Хрущевка
Шрифт:
“ВАМ ОЧЕНЬ КРУПНО ПОВЕЗЛО! С 24 ПО 31 ЯНВАРЯ ВЫ МОЖЕТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ЛОТЕРЕЕ…”
Я закатил глаза и вздохнул. Смяв в руке глянцевый кусок бумаги, выбросил в коробку для мусора в яму. Может, второй флаер будет более интересным?
“ЗА ТЕХНОЛОГИЯМИ – БУДУЩЕЕ! НАБИРАЕМ ГРУППУ ПО ОБУЧЕНИЮ ПРОГРАММИРОВАНИЮ В ШКОЛУ К ОЛЕГУ ВОЛКОВУ. УЖЕ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ СТАНЬТЕ КВАЛИФИЦИРОВАННЫМ СОТРУДНИКОМ СФЕРЫ INFORMATION TECHNOLOGY С ЕЖЕМЕСЯЧНОЙ ЗАРПЛАТОЙ ОТ 20 000 РУБЛЕЙ”
Вот это уже другой разговор. Аккуратно сложив флаер вчетверо , я сунул его в карман своих широких джинсов. Я почти закрыл ящик, но вдруг мельком увидел белый край конверта у задней стенки. Открыв заново дверцу, я обнаружил письмо. Заклеенное,
“МОСКВА, УЛ. ИГРАЛЬНАЯ, Д. 4, КВ.26, ПОЛЯНСКОМУ М.А. от ЛЕНИНОЙ М.Д.”
Я положил его в карман и стал в темпе, чтобы согреться, подниматься на четвёртый этаж, пробегая пролёт за пролётом. Давно пора бы сделать ремонт в подъезде: стены выцвели и испачкались, перила шатаются, штукатурка с потолка сыпется. Вот бы кто предложил инициативу, дело бы сдвинулось с мёртвой точки. Деревянная дверь в мою квартиру открывалась очень туго, с продолжительным оглушающим скрипом, так что всегда приходилось прилагать усилия, чтобы попасть домой.
Коридор был тускло освещен болтающейся на проводе лампой – точно такой, как в подъезде. Трещины, ободранные обои, запах плотно стоящей пыли, скрип паркета – всё отбивало желание есть, но только не у меня. Я разулся, прошёл в комнату соседа, положил на стол письмо и радостный отправился на кухню готовить купленные в магазине продукты. Советская кастрюля с рисунком улыбающегося ёжика и чёрным дном пришлась кстати. Из крана полилась ржавая жидкость, а это значило, что нормальной воды ждать ещё день или два. От досады я небрежно швырнул пачку риса куда-то в сторону. Забавно, что она немного проскользила, прежде чем упасть плашмя на стол. Даже лапшу и пюреху не заваришь в кипятке: в квартире что, совсем нет еды? В холодильнике ничего не было, кроме аптечки. В небольшом пластиковом вёдрышке от йогурта лежал единственный кухонный нож. Дешёвая рукоять, тупое лезвие, кончик и вовсе смотрел влево, зато хоть не зубами режем продукты. Открыв пачку сосисок, я развернул кресло спинкой к окну, сел так, чтобы можно было смотреть на улицу, освободил одну сосиску от полиэтилена и начал жевать. Как по мне – сплошная резина, но на безрыбье…
За окном быстро стемнело, а свет включать мне было лень. В темноте тоже можно поужинать. В этом есть нечто особенное, даже сакральное. Не успел я дожевать половину сосиски, как меня напугал резкий громкий хлопок двери. Тяжёлые шаги приближались к кухне. Это был Матвей, который на ходу стряхивал снег со своей шапки и раздевался.
– Прикинь, сегодня работы – в два раза больше. – Матвей стянул шапку и положил её у раковины, затем бросил куртку на пол, и только потом сел за стол. – Мне, короче, этот, Палыч говорит: здесь нету мужиков, в одно рыло пахать будешь. А ты чего в темноте сидишь, будто мышь? – он включил свет и начал растирать уши руками.
– Лень было.
– Эх ты, лодырь. Даже свет включить не хочешь. Не стыдно?
Он вздохнул.
– Неа, – улыбнулся я. – А ты что? Остался?
Матвей улыбнулся. Все волосы были потными, лицо красным, на руках остались пятна от машинного масла. Дышал он очень тяжело. Когда я ему сказал, что воды не будет дня два, он бросил шапку на пол и слегка пнул стул.
– Открой окно тогда. Только ненадолго! А то не хватало мне ещё и поясницу застудить.
– Зачем?
