Хозяйка Империи

За пару часов до рассвета он встал, несколько раз потянулся и мысленно собрал воедино все обстоятельства, которые могут послужить ему на пользу.

Не замеченный патрулями, он покинул усадьбу. Однажды Хокану пошутил, заявив, что какой-нибудь стражник может случайно убить главного разведчика Мары, если тот будет тайком бродить по ночам вокруг дома. На это Аракаси ответил, что такого стражника необходимо будет повысить в должности, раз он сумел избавить Мару от негодного слуги.

Рассвет застал Аракаси на дальнем берегу озера: Мастер шел ровным шагом, обдумывая дальнейшие действия. Он строил и пересматривал планы, отбрасывал их, но не отчаивался, а лишь все более проникался сознанием важности стоящей перед ним цели. К восходу солнца он уже был на реке, затерявшись среди других путешественников, ожидающих прибытия почтовой барки, - еще один безымянный пассажир, который держит путь в Священный Город.

Глава 11 УТРАТА

Проходили месяцы.

Румянец наконец вернулся на щеки Мары. Наступила весна, в должный срок отелились нидры, и кобылы, доставленные из варварского мира, произвели на свет здоровых жеребят. С разрешения Люджана Хокану получил в свое распоряжение несколько десятков солдат, обучил их ездить верхом, а потом начал тренировать в искусстве сражаться в конном строю.

Пыль, поднятая в воздух при таких маневрах, долго еще висела над полями в сухом горячем воздухе, и на исходе дня берег озера оглашался смехом и шутливыми возгласами свободных от службы солдат, наблюдающих, как немногие избранные купают своих мидкемийских страшилищ или стирают пот с их лоснящихся боков. Иногда, когда игры становились довольно грубыми, мокрыми оказывались не только наездники и лошади.

С той самой террасы, которая некогда служила во время учений командным пунктом для Тасайо Минванаби, за тренировками нарождающейся кавалерии наблюдала Мара. Вместе с нею находились горничные и маленький сын; все чаще компанию ей составлял и муж - в кожаных штанах для верховой езды, при мече и арапнике.

В один из таких дней, когда солнце уже склонялось к западу, Мара увидела, как старый седой ветеран многих походов потянулся к своей лошади и поцеловал ее в нос. Это зрелище настолько позабавило властительницу, что впервые за долгие недели окружающие увидели на ее лице беззаботную улыбку.

– Смотри-ка, - сказала она мужу, - солдаты, очевидно, начинают привыкать к лошадям. Уже многие возлюбленные наших воинов жаловались, что их избранники проводят больше времени в конюшнях, чем в своих законных постелях.

Хокану усмехнулся и обнял ее гибкий стан:

– Ты тоже сетуешь на это, женщина?

Мара полуобернулась в его объятиях и перехватила взгляд Джастина, который уставился на нее своими невинными, широко открытыми глазами. Всем своим видом он так напоминал отца, что Мара не сразу справилась с охватившим ее волнением; но тут он пальцами изобразил грубый знак, который наверняка узнал не от приставленных к нему воспитателей.

– А ты сегодня ночью собираешься сделать ребеночка, - сказал он, гордый своим умозаключением и ничуть не обескураженный оплеухой, которую тут же получил от ближайшей к нему няньки.

– Что за дерзость! Так разговаривать с матерью! Не знаю, где ты набрался таких штучек с пальцами, но, если это повторится, не миновать тебе порки!

Покраснев до корней волос, нянька поклонилась хозяевам и потащила протестующего Джастина в детскую, чтобы уложить его спать.

– Да ведь солнце еще вон как высоко стоит!
– негодовал провинившийся малыш.
– Как же я смогу спать, если вокруг все видно?

Парочка исчезла за поворотом лестницы, которая вела вниз с холма; но прежде, чем они скрылись из виду, шевелюра Джастина полыхнула огнем в лучах низкого солнца.

– Всеблагие боги, он растет не по дням, а по часам, - с нежностью сказал Хокану.
– Скоро надо будет подобрать ему наставника для занятий с оружием. Как видно, уроков счета и письма недостаточно, чтобы помешать ему подглядывать за слугами.

