Холодное пламя

– Это дома наших семей. Несколько Локвудов, родителей Нила и владельцев ранчо. Несколько Эвансов, родителей Лолы. И моей семьи. Мы часто отмечаем там Рождество или другие семейные праздники.

Семейные праздники.

Единственный мой семейный праздник – это день рождения. Его отмечает выжившая и взрослая Лили Маршалл за компанию со все еще рыдающей маленькой девочкой из грязной канализации.

Я хлопаю себя по ноге, убивая огромного комара, вгрызающегося в мою ляжку.

– Уверена, на мне уже не осталось живого места, эти твари то и дело норовят выпить всю мою кровь.

Марк хмыкает, моя спина ощущает легкую вибрацию, которая исходит от его груди при этом глубоком звуке.

– Меня не кусают.

– Без обид, но я бы не согласилась укусить тебя даже за деньги.

Потому что я готова ухватиться за задницу этого мужчины абсолютно бесплатно.

– Согласен. Не стоит. Я вредный и застреваю в зубах.

– Как говядина?

– Типа того.

Наши диалоги не отличаются высоким интеллектом, но я жажду каждого слова, слетающего с уст Марка.

Это притяжение… оно обвивает меня, как виноградная лоза, заставляет хотеть прижаться спиной к его груди. Я напоминаю себе, что все временно. Флэйминг временный. Мистер Июль временный. Это притяжение тоже должно притупиться со временем, но за последнюю неделю оно только нарастает.

– Итак, сколько здесь коров?

– Это секретная информация.

– Правда? – серьезно спрашиваю я.

– Да. Первое правило ковбоя: никогда не разглашай количество своих коров.

– Но они не твои.

– Поэтому я и не знаю, сколько их. – Его голос пропитан весельем.

Я толкаю Марка локтем в живот, и у него даже не сбивает дыхание, в то время как у меня, кажется, перелом лучевой кости.

– Ауч. Что за хрень?

– Это называется пресс. У твоих городских парней такого не было?

Я бросаю на него взгляд через плечо. Он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица, но его глаза… Они выдают всего эмоции. В них заметно пляшет веселье, как маленькие разлетающиеся искорки от костра.

Он профессионально улыбается глазами, как Тайра Бэнкс, и я хочу сфотографировать его на свой мертвый телефон.

– У меня никогда не было парней.

Марк так резко закашливается, что бледнеет. Я улыбаюсь и говорю сквозь приступ смеха:

– Прискорбно, согласна.

– Ты девственница? – нагло спрашивает он.

Я задумываюсь и постукиваю по подбородку.

– Нет, монашка.

Марк тяжело вздыхает.

– Ты ужасна.

– Ой, да ладно тебе, – я похлопываю его по руке, которая держит поводья. – Признайся, тебе тоже нравится наша химия.

– Я всегда больше любил физкультуру.

Мои щеки начинают болеть от улыбки, и мне приходится разминать рот, словно у меня что-то застряло в зубах.

– Итак, парни… – Марк не отпускает тему, что удивительно, ведь мне казалось, его интересуют только камни, ну или Янтарь, потому что он молчит и не раздражает.

– Я не девственница, – произношу со смешком. – Ты не так понял. Я хотела сказать, что у меня никогда не было парня… ну, в плане отношений.

Я прикусываю губу и морщусь. Не думала, что почувствую себя неудачницей, когда скажу это вслух.

Марк ничего не отвечает, дает мне время собраться с мыслями. Признаю, иногда его молчание действительно полезно.

– Не знаю, как объяснить. Мужчины просто приходили и уходили. Некоторые были моими партнерами по танцам, что автоматически исключало их из претендентов для построения отношений. Другие просто спали со мной и сбегали на утро, пока я не успевала открыть глаза. Видимо, как-то не складывалось. Было не время и не место для отношений. – Я хмурюсь, поглаживая гриву Янтаря. Размеренный стук копыт и шум ручья где-то неподалеку успокаивают меня. – Или же я просто никому не подходила.

На протяжении всей жизни.

Ни матери.

Ни семьям.

Ни партнерам.

Ни тренерам.

Ни мужчинам.

Ни-ко-му.

– А как же первая любовь?

Этот вопрос удивляет меня. Не думала, что Марк из тех людей, кто верит в первую любовь и ее безграничную силу.

– У тебя была она? – тихо, почти еле слышно спрашиваю я, потому что у меня такое ощущение, что мы не хотим делиться этим разговором даже с Янтарем.

Марк напрягается всем телом. На его руках проступают вены от того, как сильно он сжимает поводья.

Если бы я была уверена, что мое прикосновение не отвергнут, то положила свою ладонь и нарисовала бы произвольные узоры вокруг его костяшек, чтобы он расслабился. Но, к сожалению, за яркой и смелой оболочкой Лили Маршалл, живет трусливая и неуверенная девочка. Мне ее жаль. И я мечтаю от нее избавиться.

– Мы говорим о тебе, – наконец-то отвечает Марк.

– Нет, у меня не было первой любви. У меня вообще не было никакой любви.

Вновь наступает тишина, которая, к моему удивлению, уже ощущается намного комфортнее, чем та, что была в машине. Возможно, от мистера Июля впервые не исходят негативные вибрации?

– Получается, не только в маленьком городе отсутствуют необходимые для жизни вещи.

Моя грудь начинает гореть оттого, что этот грубый, недовольный и закрытый мужчина считает любовь необходимой для жизни вещью.

– Ты даже не представляешь, – сквозь ком в горле произношу я.

– Ты говорила, что в Лондоне тебя ничего не держало? У тебя никого нет?

– У меня есть я.

Когда мы приближаемся к холму, то мне открывается прекрасный вид: солнце уже близится к закату и приближается к горам. Желто-оранжевый свет окрашивает деревья и пастбища, а безоблачное небо начинает розоветь. Рассматривая всю эту красоту, замечаю огромный участок холма, над которым все еще стоит небольшой смог, а огромное черное пятно выделяется на нем, как кровоточащая рана.

– Мы успели. Все могло быть намного хуже. – Видимо, Марк замечает, куда я смотрю. – Счет всегда идет на секунды. Лес дышит, а мы как врачи, которые борются за каждый его вдох.

За мое дыхание тоже боролись однажды, и почему-то я решаю, что мне хочется об этом рассказать. У меня не так часто возникает желание говорить о своем прошлом, но есть в этом мужчине что-то такое, что раскрепощает. Возможно, рядом с ним я чувствую себя в безопасности, даже если он постоянно ворчит.

– Меня нашли новорожденной в канализации.