Хозяйка перекрёстков

Хотя у меня всё больше сомнений по поводу этого договора. И во многом именно поэтому мне хочется ещё раз подробно переговорить с Энки. Мне нужны объяснения. В чём суть этого странного пакта, которым он повязал нас?

«Она будет жива, пока будешь жить ты». И как, интересно, Козлоногий собирается обеспечивать исполнение этого условия? Уж не сам ли он выкрал Лиску и держит сейчас где-то, как заложницу? На мои расспросы он отвечал, что Лиска в безопасном месте. Но что это за место? И откуда он вообще знает об этом? А если ей вдруг что-то будет угрожать – успеет ли он отреагировать и защитить её? А если вдруг я облажаюсь и погибну – он что, явится к моей дочери и казнит её?

Какой-то бред. Сплошные вопросы. В конце концов, зачем этот договор самому Козлоногому? Он ведь ничего не получил взамен. Или всё же получил, просто я не понимаю его выгоды?

Вся эта неопределённость жутко раздражала, и испытания Лабиринта воспринимались как досадная помеха на пути к главной цели. Но надо постараться успокоиться и действовать последовательно. Происходящее на Осколках вполне реально – по крайней мере, погибнуть я здесь могу запросто, причем с куда большей вероятностью, чем на Аксисе. Так что надо быть начеку.

Под землей довольно быстро теряешь счет и времени, и пройденному расстоянию. Тем более что ходы превратились в настоящий лабиринт – туннели поворачивали, разветвлялись, переходили в довольно обширные залы и снова схлопывались до узких лазеек, в которые едва можно было протиснуться.

Мы то шлёпали по щиколотку в воде и нечистотах, то поднимались или спускались по грубым выдолбленным в камне ступенькам. Под ногами то и дело сновали крысы и какие-то насекомые, похожие на гигантских, с ладошку, мокриц. Судя по тому, что солдат они не удивляли, для этого мира это была вполне обычная живность. Из отдаленных коридоров иногда доносились жутковатые звуки, указывающие на то, что в них водится кто-то куда крупнее крыс. Но нам повезло – с этими обитателями местных глубин мы благополучно разминулись.

А вот опасность заблудиться была куда более реальна. Несколько раз приходилось разворачиваться, наткнувшись на завалы или на перегородившие проход железные решётки с заржавевшими напрочь замками. Вся надежда была на отца Калимана. Тот держался более-менее уверенно, ориентируясь по знакам, намалеванным кое-где на стенах, чаще всего возле развилок туннелей.

– Наконец-то! – удовлетворённо кивнул он, когда мы оказались перед массивной каменной аркой, по бокам от которой стояли изваяния крылатых людей с опущенными головами и сложенными перед грудью ладонями. Над самой аркой можно было разглядеть наполовину скрытый наростами мха барельеф с крестом посередине.

– Мы уже близко. Это катакомбы Храмового района. Дальше – коридоры с усыпальницами.

Но меня это известие не особо обрадовало, потому для меня арка выглядела, как портал – проём её был затянут знакомой плёнкой прозрачного марева. Граница Осколка?

Я замедлил шаг, немного отставая от основной группы. Латники, а потом и отец Калиман прошли сквозь марево, не замечая его. Я же, немного не доходя до невидимой границы, услышал голос Эреш.

– Ступай смело. Между Осколками внутри грозди можно перемещаться беспрепятственно. Общую награду за прохождение получишь, когда вернёшься ко мне.

Что ж, отлично. Покидать группу мне пока не хотелось. Надо выяснить причины происходящего в городе – это может пригодиться мне и в реале. Да и сами приключения в Лабиринте я постепенно начал воспринимать по-другому. Уже не стремился проскочить очередной Осколок как можно скорее. Появился исследовательский азарт и предвкушение будущей добычи.

