Хозяин антимагии

Поздними вечерами мы с Аматом превращали нашу комнату в подобие учёного совета. Со стороны, наверное, это выглядело забавно: два студента, яростно спорящие о магии, будто древние мудрецы, защищающие противоположные теории.

Как в истории моего мира.

Я вспоминал, как когда-то читал о великих научных распрях:

— Земля плоская! — кричали одни.

— Нет, она круглая! — доказывали другие.

— А может, она вообще стоит на слонах?

— Нет, на китах!

В итоге люди почти всегда докапывались до правды.

Так и мы. В наших спорах рождалась истина, жаль только не каждый раз.

— Нет, Пестов, — Амат скрестил руки, смотря на меня как на упрямого ребёнка. — Ты опять не слышишь пульс земли. Она не бездушный камень, она дышит.

— Я знаю теорию! — раздражённо побарабанил пальцами по столу. — Магия земли — это укрепления, барьеры, контроль над материей, а не какая-то…

— В моём мире, — резко перебил Влансендур, — маги заставляли горы петь. А у тебя даже камни не скрипят.

— Потому что здесь другие законы! — я чуть не хлопнул по столу, но вовремя остановился: на нём стояли склянки с образцами.

Он вздохнул, но терпеливо начал объяснять снова.

Горькая ирония: передо мной сидел человек, чьи познания превосходили учёных светил империи. Но девяносто процентов этих знаний были бесполезны.

Там, в его мире, маги владели всеми стихиями, а здесь мы были заперты в рамках одной школы.

Близилось воскресенье, и я уже предвкушал, как, наконец, вырвусь в город.

— Поедешь на своё производство? — спросил Амат утром в субботу.

— Да. Надо проверить, как там справляются мои вассалы, братья Гурьевы. Да и маму с Таськой увидеть хочется.

— Подбросишь до Новоархангельска?

— Зачем? — насторожился я.

— Хочу посмотреть город. Ни разу не гулял по нему, даже воспоминаний никаких нет, — добродушно ответил он.

— Ты же… — я чуть не ляпнул ерунду, но вовремя исправился. — То есть Амат тут учился четыре года.

— Он был занят. Сам понимаешь, чтобы держать себя в хорошей физической форме, требуются постоянные тренировки, и у него попросту не хватало времени. А мне это интересно.

— Ладно. После занятий у конюшни.

Моя машина, слава стихиям, была уже на ходу.

Но какой ценой…

Каждая деталь — заказ из центральной колонии «Точка». Каждый винт, каждая шестерёнка — недели нервного ожидания. Помню, как механик, увидев окончательный счёт, побледнел так, что его веснушки стали заметнее.

— Господин Пестов, за эти деньги можно было новую машину купить, — прошептал он еле слышно

— Нет.

Она того стоила.

Во-первых, она напоминала об отце.

Во-вторых, чёрт, я, кажется, влюбился в этот кусок металла.

Да, я понимал, что она не живая.

Но когда поворачиваешь ключ, и двигатель просыпается с низким рычанием.

Когда берёшь руль в руки и чувствуешь, как машина буквально дрожит в предвкушении.

Когда нажимаешь на педаль, и она отвечает мгновенным рывком, будто читает твои мысли…

Тогда понимаешь, что это не просто транспортное средство. Оно — продолжение меня самого.

Я всё время прокручивал список дел, которые нужно сделать за воскресный день, на конях точно не успел бы осуществить и половины.

Встретиться с братьями Гурьевыми, они что-то мудрили с рецептурой нового зелья выносливости.

Наведаться к семье, мама с Тасей наверняка без меня скучают.

А ещё в нотариальной конторе Новоархангельска меня дожидались договоры. Три новых контракта, которые нужно заверить там с поставщиками, могли поднять доходы производства вдвое либо разорить меня, если не проверю мелкий шрифт.

Одним словом, дел невпроворот.

Мы сели в машину. Тронулись, но не успели проехать ворота, как нас внезапно остановил дежурный.

— Господа, вы не в курсе?

Он просканировал наши ауры, в которых стояла метка учащихся.

— Чего? — нахмурился я.

— После инцидента в больнице всем участникам запрещено покидать академию в выходные.

— Надолго?

— До особого распоряжения.

Я стиснул руль так, что кожа на костяшках побелела.

Вот это облом!

Без меня производство встанет. Гурьевы начнут импровизировать. Контракты зависнут. А Тася снова превратится в стервозную младшую сестру.

— Ректор ещё на территории? — нетерпеливо спросил я.

— Да, полчаса назад видел его в медицинском корпусе. Может, ещё там.

Я резко развернул машину.

— Куда? — недовольно буркнул Амат.

— Искать ректора, — мои пальцы продолжали сильно сжимать руль. — Я должен попасть домой.

Но уже предчувствовал, что разговор с Кировым будет нелёгким.

Глава 25

Медицинский корпус стоял особняком: подальше от грохота стрельбища и шума тренировочных полигонов, будто сама академия стыдливо отгораживалась от этого места.

Двухэтажное здание из серого гранита с высокими стрельчатыми окнами больше напоминало дворец, чем лечебное учреждение. Фасад украшали строгие колонны и барельефы с изображениями древних целителей, но трещины в штукатурке и облупившаяся позолота выдавали почтенный возраст. Строение появилось на территории одним из первых, буквально сразу после основания академии.

Над парадным входом красовался герб империи: двуглавый орёл, сжимающий в когтях змею и посох Асклепия, но одна из голов птицы была лишена клюва, и никто не удосужился починить повреждение.

Внутри здания царил хаос, словно в переполненном муравейнике. По узким коридорам, выложенным чёрно-белым гранитом, сновали санитары в белых халатах.

Студенты толпились у стен, некоторые — с красными пятнами на шеях и руках — сидели прямо на холодном полу, прислонившись к стенам. Из-за закрытых дубовых дверей с матовыми стёклами доносились стоны, сдавленный кашель и приглушенные голоса медиков, перемежающиеся звоном стеклянных колб и металлических инструментов.

— Что за чертовщина? — нахмурился Амат.