– Проветрить, – пока я переставлял стул, чтобы не замёрзнуть, он продолжил. – Ещё эта фура подъехала на два часа позже! Ну, с покрышками. Открываю, значит, её, а там во! По голову этих шин. И думаю такой, попал я дня на три. А знаешь, что ещё мне насолило? Слякоть. Сколько раз поскальзывался и падал прям на грудки. Как закончил, так сразу домой, даже на метро решил доехать. Меня чуть менты не остановили, за нарика приняли. Причём, один из них такой жирный! Его
б на лето ко мне в деревню, может, человеком бы стал. Вот надо было им меня остановить. Я там чуть не упал, так сильно руки болят, а они давай докапываться. Где живу? Как давно в Москве? Где работаю? Сорок минут стояли как бабки на базаре, трындели… Сорок!– Ты деньги-то получил, друг?
– Да какое там! – Матвей махнул рукой. – Говорит, что в конце недели всё отдаст, но это ж Палыч! Я скорее начну на коньках кататься, чем он слово своё сдержит. Зато супчик на обед давали вкусный, куриный. Целых три тарелки съел и взял бы больше, да работа звала.
– Три?!
– Эй, имею право! Остальные-то ушли.
– Мне взял?
– А ты работал там? Да и как я тебе его, в шапке что ли принесу? А по поводу денег ты не парься. Слушай старших, и протянем ещё пару недель.
Он хотел отдышаться. Надо отдать Матвею должное: человек вообще не унывает и никогда не устаёт. Работай я у Палыча, я б сразу развернулся и сказал “Гудбай”, но только не Матвей. Это всегда подкупало в нём. Но это сильно сказывалось на его здоровье. Дышал он, громко посвистывая, настолько не хватало воздуха, а про слабость в пояснице вообще молчу. Матвей откинулся, склонился над столом, прижал рукой больное место и, корчась от ноющей боли, продолжил глубоко дышать.
– Скоро совсем вполовину скрючишься.
– А кто еду в дом приносить будет? Ай… Свитер дашь на ночь?
– Для тебя ничего не жалко.
На лице Матвея появилась улыбка, а в глазах – недоумение. Не отворачиваясь и смотря ему прямо в глаза, я поднял руку со стола, дотянулся до сосисок, лежавших на подоконнике, положил их на стол и пододвинул к нему. Он удивился и почесал затылок.
– Значит, мы сегодня ужинаем! Что за повод?
– На рынке один грузин работу предложил.
– Странно, что ты не взял больше еды и не ушёл. Чё не свистнул кусок свинины какой-нибудь? Жалко для друга?
– Во-первых, у нас нет никакой воды, иначе я бы приготовил к сосискам вот эту пачку риса, а во-вторых…
– Ты ещё и рис купил?! – он хлопнул в ладоши и громко удивился.
– Угу, – я не мог сдержать улыбки. – Так вот, во-вторых, я задумался, а зачем мне один раз красть у честного работяги, если на этот хлеб я могу спокойно заработать?
У потного Матвея, на котором вся майка промокла почти насквозь, глаза на лоб полезли, пока я закрывал окно. Запах пота в квартире стоял знатный, но иначе работяга сляжет в постель с ангиной или простудой.
– Ты? Задумался? – он откусил сосиску и продолжил с набитым ртом. – Тебе кто-то голову вправил, пока меня не было, что ли? Значит так, завтра же идёшь к нему и просишься на работу, понял? Я тебя в рог сверну, а кости на бульон пущу, если не придёшь.
– Так он сам меня звал!
– Вот и не профукай шанс, дебил! Услышал меня? – Он вытер руки о скатерть.
Я поднял руки – он одобрительно кивнул.
– Вот и славно.
Мы продолжали сидеть на кухне и молча ели. Ну, точнее, ел только Матвей. Мой голод можно было утолить и обычным кофе с утра с куском чёрствого хлеба, да и работал я не так усердно. Хотя он съел три тарелки куриного супа… Дожёвывая, он кинул пачку в холодильник.
– У меня есть к тебе предложение…
Расстегнув свою куртку, он медленно полез во внутренний карман, откуда достал колоду карт и положил на стол.
– Опа! Может, партейку в дурака?
– Пф. Спрашиваешь! Я тебя обыграю в два счёта.
– Ой, начинается… Кто в прошлый раз бегал по подъезду в одних трусах и напевал “Мираж”, балабол?
Раскладывая карты, я не обращал внимания ни на колоду, ни на масть, даже забыл о том, что Матвей всё время мухлевал в картах. А какой смысл? Настроение хорошее ведь! К тому же, от этой партии не зависит ничего, так что, почему и не поддаться?