Хранитель Мечей. Рождение Мага

Неясыть одновременно чувствовал и напрягшийся чужой след. Малефик вылез из своего укрытия. Конечно, ему деваться некуда – или срочно нужно принести кого-то в жертву, хоть кого, петуха, кошку, собаку – кого угодно; это поможет, но ненадолго, потому что кладбище уже очищено, и злодею теперь всё нужно начинать сначала.

Но это мы ещё посмотрим…

Да, так и есть – идёт сюда. Надо же! Хватило смелости, вылез… когда всё село сидит по сундукам и подпольям, завывая и мелко трясясь от страха. Хороший малефик, смелый… вот почему же только творит такие злодейства? В принцип меньшего зла это никак не укладывается. Не было никакой нужды в таких чудовищных жертвах… ни эпидемии, ни иного всеобщего бедствия… Зачем, почему, для чего?

Но с малефиком мы разберёмся чуть позже. Вот она, церковь… скажите, пожалуйста, и впрямь свята… относительно, конечно, потому что в её стенах назначались свидания, а кое-кто даже и целовался, стоя в задних рядах… девчонкам руку под юбки запускал… всё обычно. Но сам настоятель – чист, а такое, говорят, куда как редко.Неупокоенныевстревожились, разящий острый свет добрался и до их тупого сознания, они чуют опасность, ещё немного – и почуют предательство. Надо торопиться.

Закусив губу от боли, Неясыть полной пригоршней зачерпнул чужой, заёмной, Святой Силы. Она жгла, колола, резала душу острым ножом, она была совершенно, абсолютно чужда ему; но в том-то и Сила Тьмы, что она способна вобрать в себя всё. Абсолютно всё. Как бы ни было при этом тяжело самому отмеченному Тьмой…

Свет Спасителя принимал в руках Фесса форму короткого клинка. Маловато зачерпнул… рассчитывал, что получится меч, а хватило удержать только простой нож. Придётся идти врукопашную, а это чревато… Интересно, кстати, почему такие вот мечи – настоящие, длинные, смертоносные – не могут делать в схватках снеупокоеннымисами святые отцы?

Он резко развернулся. Чуть раньше, чем следовало… и второй мертвяк успел отшатнуться. Начисто снесший голову первому нож лишь чиркнул по ключице, не задев позвоночного столба. И сразу же удар, от которого в глазах вспыхнули искры – мёртвые не промахиваются. Фесса опрокинуло на спину, и он с ужасом увидел медленно наклоняющуюся над собой распахнутую пасть с чёрными пеньками давно сгнивших зубов. Мертвец даже прошипел нечто вроде «Предатель!» – настолько велика была владевшая им ненависть. Ведь, по сути, сам по себе оживший труп был ни в чём не виноват – им, словно куклой, двигали совсем иные Силы.

Нож исчез из рук Фесса. Порез на руке успел затянуться. Оставалось только одно средство, и теперь уже всё зависело только от его, Фесса, силы воли.

Жить, подумал он, пока жуткая харя клонилась к нему, явно намереваясь вцепиться остатками зубов в горло – не прокусить, а разорвать его. Жить, хоть как, но жить! Я не ваш, я продержусь! Как угодно, но продержусь, любой ценой!

Любой? – казалось, насмешливо откликнулась Судьба. Ну что ж, некромант, попробуй…

– Держись! – крикнул знакомый голос. Великая Тьма, откуда здесь, виспытании, взялась Атлика?..

Раздумывать времени не было. Фесс ударил всеми оставшимися силами, вдавливая мертвеца обратно в вытолкнувшую его было землю, гася, точно сапогом угли тлеющего костра, то злое подобие жизни, что разжёг в мёртвой плоти хитроумный малефик…

Неясыть словно сам тащил из себя живую кость. Боль пронзила внутренности, он заорал от нестерпимой муки, сам не слыша своего крика, – но мертвецу пришлось и того хуже. Незримый молот рухнул прямо на голый череп, обломки кости брызнули в разные стороны, земля расплескалась вокругнеупокоенного, точно вода, чёрный водоворот втягивал бьющийся впосмертнойагонии костяк, увлекая его всё глубже и глубже, мимо самой плоти этого мира, вовне, в безграничность, туда, где, наверное, обитали те самые многоножки, что умели обернуться юными красавицами, перед тем как пожрать саму душу своей жертвы.

