Хроники Мировой Коммуны

И вот теперь вся эта груда старого оружия валялась у нас под ногами, не то что не принеся пользы, а даже наоборот. Ну хорошо, я проворонила врага рядом с собой, мне и отвечать. Хотя… ты же знаешь, Марьям, что в жизни далеко не все так однозначно, как в шпионских фильмах для подростков. На собственном опыте знаешь.

– Мы уже поняли, что ты не шутишь, Токо, – я пыталась вспомнить, что же нам такое рассказывали тридцать лет назад на курсах переговорщиков, но в голову лезли в основном общие инструкции про речевые интонации, мимику и жесты. – Но может, объяснишься сначала?

– Что объяснять-то, мама? Ты умная, уже сама догадалась, – по крайней мере, она готова была говорить, а это хороший признак.

– Предатель? Хочешь непременно убить его лично? Но он ведь не в том состоянии, чтобы от нас убежать, так в чем дело?

– Дело в том, что его могут оттуда достать. Живым. И он может заговорить. И никто не знает, что же такого он скажет. Сегодня очень мало осталось в живых людей, знавших товарища Тэ в молодости. Так что каноническая история страшного предательства «черного Иуды» и чудесного спасения нашего национального лидера от беспилотников корпораций мало кем вслух подвергается сомнению. Это такое африканское Евангелие, в котором, правда, убили не Христа, а всех апостолов до единого, и предатель отчего-то не пожелал повеситься, а вместо этого растворился в неизвестном направлении. Правда, как и в Библии, нестыковок в этой легенде масса. Но вот ведь беда – на ней построена вся наша история, наша идентичность, наш патриотизм, в конце концов. А если правда не такая? Если окажется, что товарищ Тэ договорился с нашими врагами, чтобы убрать своих оппонентов из числа авторитетных полевых командиров? Если это он на самом деле был главным врагом и лжецом в Азании? Да страну просто в клочья разорвет!

– Ты вроде бы никогда не была особой поклонницей режима. И в Коммуны эмигрировала точно не от хорошей жизни.

– Да, конечно, спасибо что напомнила, – Токо отвечала с таким выражением, что я пожалела о последней фразе. – Помнишь, ты спрашивала меня, отчего это я ношусь со старым протезом, хотя нет никаких проблем вырастить новую ногу? Так вот, секрет очень прост: все эти протезы, начиная с самого первого, который у меня появился в девять лет, – они азанийские. Изготовлены из наших, африканских материалов, руками африканских рабочих – вплоть до последнего винтика. Технологии, правда, китайские, но это уже не так важно. А сорок лет назад мы умели производить только СПИД, Эболу, голод и беженцев. Вам здесь, в Европе, хорошо рассуждать про демократию и правильные способы построения коммунизма. А у нас страна сшита на живую нитку и очень даже может снова провалиться в каменный век. Что вы все тогда делать будете? Войска введете? Так кровью умоетесь.

Да, нам нужны перемены. Нам нужно избавиться от этих орденоносных попугаев и заговаривающихся маразматиков во власти. Но нам не нужно крушение всего, что было построено за последние годы. Нам не нужен откат обратно к каннибализму и племенным войнам. Мама, ты же должна понимать, у вас это однажды произошло.

– И что теперь? – я даже не подозревала, насколько глубоко в ней сидит эта иллюзия – что без великого вождя африканцы даже с пальмы слезть самостоятельно не могли. Я наивно надеялась, что здесь, в Коммунах, с их воздухом свободы и свободным доступом к информации, вождистские предрассудки выветриваются сами собой, как будто это когда-то было вопросом информированности. Самое главное – я совсем не прорабатывала эту тему, даже напротив – в разговорах обходила вопрос наших непростых внешнеполитических раскладов стороной, считая подобные споры неблагоприятно влияющими на атмосферу в коллективе. Ну не дура ли, хвостом меня по голове?

– Когда вы выйдете отсюда, я приведу приговор в исполнение, – продолжала Токо. – Взрывчатки у меня немного, но, чтобы уничтожить Джасси вместе с его гробом, должно хватить. А потом – делайте что угодно. Милицию вызывайте, штурмуйте, можете меня в тюрьму засадить.

– Токо, подумай сама, – попыталась я призвать к голосу разума, поняв вдруг, что, стоит нам выйти из зала – и живой мы азанийку больше не увидим. – Не факт, что Джасси вообще можно отсюда достать живым и способным что-то сказать. Но если ты сделаешь то, что хочешь сделать, – это точно пользы никому не принесет…

– Ааааа, к чертям собачьим все идите! – взорвалась вдруг Ясмина. – Ты, дура, на кого ты оружие наставила? Что здесь вообще творится? Ты в нас собираешься стрелять – в меня, в маму, в Лу?!

