Холодное пламя
Шрифт:
– Он не интересует меня в этом плане. Только работа и его обещания.
Лола кивает, слегка смущаясь.
– Прости, иногда я слишком много фантазирую и говорю все что думаю.
Она слишком юная, в ее возрасте я тоже мечтала быть наивной и говорить обо всем, что приходит на ум, но почему-то не получалось.
Сарказм. Вот он всегда лился из меня рекой.
– Ричарда любят в городе. Он дарит нам…
– Эмоции, – заканчиваю я.
– Да, – вздыхает Лола, все еще держа меня под руку. – Несмотря на то, что во Флэйминге все чуть ли не родственники друг другу, тут бывает одиноко и пусто. Большие города так и манят.
– Ричард сказал, что у студии есть спонсоры, – хмурюсь я. – Неужели он сам все оплачивает?
– В основном да, – кивает Лола. – Еще есть две семьи основатели, которые участвуют и спонсируют любые мероприятия Флэйминга. Саммерсы и Локвуды. Сыновья Саммерсов, как ты уже знаешь, борются с огнем, а старшее поколение управляет социальными делами. Локвуды отвечают за правопорядок, – их сын шериф, – и владеют ранчо на окраине города, которое тоже называется «Дыхание», как и студия Ричарда. У города есть мэр, но он ничего не решит без мнения этих двух семей. Так было из поколения в поколение.
– Мэра это устраивает?
– Более чем, – усмехается она, покачивая головой, отчего ее длинные светлые волосы с розовым оттенком развеваются на ветру. – Можешь мне поверить. Ведь этот самый мэр – мой отец. Мистер Саммерс и мистер Локвуд его лучшие друзья. Они как три мушкетера стараются вдохнуть новую жизнь во Флэйминг.
– Дочь мэра работает администратором в студии танца? В больших городах такого не бывает. – Удивляюсь я.
Лола устало вздыхает и задумывается. Ее зеленые глаза смотрят вдаль, не фокусируясь на чем-то конкретном. Сейчас, когда я рассматриваю внешность этой девушки, то могу сравнить ее с какой-то лесной феей или нимфой. Она необычная, можно даже сказать – освежающая.
– Я занималась у Ричарда, когда была ребенком, но танцы не совсем то, что мне нравится. Наверное. Я не знаю, что мне нравится…
– Мне кажется это нормально в твоем возрасте. Когда я была молодой… – посмеиваюсь. – Стоп! Не так. Я все еще молодая. Но когда была чуть младше, то тоже была слегка потеряна. – Хоть и всегда знала, чего хочу.
Я хотела танцевать. Хотела быть достойной для всех и для всего. Хотела быть в безопасности. Хотела семью и теплый дом.
– Мне двадцать два. Многие в этом возрасте уже распланировали свою жизнь на десять лет вперед. Люди из больших городов получают образование, открывают бизнес, не стоят на месте… я же, такое ощущение, живу в книге, сидя на ресепшене в студии танца.
– Ты бы хотела уехать из Флэйминга?
Лола хмурится, но выглядит такой удивленной, словно ей даже никто никогда не задавал этот вопрос.
– Не знаю, – честно отвечает она. – Тут мой дом. Я знаю каждого человека и каждую трещину на дороге. Всех лошадей в «Дыхании» и всех танцоров в другом «Дыхании». – Ее голос звучит тоскливо. – Каждый в этом городе дышит одним и тем же… И я не знаю как дышать по-другому. Никто не знает. Ну кроме тебя, – уже намного веселее добавляет она. – Именно поэтому ты всем так интересна.
Я собираюсь ответить, что в Лондоне дышать намного сложнее, но громкий гудок автомобиля прерывает меня.
Мы
оборачиваемся и видим уже знакомую машину. Мистер Июль собственной персоной. Вид у него, как обычно, недовольный. Думаю, он даже не очень хотел привлекать наше внимание, судя по Томасу, которого он отбрасывает обратно на пассажирское сиденье, чтобы тот не дотянулся до гудка.Машина останавливается, а Лола чуть ли не прячется у меня за спиной, как ребенок за родителем.
– Привет, Лили. И… Лола, – протягивает Томас, выглядывая из открытого окна. Его волосы в беспорядке, а под глазами залегли синяки. – Садитесь, мы вас подвезем.
– Ты подвозишь меня с моего первого дня в этом городе. – Я выгибаю бровь.
Марк недовольно хмыкает:
– Это делаю я.
Я театрально прикладываю руку к груди.
– Стоит ли мне вручить тебе за это медаль?
– Можешь просто исчезнуть, этого будет достаточно.
Идиот.
– Как хорошо, что этого не случится, правда? – мило улыбаюсь я, открывая заднюю дверь, чтобы примостить свой зад на его драгоценное кожаное сиденье.
Меня встречает ошеломленное лицо Мии.
– Ради всего святого, у вашей семьи на меня срабатывает радар? – ворчу я, залезая в машину и затягивая туда густо покрасневшую Лолу.
Что с ней такое? Последние пятнадцать минут она болтала без умолку.
– Не обращай внимания на этого грубияна. Он позорит нашу семью, – причитает Мия. – Если бы мама слышала это, то она отшлепала тебя, Марк.
– Мне скоро тридцать, – ворчание Марка, заглушается гулом мотора.
– Вчера она ударила меня тапком по заднице, когда я сказал Мие, что ей не подходит цвет помады, – рассуждает Томас.
Мия часто кивает:
– И правильно сделала!
Я сижу посередине заднего сиденья, взгляд то и дело пересекается с глазами Марка через зеркало заднего вида. Когда он начинает смотреть на меня слишком долго, то чисто из вредности подмигиваю ему. Машину слегка ведет, и Марк закашливается.
Я посмеиваюсь себе под нос, опускаю взгляд и неожиданно замечаю, что по всей правой руке Марка тянется огромный синяк.
– Что случилось? – вырывается из меня. Я ругаю себя, что не смогла сдержать свое волнение.
Да, именно волнение, а не интерес. Почему я за него переживаю, если почти не знаю?
Мия замечает мой взгляд, направленный на руку Марка и отвечает:
– Сложная ночь, ты не слышала? – Она смотрит на Лолу, которая, видимо, в курсе событий.
– Я не успела рассказать.
– Что не успела рассказать? – Смотрю между ними.
– Со вчерашнего вечера горело несколько акров леса недалеко от «Дыхания». Жемчужина, одна из лошадей ранчо, раньше всех почувствовала запах дыма и убежала, проломив забор. Помимо того, что нужно было тушить пожар, еще требовалось отыскать животное, которое пребывало в ужасе и могло пострадать.
– Жемчужина была дикой, когда мы ее поймали, Марк взял удар на себя, – заканчивает Томас, пока его брат, как всегда молчит. Хотя именно он является главным героем этой истории.
– Сейчас все хорошо? – спрашиваю я, встречаясь взглядом с Марком в зеркале.
– Да, Жемчужина в безопасности и не пострадала. Ну а лес… его спасли насколько это возможно, – отвечает Томас.
– Я спрашивала не про них. – Хмурюсь, начиная чувствовать себя неловко.
Все замолкают и, кажется, даже не дышат.