– Он не подглядывал, - возразила Мара.
– При случае он не упускает возможности улизнуть куда-нибудь в казармы или в бараки рабов. И очень внимательно слушает, когда мужчины бахвалятся своими победами над особами из Круга Зыбкой Жизни или над девушками-служанками. Он - сын своего отца, когда речь идет о том, чтобы поглазеть на женщин, и сегодня утром он сказал моей горничной Кейше нечто такое, что она покраснела, как юная девушка, хотя таковой отнюдь не является.

Она склонила голову набок и из-под опущенных ресниц вгляделась в мужа:

– Он грубый и неотесанный мальчик, которого придется женить пораньше, а не то, чего доброго, он наплодит бастардов Акомы по всей стране, и все отцы молоденьких девушек станут гоняться за ним с мечом... ну если и не все, то уж половина - это точно.

Хокану тихонько засмеялся:

– Из всех забот, которые он может тебе причинить, эта беспокоит меня меньше всех прочих.

Глаза у Мары расширились.

– Да ведь ему семь лет только что исполнилось!

– В таком случае это для него самое подходящее время, чтобы обзавестись маленьким братцем, - сказал Хокану.
– Появится второй дьяволенок, за которым ему надо будет присматривать... глядишь, и сам он станет бедокурить поменьше.

– Ты тоже грубый и неотесанный мальчик, - мстительно поддела его Мара и, с коротким смешком выскользнув из объятий мужа, побежала вниз по склону холма. Поплотнее запахнуть свой легкий халатик она позабыла.

Хокану справился с изумлением и последовал за женой. От нахлынувшего восторга кровь бросилась ему в лицо. Слишком долго он не видел свою госпожу в таком игривом настроении - со злосчастного дня отравления. Он бежал неторопливо, уверенный, что именно этого она сейчас желает, и не пытался перейти на более широкий, размашистый шаг атлета, чтобы догнать Мару. Он поравнялся с ней только в узкой лощине у берега озера.

Лето было в полном разгаре. Среди сухих трав еще виднелась зелень. Кусачие насекомые, отравлявшие жизнь в начале лета, куда-то попрятались, а хор цикад не умолкал. Воздух был напоен теплом.

Хокану порывисто обнял жену, и оба упали на землю - растрепанные, почти не дыша, отбросив всякую церемонность и чопорность.

– Мой господин и консорт, - сказала Мара, - кажется, у нас осталась одна проблема: нехватка наследников.

Его пальцы уже распускали оставшиеся шнурки ее халата.

– После наступления темноты патрули Люджана обходят дозором берег, - напомнил он.

Она ответила сияющей улыбкой:

– Тогда тем более нам нельзя терять время.

– Ни в коем случае, - радостно подтвердил Хокану.

После этого обоим было уже не до разговоров.

Долгожданный наследник мантии Шиндзаваи, судя по всему, был зачат той ночью - либо на берегу, под открытым небом, либо позже, посреди душистых подушек, после кубка вина сао, который супруги осушили вместе в своих покоях. Шесть недель спустя у Мары уже не оставалось сомнений. Она знала признаки беременности, и, хотя, просыпаясь, она чувствовала себя скверно, Хокану слышал по утрам ее пение. Но в его улыбке таился привкус горечи. Ему было известно то, чего не знала она: дитя, которое она носит сейчас под сердцем, будет у нее последним, и все целители-жрецы Хантукаму не властны это изменить.

До того дня, когда он случайно услышал спор между поварятами с кухни и побочным сыном одного из приказчиков, ему и в голову не приходило, что младенец может оказаться женского пола. Он предоставил событиям идти своим чередом и не обращал внимания на пари, которые заключались в казармах насчет предполагаемого пола будущего ребенка.

Хокану даже мысли такой не допускал, что боги пошлют ему дочь, а не сына: ведь этому ребенку - последнему, которого Маре суждено выносить - предстояло унаследовать имя и состояние семьи Шиндзаваи.