– Ясмина, успокойся! – у меня все внутри похолодело от предчувствия кровавой развязки.

– А вот хрена с два! – парижанка увернулась от пытавшейся схватить ее, одновременно оставаясь на месте, Лу и, гневно размахивая руками, пошла к камере, в которой был заключен Джасси.

– Назад! – закричала Токо, готовая выстрелить.

– Ну давай, стреляй! – Ясмина широко раскинула руки, словно пытаясь защитить предателя от пули, что при ее габаритах было весьма затруднительно. – Я думала, мы как семья – никаких секретов, никаких подлянок в самый неожиданный момент. А ты… Да на хрен вообще так жить, когда тебя самые близкие люди убить готовы?!

Чего явно не предусмотрела Токо – так это того, что Ясмине может снести крышу. А зря, пора бы уже изучить больные мозоли подруг, не первый вроде бы год вместе.

Мое знакомство с коллективом почти три года назад началось как раз с изучения таких мозолей. На базу в Подмосковье я прибыла невыспавшаяся и с больной головой – целую ночь читала досье на своих будущих подопечных и нервничала тем больше, чем дальше углублялась в чтение. Оторвы какие-то, на четверых – два условных срока, пятнадцать лет обучения по школам для трудных подростков и одна демонстративная попытка суицида, даже попавшая в новости. Словом, неплакатные совершенно девочки. В какой-то момент мне обидно стало – им таким вот можно работать в международной организации под эгидой Соцсодружества, а мне – нет, только после исправления биографических данных, которое, вообще-то, является уголовным преступлением. С другой стороны – я чувствовала в них еще до личной встречи родственные души. Бунтовали они большей частью все же по уважительным причинам, пусть и бестолково – как японка Ю, порвавшая со своей семьей убежденных монархистов в четырнадцать лет, проломившая напоследок отцу череп клюшкой для гольфа и сделавшая татуировку на левой половине лица – записанный иероглифами слоган, аналогичный европейскому «Ни бога, ни господина». Я ведь только из этого досье и узнала, что в Японии, оказывается, есть еще настоящие монархисты, которые даже не боятся на людях высказывать свои взгляды. Культурный шок прямо.

Первая встреча проходила в небольшой комнатке, похожей на стереотипный брифинг-рум: складные стулья, старый потолочный стереопроектор, плакаты на стенах – отчего-то тематические из серии о гражданской обороне. Четыре девицы расселись треугольником: в первом ряду посередине – европейки Ясмина Клеман и Анна-Ловиса Оскарссон, на камчатке, ближе к окну – Ю Томацу, в другом углу, у стены – Токо Байи. Нет, не брифинг-рум, а школьный класс во время эпидемии гриппа на пороге карантина. Наверное, именно поэтому я приняла в самом начале интонацию старорежимной учительницы – только что без «здравствуйте, садитесь»:

– Так вот, зовут меня Марьям Зауровна, и я теперь – ваш новый инструктор по безопасности…

– Ма-За, – прервала меня Ясмина.

– Что? – не поняла я.

– Мы тебя так будем называть, по инициалам – «Ма-За». Так удобнее, – выражение лица маленькой парижанки было одновременно невинным и хамским.

Вот тебе раз: рта не успела раскрыть – уже присвоили кличку. Республика ШКИД какая-то. С чего бы с порога такие наезды? Да, на форумах серчеров идет ругань – приставили, дескать, надсмотрщиков из силовых структур, но, может, разобраться надо сначала, а не гнать волну?

Сначала я растерялась. Отвечать агрессией или угодливо улыбаться – в данном случае одинаково плохие варианты. Но тут меня осенило.

«Ма-за».

Mother.

Мама.

– Да, Ясмина, – я попыталась улыбнуться как можно нежнее. – Теперь я – твоя мама.

Результат превзошел все ожидания. Смуглокожая девчонка с ярко-красной шевелюрой сорвалась с места с таким бешенством, что опрокинула стул, и шведка, обхватившая ее в последний момент за поясницу, несмотря на всю разницу в габаритах, удерживала подругу с ощутимым напряжением.

– Ты! Да как ты смеешь! Да кто ты вообще такая!? Курица старая! Кто тебе дал право!? – Ясмина размахивала кулаками практически у меня перед носом, и это явно не было похоже на контролируемую истерику в стиле «держите меня семеро».

– Нет, так вы точно не заведете себе друзей, товарищ инструктор, – Оскарссон, наконец, сумела надежно зафиксировать взбесившуюся парижанку.

– А у меня в принципе и не было никогда друзей, – ответила я таким тоном, что даже Ясмина поперхнулась очередным ругательством. – И семьи тоже не было. Ни черта у меня не было в жизни. Я старая дева и социофобка…