Впрочем, я не позволял этим порывам полностью захватить меня. Это было похоже на ловушку. Те, кто создал Лабиринт, отлично разбирались в психологии и нейрофизиологии смертных. Все эти Осколки, испытания, награды за них, даже элементы случайности в этих наградах – всё это чистейшей воды заигрывания с системой выработки дофамина в мозгу. Похоже на какой-то эксперимент. Подопытную крысу запускают в лабиринт, рассовывают по закоулкам кусочки сахара…

Важно не забывать, что всё это – лишь инструмент для достижения настоящих целей. Иначе можно увлечься и затеряться здесь навсегда.

Подземелья под Храмовым районом разительно отличались от тех, по которым мы плутали раньше. Здесь было гораздо чище, то и дело попадались даже некоторые элементы благоустройства: железные держатели для факелов, каменные и деревянные скамьи, на которых можно было немного передохнуть. Но атмосфера здесь была мрачноватая.

Из-за могил.

Умерших вмуровывали прямо в стены, выдалбливая выемки в скале по обе стороны от туннеля. Затем эти выемки закрывались каменными могильными плитами с выбитыми на них именами, датами и короткими описаниями. Людей попроще хоронили в два-три яруса, богатые могилы представляли собой отдельные склепы, украшенные статуями и барельефами. Но все их объединяло сейчас одно – запустение. Заметно было, что сюда давно уже никто не спускается – пылища кругом, в сырых углах, наоборот, наросли слои какого-то мха, тенёта с потолка свисают такие, что сквозь них приходится продираться, как сквозь тюлевые занавески.

– Осталось совсем немного, – подбадривал священник, вертя головой в поисках каких-то только ему известных ориентиров.

– Хорошо бы, – проворчал Тайлин. – А то у меня уже последний факел прогорает.

– Ничего, здесь я уже найду дорогу даже в темноте. Триединый был благосклонен к нам – мы не встретили препятствий на нашем пути. Остался последний рывок…

Калиман остановился возле одной из могильных плит, содрал с неё налипшие тенёта, проводя кончиками пальцев по выбитым в камне надписям. Вроде бы ничего примечательного – обычная плита, мы прошли уже мимо сотни похожих.

Но священник занялся ей вплотную – присел на колено, проверяя один за другим рельефные выступы в её нижней части. Что-то повернул, что-то нажал, попытался сдвинуть плиту, навалившись на неё плечом.

– Не подаётся… – пропыхтел он осипшим от натуги голосом. – Кажется, механизм заклинило. Давайте попробуем вместе!

Понадобились наши общие с латниками усилия, чтобы сдвинуть, наконец, каменную пластину настолько, чтобы можно было протиснуться в скрывающийся за ней лаз.

– Гаси факел! – прошипел Калиман. – И двигайтесь как можно тише. Пожалуй, здесь мне лучше пойти вперёд…

Он первым нырнул в тёмный проём, я – следом. Солдаты пыхтели позади, с трудом помещаясь в узком коридоре и то и дело скребя по кирпичной кладке краями своих щитов, покорёженных в битве с огнедышащей тварью. Я свой повесил на спину и передвигался боком, и то время от времени касался стен. Лаз был узкий, местами не больше полуметра, и представлял собой сплошную лестницу, круто поднимающуюся вверх. К счастью, не очень длинную.

Продвигались мы медленно, настороженно, но не столько из-за темноты, сколько из-за звуков, доносящихся сверху.

Крики. Даже не так. Вопли. Многоголосые, протяжные, исполненные ужаса, страданий и безысходности. В гулком каменном мешке они отдавались многократным эхом, которое, казалось, никогда не затихало, дробясь на осколки, наслаиваясь само на себя и возвращаясь обратно.

– Что-то не очень-то похоже на библиотеку, – шепнул я Калиману.

– В последний раз я был здесь почти пятнадцать лет назад. Видимо, с тех пор многое изменилось. Будьте настороже.

Мы уперлись в тупик, и от залы, в которой, судя по звукам, истязали не меньше десятка человек, нас отделала лишь тонкая кирпичная стенка. В этот раз замаскированная дверь поддалась легко, только мерзко скрипнула каким-то ржавым шарниром. Но вряд ли это кто-то услышал, кроме нас – крики заглушали всё.