще не отменял, то все зависит только от толщины этой самой пачки.
Стромберг об этом знал. Хорошо знал об этом и Еременко. Тогда почему? Что такое могло произойти?
Бывший сенатор размышлял, не замечая, как
над городом постепенно стала сгущаться темнота. Возможно, председатель правления и додумался бы до какого-нибудь вразумительного ответа, но ему помешал Шестопалов.Будучи под хмельком, русский нефтедобытчик со скандалом буквально вломился в тихий оазис Стромберга, на ходу отбиваясь от секретарши, вцепившейся в него бультерьерской хваткой.
– Да отпусти ты меня, ведьма! – гаркнул Шестопалов, с усилием оторвал женщину от себя и, вытолкав ее в приемную, захлопнул за собой дверь, отгородившись ею от сотрясавшей стены гарпии. – Ну и персонал у тебя! – Шестопалов закрылся на замок и глянул на притихшего Стромберга.
– Что тебе надо? – раздраженно поинтересовался бывший конгрессмен. – Что за манеры – врываться и мешать делам?
– Все твои дела – это га-а-авно по сравнению с мировой революцией, – уверенно произнес нефтедобытчик, беззастенчиво усаживаясь в кресло напротив Стромберга.
– Какой мировой революцией? – не понял тот. – Что ты мелешь и сколько ты выпил? – довольно грубо поинтересовался Стромберг. – Тебе что, пообщаться не с кем?
– Не с кем, – честно признался Шестопалов. – Такие события надо обсуждать только в тесном кругу, – заговорщицким шепотом добавил он.
– Какие еще события? – нервно выкрикнул теряющий самообладание американец.
– А ты разве не в курсе? – в свою очередь удивился подвыпивший нефтедобытчик. – Все каналы уже почти час только об этом и твердят. Тебе что, до сих пор ничего не сообщили?
– А что произошло? – насторожился председатель правления, и внутри у него неприятно задергалось. Видимо, Еременко что-то все-таки знал или предчувствовал и соскочил в самый последний момент. Настолько в последний, что пока Стромберг сидел и размышлял, случилось нечто вопиюще непоправимое. – Что произошло? – бывший сенатор затравленно глянул на своего посетителя и весь напрягся.
– Самолет пропал, – сообщил компаньон и, достав сигару, задымил. В кабинете повисла пауза.
– Какой самолет? – таким же напряженным голосом поинтересовался Стромберг, не понимая, о чем вообще идет речь. – Куда пропал?
– Откуда я знаю, куда он пропал? – Шестопалов выдохнул клуб сизого дыма. – Пропал – и все. Во льдах.
– Ты за каким чертом сюда приперся?! – не выдержав, гаркнул Стромберг. – Болван недоразвитый! – добавил он, уже не контролируя эмоции.
– Полегче, ты, америкашка, – начал наливаться пьяной обидой Шестопалов, – зарылся в свою нору, понимаешь… Пропал самолет, на котором летел Еременко. Рейсом Нью-Йорк – Дублин. – Он наконец просветил обескураженного председателя правления.
– То есть? – Стромберг принял информацию, но переварить ее еще не успел. – Как пропал? Что значит – пропал? Это тот самый рейс?
– Тот самый, тот самый, – заверил партнера Шестопалов уже куда более миролюбивым тоном. – Пока я знаю только то, что передавали в новостях. Где-то над Атлантикой на самолете произошла какая-то неустановленная авария, – начал излагать нефтедобытчик, – не то отказ двигателя, не то взрыв – неизвестно. И лайнер был вынужден совершить посадку в Гренландии. Сразу после посадки связь с ним пропала.
– Ну, так сел же? Я правильно понял? – сказал Стромберг.
– Не совсем. – Шестопалов обдал собеседника клубами дыма. – Последние слова летчика были: «Есть касание». И все.