И аз воздам
Шрифт:
— И, — осторожно уточнил Лукас, — какими же такими знаниями она намеревается воспользоваться, что это способно обозлить твое начальство?
— Прежде всего — должен предупредить: об этом я не говорил и не скажу никому, кроме вас двоих, — одарив братьев многозначительным взглядом, произнес он. — Ульмер об этом не знает, и я хочу, чтобы так все и оставалось.
— Не хочешь ставить в известность даже своих? — хмыкнул Ван Ален-старший. — Видать, и впрямь задумал что-то непотребное.
— Расскажи им, — тихо попросил Курт, кивнув ведьме, и та вздохнула, тоже украдкой оглядев полупустую трапезную залу:
— Хорошо… Дело в том, что человеческая душа не всегда уходит сразу же из нашего мира — к Господу ли, в адские бездны ли; по крайней мере, когда речь о том, кто умер не своей смертью — самоубийцах или
— Та-ак… — протянул Ван Ален, переглянувшись с братом. — Что-то и впрямь нехорошие подозрения у меня возникают… Молот Ведьм, а разве не запрещает Церковь говорить с мертвецами? Я, конечно, понимаю, что начальствующие на многое, что ты вытворяешь, смотрят сквозь пальцы, но некромантские забавы — как-то чересчур даже для тебя.
— Некромантия — это другое, — твердо возразила Нессель, бросив на майстера инквизитора короткий смятенный взгляд. — Я не намереваюсь призывать чей-то дух оттуда, где ему Господом определено быть, и не буду поднимать чье-то умершее тело.
— Уже лишь то, — хмуро добавил Курт, — что есть подтвержденные случаи, когда дух умершего сам обращался к живущим, прося достойного погребения, наказания убийцы или исполнения последней воли, и эти случаи Церковь не считает проявлением дьявольских сил — говорит о том, что к некромантии все это отношения не имеет.
— Порой случается так, что душа умершего не может уйти, — продолжила Нессель тихо, — но не может и собраться с силами, чтобы дать знать о себе. Это может быть потому, что человек даже не понял, что умер, это… это что-то сродни сумасшествию. Он просто не знает, что делать и где он, а порой даже забывает, кто он. Или это может быть потому, что смерть потрясла его так, что убитый… или умерший… пребывает в унынии и… Ты бывал когда-нибудь в таком расположении духа, когда все валится из рук? Когда знаешь, что надо делать что-то, но делать не можешь — нет сил, и даже кажется, что физических сил тоже, хотя ты не устал, не болен, не ранен?
— Разумеется, — кивнул Ван Ален. — Но в вопросах жизни и смерти на такое принято плевать и делать, что положено.
— Это потому что ты еще жив и в себе. А когда от тебя остается один лишь дух… Это тяжело. И со временем все тяжелее и тяжелее. Бывает и так, что такая душа остается вечно скитаться и в своем унынии забывает, почему осталась здесь, и окончательно сходит с ума… если так можно сказать. Но ей можно помочь, можно как бы протянуть такой душе руку навстречу — туда, в смертный мрак, и на время вывести ее к свету, чтобы человек мог поделиться своей болью, мог сказать, что заставило его остаться и что поможет упокоиться.
— И… — уточнил Лукас, — ты хочешь вызвать дух убитого inspector’а, что ли?
— Не «вызвать», — строго возразила Нессель. — Я уже говорила, что вызывание духов — это другое. Я хочу узнать, здесь ли он. Ушел ли или остался…
Ведьма запнулась, снова скосившись на Курта, и он кивнул:
— Да. Говори всё.
— «Говори всё?» — опасливо переспросил Ван Ален. — Я правильно понял, что идея побеседовать с мертвецом — еще не самое дикое, что вы задумали?
— Есть еще одна причина, по которой оставшаяся среди живых душа не может дать знать о себе, — пояснила Нессель. — Это когда некто, обладающий особой силой и особыми умениями, запрещает ей это делать. Словно ставит ей преграду, отнимает силы, и тогда душа по-прежнему не может уйти, куда ей полагается, но и ничего не может изменить. И… Я уже пыталась узнать, здесь ли убитый и можно ли его услышать. По-моему, мы имеем дело именно с таким случаем: кто-то не позволяет ему это сделать. Я хочу попытаться пробиться через стену, которую он возвел.
