И аз воздам

— «Он — врата», — повторила Нессель тихо. — Так он сказал…

— Да, — подтвердил Курт, — ad verbum.

— Это типа одержимости, что ли? — поморщился охотник; он качнул головой:

— Нет. Фон Киппенбергер был, конечно, подконтролен силе, с которой связался, но никакие демоны или кто бы там ни было в нем не обитали; и он не слился с этой тварью, утратив человечность, как то однажды случилось в моей практике. Он просто стал вратами, через которые Ангел смерти вошел в наш мир. Буквально.

— Как ходячий круг с символами?

— Вроде того, — кивнул Курт, отходя от изувеченного тела. — Кругом был он сам, а символы были начертаны в его душе.

— Звучит красиво, — хмуро отметил Ван Ален. — Выглядит, правду сказать, не очень.

Охотник сделал еще шаг вперед, оглядев пустое нутро собора с треснувшими колоннами и перевернутыми скамьями, и резко, судорожно развернулся, когда одна из них скрипнула по полу, подвинувшись в сторону. Перехватить его руку и толчком сбить арбалет в сторону Курт едва успел, и стрела, сорвавшись, с оглушительным звоном врезалась в ступени лестницы, ведущей наверх; из-за скамьи послышался приглушенный испуганный вскрик, и Ван Ален, побледнев, бросился вперед. Тяжелую скамью он сдвинул в сторону одним толчком и, увидев прячущегося под нею человека, выругался — непристойно, от души, с каким-то свирепым облегчением.

— Смотри-ка, кто у нас тут есть, Молот Ведьм! — не скрывая злости, провозгласил он, наклонившись, ухватил человека за ворот священнического облачения и мощным грубым рывком водрузил его на ноги. — Соучастник, а?

Отец Людвиг стоял неподвижно, почти вися на держащей его руке, плотно зажмурившись и, кажется, слабо соображал, что происходит; губы его шевелились, шепча что-то неразборчивое — то ли молитву, то ли мольбу. Охотник встряхнул его, точно мешок с горохом, вынудив распрямиться, и повысил голос:

— Эй, служитель хренов! Что жмуришься — тошно смотреть на то, что наворотил со своими рясоносными дружками?

— Ян, — тихо, но требовательно осадил Курт; святой отец открыл, наконец, глаза, на миг застыл на месте и рванулся вперед с таким видом, будто намеревался кинуться ему на шею.

— Майстер инквизитор! — выкрикнул он надсадно. — Господи, слава Богу, Матерь Божья!.. Остановите его!

— Что же вы сделали… — чуть слышно произнесла Нессель, и тот яростно замотал головой:

— Нет-нет-нет-нет! Это не я! Я не знал, я не участвовал!

— Почти каждый человек в Бамберге знал и участвовал, — возразил Курт сдержанно, — а вы вдруг нет?

— Я не знал! — сдавленно выкрикнул отец Людвиг и сжался, сам напуганный тем, как отдался его голос от каменных стен собора. — Я не думал, что все так страшно, я не подозревал, что он… они все… что тут затеяли, я не участвовал! Ну, говорил порой Его Преосвященство странные вещи, но кто я такой, чтобы возражать епископу?!

— С вами разберемся после, — отмахнулся Курт, и священник съежился, явно начиная жалеть, что не угодил под взор многоокого Ангела. — Сейчас главное не это, главное — monstrum, шагающий по городу, в котором две трети жителей уже мертвы. Как загнать эту тварь обратно?

— Я думал — вы знаете… — растерянно пробормотал отец Людвиг, и охотник, отпустив его ворот, болезненно засмеялся:

— Прекрасно… Просто прекрасно! Одного, кто мог бы это знать, сожрали твари, которых он же и вызвал, а второй торчит в Официуме под присмотром инквизиторов, но времени на то, чтоб тащиться обратно и выколачивать это из него, у нас нет. Чудно!

