Хорошая ведьма Малика

Плохо понимая, о чем он говорит, я все равно на всякий случай смущенно покраснела.

Эльмар оценил, честно оценил, даже покрасневшую щеку нежно погладил еще раз и добил:

— Дом придется перестраивать.

В этот момент, словно только слов некроманта и дожидаясь, с содрогающим скрежетом одна из внешних стен моего дома наклонилась… с сотрясшим землю грохотом сложились стены и рухнула крыша!

От разлетевшейся во все стороны пыли и осколков уберег Эльмар. Он даже не пошевелился, но вокруг нас засверкал похожий на мыльный пузырь защитный купол.

— Ой, — почему-то решила я, сжавшись.

Меня мгновенно обняли крепче, успокаивающе погладили по спине и заверили:

— Все хорошо.

Хорошо не было. Это понимала я, об этом знал бессовестно солгавший некромант и именно это собирался высказать нам замерцавший над руинами Ен.

Мой дух был… в бешенстве. Медленно и жутко он сменил свой окрас с привычного голубовато-зеленого на яркий алый, крайне медленно и угрожающе поднял голову и посмотрел на меня. Четко на меня.

Но когда заговорил, его голос не был злым, он казался каким-то неприятно удивленным и шокированным.

— Еще в тот момент, когда ты меня из Тьмы вытаскивала, я уже тогда знал, что от тебя будут одни проблемы.

Возмущенно засопев, обижено смотрю на духа. А тому и на мой взгляд, и на мое сопение абсолютно все равно, он руины вверенной ему территории осматривал и продолжал:

— На что я в принципе надеялся, связываясь с потомственной черной ведьмой?

— Она еще и верховная, — любезно уведомил Эльмар.

И Ен неожиданно психанул. Всем телом развернулся к некроманту и рявкнул:

— Я в курсе!

А потом сделал подлость:

— Я, в отличие от тебя, присутствовал в момент ее становления верховной ведьмой. А еще я, в отличие, опять же, от тебя, был с ней каждую ночь и слышал, как эта излишне гордая идиотка ревет в подушку.

Я замерла. Просто застыла, пораженная и словами, и тем… тем, что Ен знал. Знал и рассказал. И не знаю, чего во мне сейчас было больше: стыда или злости.

Мне не хотелось, чтобы Эльмар знал о… таком моменте нашего расставания, и было совершенно неприятно от того, что Ен взял и все рассказал ему. Абсолютно неприятно.

И Эльмар… он тоже застыл, его обнимающие меня руки словно заледенели, а грудь, на которой я продолжала полулежать, по ощущениям напоминала теперь камень. Твердый холодный камень.

— Не смотри на меня так, — попросил дух, не чувствуя себя виноватым и спокойно выдерживая мой обиженный взгляд. — Ты гордая, он гордый, так гордыми одиночествами и останетесь.

Возможно, он прав. Да, я была гордой, и да, Эльмар Лагардер тоже был сверхгордый. Наверно, так просто, если логически подумать, именно из-за гордости мы и разошлись.

Он не принял обмана, не принял самой мысли о том, что впустил ведьму даже не в свой дом — в свою жизнь на целых два года. На долгих два года, пропитанных моим обманом.

Не могу сказать, что это было проявлением гордости с моей стороны, скорее инстинкт самосохранения велел мне держать рот на замке и не рассказывать ведьмолову о своем происхождении. Свое молчание я могла объяснить. Но почему тогда, в самом начале, узнав правду об Эльмаре, я сразу же не подала на развод? Почему сразу не ушла от него? Я осталась. И мое молчание осталось со мной.

И вот уже это было гордостью. Моей местами сильно глупой гордостью.

И я ушла, гордо улетев в горизонт, и вызвала демона, чтобы он развел нас — от гордости. Наверно… от гордости же, да?

Я точно поняла, что Эльмар думает о том же, когда в его объятья вновь вернулась нежность и теплота, и когда рыжий прижал меня к себе сильнее, поцеловал мои волосы на затылке и весело решил:

— Любовь — это игра. Ты просчитываешь варианты и делаешь ход, я делаю свой, но в итоге всегда есть победитель и проигравший.

— И кто проиграл? — Заинтересовалась я, обнимая ладонями его руку.

Пауза и подчеркнуто скорбное:

— Ведьмолов во мне.

Я с трудом подавила улыбку, но желание прижаться к мужчине спиной сдерживать не стала.

— А еще твой дом тоже потерпел поражение, — печально добавил Эльмар.

Но это было совершенно лживая печаль, которой не было ни у него, ни у меня, зато в избытке присутствовало у Ена.

— Это не первый дом, который терпит поражение. — Напомнила я, чувствуя себя, не смотря на произошедшее, все еще очень хорошо.

— Прости, — внезапно прошептал рыжий куда-то мне в затылок.

— За что? — Честно не поняла.

Или поняла, но не захотела признаваться в этом даже себе самой, потому что… тяжело было. Тяжело и неприятно, и откровенно не хотелось думать вообще не о чем, если честно.

Эльмар обнял меня и второй рукой, перехватил поперек живота и прижал к себе, как будто не хотел отпускать вообще никогда.

— За то, что дал волю эмоциям там, где нужно было сесть и просто поговорить. — Произнес он напряженно.

Я… знала, что эти слова искренни, знала, что он от всей души просит за это прощения, и знала, что мне тоже следует извиниться, потому что и моя изрядная доля вины во всей этой ситуации была, но:

— И за порушенный дом, — тихонько вставила я.

— И за порушенный дом, — покорно согласился мой бывший муж.

— И за соседские дома, — вставила еще тише и невольно чуть-чуть втянула голову в плечи.

Эльмар выдержал и это, согласившись повторно:

— И за соседские дома.

Окончательно обнаглев, добавила:

— И за уворованную кошку.

— И за… стоп.

Вместе с последним словом он и сам замер, как-то очень напряженно, а я невольно улыбнулась, просто не смогла не улыбнуться, потому что Эльмар вот только сейчас осознал, что над ним тонко измывались.

Но осознание он принял с достоинством, и вместо укора я получила лишь прохладное замечание:

— Знаешь, твоя вина тоже есть. — Таким ни на что не намекающим тоном.

— Знаю. — Я даже не соврала.