— То есть, так, — подытожил охотник мрачно спустя несколько мгновений
тишины. — Ситуация такова: есть убитый, чья душа все еще витает среди живых, здесь, в этом городе. Есть убийца, колдун, который… связал его?.. запер за стену?.. не суть, препятствует ему обратиться к живым и назвать имя своего убийцы, чтобы упокоиться. И вы хотите сделать нечто, что даст ему такую возможность. Я все понял правильно?— Да, — отозвался Курт, игнорируя молчаливый скептический взгляд Лукаса. — Готтер может попытаться это сделать. Это может получиться или нет, но если получится — убийство будет раскрыто. Или, если он там уже начал лишаться рассудка и вывалит набор бессвязных сведений, хотя бы даст мне ниточку, за которую я смогу потянуть. Но Георг Штаудт — не единственная наша цель и надежда. Есть еще Катерина Юниус.
— Самоубийца… — понимающе кивнул Ван Ален, и Нессель уточнила все так же негромко:
— Сейчас даже не слишком важно, наложила ли она на себя руки сама или была убита: в том и другом случае есть вероятность, что ее дух остался там, где упокоилось тело, в жилище судьи, в той комнате, где наступила смерть. И судя по тому, что удалось выяснить Курту, пропавший инквизитор тоже, видимо, был убит там же — в том же доме.
— То есть, будете хватать двух зайцев сразу? Не отзовется один — отзовется другой? На это рассчитываете?
— В общем и целом, если вкратце — да, — подтвердил Курт ровно. — Звучит несколько грубовато, но в данном случае неважно, с кем из них удастся побеседовать и какую информацию получить: судя по тому, что оба происшествия связаны, раскрыв одно, я разгадаю и другое.
— И дух обоих упокоится, — добавила Нессель наставительно. — Посему, как бы это ни звучало, а в итоге принесет облегчение и ей, и ему… Если, конечно, я не ошибаюсь и оно им действительно нужно. Но думаю — я не ошибаюсь.
— А наша задача какова? — спросил Лукас и пояснил, не услышав ответа: — Навряд ли все это нам рассказали просто потому, что вам обоим страшно захотелось поделиться вашим маленьким секретом. Выходит, нам в этом деле тоже отводится какая-то роль; так какая? Мы просто временные хранители знания, и если поутру найдут ваши трупы или не найдут вас вовсе, мы должны будем рассказать вашему начальству, почему так случилось? Или мы нужны для охраны — защитить вас от взбесившегося духа покойника или от того, кто запер его за эту стену? Или нужны какие-то ингредиенты для какого-то обряда, и мы должны их достать?
— Нет, этого не нужно, — качнул головой Курт. — Все, что необходимо, у Готтер есть с собой. Но да, вам я все это рассказываю потому, что мне не помешала бы небольшая помощь. Готтер считает, что самым верным будет провести соответствующую процедуру в доме Юниуса.
— «Процедура», — повторил Ван Ален-старший сумрачно. — Забавное словечко для обряда вызывания духа умершего… Да-да-да, я уже понял, что «это другое». Но уж больно мне не по себе от подобной мысли.
— Нам тоже, — заметил Курт многозначительно, — потому и обращаемся за помощью. Епископ, разумеется, успокоил горожан; по крайней мере, так это сейчас выглядит… Но как знать, что им взбредет в голову к вечеру. И учитывая то, с какой проницательностью наш неведомый противник угадывает многие из моих шагов, а также странные и внезапные смерти тех, кто хоть как-то связан с моим расследованием — я бы все же предпочел прикрыть нам спину. Alias [89] , нам требуется попросту охрана.
89
Иначе /говоря/ (лат.).
— Просто охрана? — переспросил Лукас с сомнением. — В прямом смысле?
— Да. В самом что ни на есть обыденном. Готтер придется остаться в доме одной — иначе она не сумеет сосредоточиться и вычленить из окружающего мира присутствие души умершего: будут «мешать души живых» (не спрашивай, понятия не имею, что это значит). И к тому же, он сам (или она, если запертой в нашем мире окажется все же дочка судьи) может не пожелать или не суметь отозваться в присутствии посторонних. А поскольку оставить Готтер без присмотра я не могу — стало быть, охранять придется дом целиком, все входы и выходы, держать под контролем каждое окошко и каждый угол. Один я этого сделать не смогу.