Хозяйка города Роз

— Привет, Артур, — первой здоровается она.

— Здравствуй, Эля, — хриплю в ответ. Что нужно делать дальше? Я впервые не знаю. Поцеловать её в щёку, попросить отвести к могиле сестры, спросить, как дела, общается ли она с кем-то из нашей пятёрки, пригласить как-нибудь погулять по городу, вместе обсудить произошедшие за десять лет изменения? Привести её в парк, туда где ещё стоит старый неработающий фонтан и осунувшаяся беседка. Я помню…. А она помнит?

Предлагает идти через другие ворота. Я соглашаюсь, говорю о секторах, которых десять лет назад не было. И мы идём, почти километр. Рядом. Подстраиваясь под шаг друг друга. Она убыстряется, а я чуть замедляюсь и получается так, как надо, нога в ногу. Молчим. Не напряжённо. Не думая ни о чём, как случайные попутчики. Десять лет — это очень много. В той беседке уже нет деревянных скамеек, лишь бетонные рассыпающиеся настилы. И столика нет. Я видел это с окна своей квартиры. И нас больше нет. Мы совсем незнакомы, чужие друг другу. Словно из разных времён и жизней. Мы — не прошлое и не будущее друг друга. И, кажется, нам не стать настоящим.

Сумочка у неё на плече. А в руках два букета. Один для Евы, второй, я понимаю, что для мамы. Эля нравилась маме. Та никогда о ней не говорила ничего плохого. Любила, когда две подружки играли у нас дома. Обоих ласково называла маленькими засранками. Говорила, что, когда вырастут — влюбят в себя всех парней в районе.

Замечаю, что девушка перекладывает цветы на левую руку, поддерживает правой. Наверное, тяжело. Предлагаю помощь, отказывается. Не могу не обратить внимание на обручальное кольцо. Но я этого ждал. В душе неприятно скребёт, когда она говорит, что сын уже школьник. Значит, вышла замуж года через два-три, как я уехал. Совсем молодая. Не ждала, как я и просил. И на вопросы отвечает охотно. Неловкости нет. Тоже хорошо. Я очень рад, что она справилась, устроила собственную жизнь, что я стал всего лишь её первым, а не единственным.

Мы приходим. Сестра с мраморного надгробия смотрит на меня чуть удивлённо. Сколько раз я сюда приходил, у неё всё время разный взгляд. Может, потому что и десять лет назад я приходил сюда только с Элей. Её самой лучшей подругой. Мне, наверное, после стольких лет отсутствия, должно хотеться побыть с родными наедине. Но я с удивлением понимаю, что Эля мне не мешает. Наоборот. Она — словно надёжное плечо рядом, мой якорь, моя спасательная жилетка. Слышу её негромкие слова:

— Артур, я пойду.

Оборачиваюсь, делаю два шага и сажусь рядом. Скамейка достаточно длинна, чтобы мы не касались друг друга. И я соблюдаю эту дистанцию. Она тоже её не нарушает.

— Ты торопишься? — уточняю на всякий случай.

— Нет. Но я прихожу сюда часто, а тебе, наверное, хочется побыть здесь одному.

— Может быть, но у меня для этого ещё будет время. Сегодня у Евы день рождения. Думаешь, она бы обрадовалась, если бы ты ушла с её праздника раньше остальных гостей? — говорю то, что думаю.

Она улыбается.

— Нет, не обрадовалась бы.

— Тогда давай ещё немного побудем. Ты же приехала на такси? А я на машине. Отвезу тебя, куда скажешь. Или муж будет забирать?

Не будет. И я рад этому. Всё же сегодня особый день памяти Евы. Как и десять лет назад, через близость Эли я вновь пытаюсь прикоснуться к сестре. Предлагаю посидеть со мной и Мареком. Это будет правильно, так как надо. Марек, понятно, знаком с её мужем. Да и тот не может не знать о погибшей подруге. Не думаю, что не отпустит. Но она отказывается. Не настаиваю. Может, всё же муж ревнивый. А усложнять ей жизнь совсем не хочу. Она признаётся, что никому о нас не рассказывала. Я тоже не рассказывал, но не забыл. Помню всё с точностью до каждой секунды, хотя этих секунд было не так уж много. Но для воспоминаний достаточно. До конца жизни. У меня даже есть выбор: о чём именно вспоминать сегодня, ложась спать и что именно вспомнить, проснувшись утром.

Ещё одно открытие — она курит. Достаёт тонкую ментоловую сигарету и зажигалку, быстро прикуривает и глубоко затягивается дымом. Не люблю курящих женщин. Да в последнее время это и не модно. Ева не курила, да и у Эли в восемнадцать к сигаретам никаких предпосылок не было. Значит, не всё так просто у девочки, как мне показалось вначале встречи.

— Ты не курила, — говорю ей. Понимаю, что слышит в моём голосе неодобрение. Но ей, похоже, от этого ни холодно, ни жарко. Моё мнение о ней, ей самой уже неважно. Не оправдывается, просто отвечает:

— Я мало курю. И ты раньше курил. Бросил?