– Неясыть! – Атлика приподняла его голову. Глаза у девушки были сейчас как два блистающих чёрных камня – ни белков, ни радужки.

И за ней тянулся явственный чёрный след, след крови и чужих мук.

Она – малефик? Приносила в жертву детей – может, даже на могилах их родителей? Она будоражила мёртвых? Зачем, почему, для чего?..

«Болван! –вспыхнуло в мозгу. – Забыл последние слова Тёмного? «Это подло, Анэто!» – выкрикнул Даэнур. Пытался остеречь, предупредить… а ты – ты решил, что и впрямь действуешь в реальном мире, забыл, что ты – на испытаниях, и… что стоило опытному магу проследить твою приязнь и беспокойство? Светлые не могут чувствовать нас, Тёмных магов, говорил учитель. Но зато они здорово наловчились ловить нас на живцов, добавил бы теперь сам Фесс».

Беги, захотелось крикнуть ему – язык отказался повиноваться Неясыти. Мириспытаниявокруг него стремительно таял, декорации уступали место настоящей реальности – и оторопевший Фесс понял, что лежит на плитах широченного двора Академии, лежит посреди расставленных тут и там игрушечных домиков в половину человеческого роста. Здесь была и церковь, и дома, и искусно выполненное кладбище, ограждённое серыми камнями… Кусты и деревья тоже имелись – карликовые, растущие в глиняных кадках, но очень похожие на своих нормального роста прародителей. Всё было как и положено на испытаниях – и даже многоликая толпа, обступившая эту импровизированную сцену. Невольно Фесс поискал глазами Атлику, ожидая увидеть её закованной в цепи и уже влекомой на казнь, – и облегчённо вздохнул, не найдя её среди обступивших людей. Мельком оглядел себя – запёкшаяся кровь на запястье, грудь ноет от удара – наверное, здоровенный синячище будет; а так ничего, вроде бы цел…

– Добрые студиозусы, почтенные мэтры, милорды деканы! – прозвучал над толпой голос ректора Анэто. – Испытания завершены. И теперь я должен задать досточтимому ректорату вопрос – достоин ли сей аколит досрочного вручения ему посоха мага с признанием за оным аколитом всех прав, равно как и обязанностей практикующего чародея-некроманта?

Ни слова об Атлике. Ни слова. Но ищейки отцов-экзекуторов наверняка уже рвут поводки и захлебываются злобным лаем…

– Позвольте мне, о досточтимый и высокоучёный милорд ректор, – неожиданно прозвучал сильный звучный женский голос, низкий и волнующий. – Конечно, я не являюсь членом почтенного ректората, я всего лишь исполняю скромные обязанности управляющей Волшебным Двором…

Мегана! Быстры ж твои тропы и твои кони, волшебница, как видно, ты очень торопилась. Вот только зачем?

– Моё мнение однозначно – прекрасная работа. Аколит явил и мужество, и твёрдость духа, и настойчивость в достижении цели… качества, которым могли бы позавидовать добрые студиозусы иных факультетов! Как жаль, что все эти таланты достались Тьме… я могу только скорбеть об этом. Но сей аколит Неясыть, бесспорно, заслужил посох. Ему нечего делать в Академии, тем более если северные города страдают от нашествий неупокоенной нечисти. Простите меня, милорд ректор, за столь бурное изъявление чувств и за взятое у столпов ректората слово. Скромно уступаю трибуну тем, кому положено судить и выносить вердикты…

Фесс обратил внимание, что в продолжении всей речи Меганы никто в толпе, похоже, не решился даже вздохнуть. Только теперь Неясыть смог её разглядеть – когда она аккуратно садилась в почтительно пододвинутое деревянное кресло.

Ничего в ней не было на первый взгляд ни смертоносного, ни властного. Невысокая, с длинными тёмно-русыми волосами, по-девичьи заплетёнными в косу, которую она носила перекинув на грудь. Коса, конечно, была знатной – толщиной в полторы руки и длиной чуть ли не до колен; никаких украшений, скромное серое платье с глухим воротом под горло, длиной до самых пят; ничего особенного, ничего, кроме ауры Силы. Она слепила и обжигала, словно Солнце; собственно говоря, прочесть эту ауру никто бы и не смог как раз из-за этого сияния.