— Не говоря уж о том, — хмуро уточнил Курт, — что мы попросту рискуем туда не добраться. Впрочем, что-то мне подсказывает, что он, невзирая на свою словоохотливость во всем прочем, здесь капитально уперся бы рогом, и мы все равно бы ничего от него не добились. Если, конечно, он вообще это знает и если уничтожить или изгнать эту сущность можно хотя бы в теории.

— Я… я боюсь, что это невозможно, — опасливо возразил отец Людвиг, затравленно косясь на майстера инквизитора. — Это же Ангел! Ангел смерти, тот самый, из легенды, это не легенда, это правда! Тогда его смирила святая Кунигунда, но теперь… теперь ее здесь нет, и он свободен, и мы… мы можем только молиться ей; быть может, святая покровительница снизойдет и снова заточит его!

— Что-то хреново она покровительствует, — заметил Ван Ален сумрачно, широким жестом указав будто на весь город разом. — Бамберг почти лежит в руинах, адские твари рвут в клочки его обитателей, а она неведомо чем занимается и ждет молитв? Впрочем, я на ее месте тоже наплевал бы на таких подопечных. Нет ничего хуже, чем спасать тех, кто имеет обыкновение руками и ногами отбиваться от спасателя, поливая его при том бранью и плюя в лицо.

— Должно быть что-то, — твердо возразил Курт. — Давайте, святой отец, вспоминайте! Вываливайте оставшиеся байки и слухи, наведите меня на мысль, дайте зацепку!

— Да нет никаких слухов! — простонал отец Людвиг обреченно. — Ничего больше нет! Всадник, был Всадник, были предания о нем, но он стоит здесь, не шелохнувшись, и не думает срываться вскачь по городу, спасая его от дьявольских орд!

— Всадник, — повторил Курт, обернувшись к ведьме. — Готтер, что с ним? В каком он… состоянии? Что-то изменилось? Стало лучше, хуже? Он все еще жив, ты хоть что-нибудь чувствуешь?

— Жив, — подтвердила Нессель, стараясь не обращать внимания на округлившиеся глаза священника и явное подозрение в сумасшествии, промелькнувшее в его взгляде. — Он здесь, по-прежнему здесь, но… Я ничего не знаю о том, как призывать святых покровителей вступаться за свой народ, кроме как молиться им. Быть может, Ян прав, и все святые отвернулись от этих людей, ведь это был их выбор — повернуть к ереси. Быть может, это и вправду конец, а может, Господь еще передумает и просто ждет, когда его помощь смогут и захотят принять…

— То есть, ты что же — хочешь сказать, что нам надо просто сесть тут и ждать, пока этот каменный ездун соизволит очнуться сам? — бросил охотник зло, и Нессель столь же недобро огрызнулась:

— Я ничего не хочу сказать, ясно? О чем спросили, на то ответила.

— Может, ему тоже какая-то жертва нужна? — предположил Ван Ален с сомнением; Курт скептически покривил губы:

— Это христианская реликвия, кем бы он ни был. Вряд ли.

— Господь, позволь напомнить, de facto самораспялся, чтобы стать христианской реликвией, посему вот тут я бы так уверен не был. Может, его надо добровольно кровью мазать или что-то такое… Какая-нибудь чистая душа или священнослужитель; нашим хронистам такое встречалось в старых записях…

Отец Людвиг судорожно икнул, попятившись, но остановился, наткнувшись на взгляд майстера инквизитора.

— Это… — пробормотал священник сдавленно, — он… просто статуя, просто камень! Символ, и все!

— Или, может, какая-то особая молитва нужна, какой-то обряд… — обессиленно развел руками Ван Ален.

— Молитва, — повторил Курт, глядя на возвышающуюся на консоли неподвижную скульптуру. — Обряд… Зачем они проводили эти обряды?

— Что?.. — оторопело переспросил охотник. — То есть… ты же сам сказал — чтобы его ослабить и не дать вмешаться. И у этих ублюдков, должен сказать, все получилось на отличненько.