— Нет. Но не злоупотребляю. Может и совсем брошу. Даже с собой сигарет нет. Даш свою?

Она протягивает пачку и зажигалку и сообщает, что хочет вызвать себе такси. Я не планирую напрашиваться к ней в гости, но интересуюсь местом, где она теперь живёт. Почему-то не удивляюсь, что осталась в том доме, где и родилась. Желание её мамы поменять место жительство понятно. Не каждая останется жить в доме, когда твоего собственного мужа и вашу соседку, нашли мёртвыми в соседнем доме среди ночи. Но, были ли между ними какие-то отношения или они просто допились до состояния нестояния, узнать уже не удастся. Да и никому эти знания не нужны. Это можно понять и пережить, кроме одного «но». Вместе с ними погибла Ева. Смерть сестры я никому не прощу. И в этот город я вернулся и по этой причине тоже. Я должен узнать, что произошло в ту ночь в нашем доме. Теперь у меня для этого есть все средства. Сидящая рядом женщина вновь говорит о такси. Неужели, всё-таки избегает меня?

— Не избегаю. Слишком много времени прошло. Банально не хочу доставлять тебе неудобств, — отвечает вроде бы честно. Не хочет показаться навязчивой. И я произношу то, что не собирался говорить. Но это правда. Возле могилы собственной сестры совсем не хочется изворачиваться и лгать.

— Ты — не неудобство для меня.

Глава 10. Прокатимся?

К моей машине идём медленно и, снова, молча. Возле центральных ворот кладбища есть небольшой рукомойник. Я о нём не знаю, но она показывает. Мы по-очереди моем руки, затем вытираем салфетками насухо. Я сам открываю ей дверцу рядом с водительским сиденьем, чтобы она могла сесть. Эта девушка достойна моего уважения и внимания. Порог у внедорожника довольно высок, а юбка её платья слишком узка. Приходится прямо передо мной задрать подол значительно выше колен. Несмотря на то, что на улице больше двадцати градусов тепла, она носит чулки. Я не могу не заметить кружевную резинку. И пусть я видел их не одну сотню, стою и пялюсь на её ноги. Обычные женские ноги. За последние десять лет не раз видел значительно красивее. Привык к ровному цвету загара. А у Эли кожа светлая. Она не только не загорела, но и не воспользовалась городским солярием. Продолжаю смотреть на её ноги и понимаю, как бы каламбурно это не звучало, что на кладбище, рядом с могилой Евы, я не могу дать умереть тени призрачной надежды, что мы с Элей ещё будем близки. Я вижу, что она корнями вросла в этот город, стала его неотделимой частью, а я уже потерял интерес даже к Сити. Я никогда не вернусь в район Роз, но мы с Ней ещё не раз встретимся. Откуда-то я это точно знаю.

Риторически спрашиваю про машину. Удивляет её признание даже не в том, что у неё нет прав, а в том, что Марек научил её водить. Вижу, что она тут же пожалела о том, что рассказала, но я уже хочу увидеть её за рулём своего автомобиля. Тогда, десять лет назад, у меня не было возможности оплатить ей такси. Наверное, она думает, что мне хочется взять реванш и увидеть её за рулём дорогого авто. Моего авто. Пусть мы не вместе и никому ничего не нужно доказывать, но город помнит всё. Мне не важны ни собственные, ни её воспоминания. Лишь воспоминания города. Того, с кем я приехал поквитаться. Но это не так. Я хочу увидеть её за рулём своей машины не для города, для себя.

— Это же внедорожник? Полный привод? — уточняет она.

— Да.

— А не страшно пускать меня за руль?

— Я пристегнусь.

— Ладно. Пристегнёшься и будешь молчать. Одно твоё замечание, и я останавливаю машину, — ставит свои условия. Мне нравится, как она это делает. Так серьёзно, сосредоточенно, что-то обдумывая, так сильно напоминая мне знакомую девочку Элю. Я ели удерживаюсь, чтобы не прижаться к её сжатым губам своими. Впустит ли она меня, как раньше? Насколько глубоко? Насколько позволит себе открыться? Тогда она вряд ли осознавала всю силу собственной страсти. Да и я, наверное, тоже. Что может вспыхнуть между нами теперь? Скромный костерок или бушующее пламя?

Мы меняемся местами, и я помогаю ей перенастроить водительское сиденье под её невысокий рост, затем пристёгиваемся. Она обрушивает град вопросов:

— Машина же у тебя застрахована полностью? Ты же не экономишь на страховке? И собственную жизнь, надеюсь, тоже застраховал? И завещание написано?

В итоге сама не удерживается и смеётся. Как десять лет назад. Мне очень нравился и теперь нравится её смех. Он не изменился.

— Всё такая же маленькая засранка, — качаю я головой. — Заводи машину, Эля.