И аз воздам

— Славный принц, гордый принц,

Что там развевается,

На древке вздымается

Над твоим конём?

Trommel schl"agt — don don diri don!

Нессель снова вздрогнула, оторвав взгляд от гор вдали, и обернулась на голоса людей, не видимых из-за шатров по соседству, но хорошо слышных. Голоса звучали нестройно и невпопад, и самым попадающим в ритм, кажется, был кто-то, этот ритм и отбивающий, явно используя для этой цели то ли какую-то доску, то ли чей-то щит и рукоять ножа.

— Разве ты не знал, боец,

Что под красным знаменем [125]

Мы мечом и пламенем

Императора врагов покарать идём?

Rataplan don don diri don!

Кто же вы, кто же вы,

Кто в броне вперед идёт,

На плече копьё несёт,

Кто вам дал приказ?

Rataplan don don diri don!

Голоса уже подладились под ритм и друг друга, окрепли, стали громче и бодрее, и к поющим, похоже, присоединились соседи. Полог шатра наследника медленно приподнялся, Фридрих вышел наружу, остановившись у входа, и, наткнувшись взглядом на Курта с Нессель, направился к ним.

125

В реальной истории Reichssturmfahne, боевое знамя Св. Римск. Империи, до определенного периода имело вид красного полотнища с белым прямым крестом.

— Mia san mia [126] , это так,

Были мы крестьянами,

Были горожанами,

Воины — сейчас!

Rataplan don don diri don!

Фридрих — Кайзера [127] рука,

Его слово — наше дело,

В бой идут баварцы смело

Не за страх — за честь.

Rataplan don don diri don!

Наследник, встретившись взглядом с Нессель, смущенно улыбнулся, неопределенно качнув головой, и как-то совершенно не по-королевски потупился.

126

Баварское произношение Wir sind Wir — мы есть мы (нем.)

127

Кайзер — в нем. означает то же, что и "император", так же заимствовано из лат., но гораздо раньше. Такое титулование императора имеет более национальный оттенок.

Бог — на небе,

На земле ж — Императора нет выше,

Каждый пусть о том услышит,

Пусть несется весть.

Rataplan don don diri don!

Последние слова певцы дружно и оглушительно гаркнули в небеса, сопроводив его одобрительными гиками и смехом, и там, за шатрами, судя по непрерывному гулу, завязалось какое-то жаркое обсуждение.

— Чувствую себя, по чести сказать, довольно неловко, — заметил Фридрих. — Когда тебе и твоему делу посвящают песни придворные миннезингеры или какие-нибудь благородные поэты — это понятно. Всем хочется почета, денег и одобрения вышестоящей особы. Да и просто «так принято». Как поклон при встрече. Но когда вот так…

— …то это и есть настоящее? — предположила Нессель неуверенно; наследник задумчиво кивнул:

— Хотелось бы верить… Я, — с неуклюжим смешком обратившись к Курту, сообщил он доверительно, — даже поинтересовался у мессира Сфорцы, не родилась ли эта песня стараниями конгрегатских агентов. Сказал — нет, не ваших рук дело…

— Однажды идея начинает жить сама, — пожал плечами Курт. — Если помните, о чем мы говорили в лагере Хауэра.

— Этого я никогда не забуду, — серьезно сказал Фридрих. — Просто слишком вовремя кто-то сочинил это… восхваление. Впервые я услышал эти слова во времена баварского похода, и тогда она многим объяснила то, что по малолетству не смог донести я сам. Не знаю, насколько это помогло, но это было вовремя.

— Баварский поход… — повторила Нессель, взглянув на наследника с какой-то материнской жалостью в непостижимой смеси с укором и опасением. — У вас уже есть опыт войны?

Фридрих непонимающе нахмурился, переглянувшись с Куртом, и тот вздохнул:

— Готтер провела последние годы жизни, скажем так, в сильном отрыве от мира.

— Понятно… Нет, это была не война, — ответил наследник коротко и, развернувшись, направился обратно к шатру.

— Я чем-то его обидела? — напряженно спросила Нессель. — Я думала — спросить о войне у рыцаря это в порядке вещей…

— Нет, ты не обидела. Скорее напомнила о неприятном. Как бы объяснить тебе попроще, не сведя с ума путаницей германских родов… Скажем так: Фридрих получил от Императора единое баварское герцогство после того, как почти все семейство тогдашних управителей разделенной Баварии вкупе с детьми погибло во время турнира, проводимого Императором: люди Каспара заложили под трибуны со зрителями никому не известное взрывчатое вещество, и их разнесло в клочья. Фридрих, конечно, был внуком одного из герцогов, но — по материнской линии. И когда он явился в Баварию, многие из тех самых местных мелких владык суверенных выгребных ям отказались ему подчиниться. Primo — стал герцогом при таких странных обстоятельствах, и кто сказал, что это не Император убил баварское семейство. Secundo — родня таких дальних кровей, что «кто он вообще такой», Фридрих Узурпатор… И еще множество-множество причин нашел почти каждый, чтобы восстать против него. Помогло лишь то, что они не объединились между собой, а сопротивлялись каждый сам по себе… Фридрих тогда был по сути никто, так, сын короля Богемии. Да, Император как его сеньор выделил войска, дабы те силой утвердили волю сеньора даровать вассалу лен. Но Фридрих рассудил так — что за репутация у него будет, ежели он позволит себе просто наблюдать, как люди отца завоют для него герцогский трон?

— И?

— И, — кивнул Курт, — Фридрих поначалу вошёл в Баварию с имперским войском, но затем занял у отца деньги. Как герцог Баварский у Императора. Подписал договор с обязательством выплаты долга через десять лет. А потом просто бросил клич по странствующему рыцарству — тому самому, у которого, кроме меча и мечты о подвигах, больше ничего нет, даже собственного дома порой. Обещание было откровенным: никаких денег сейчас, никакого грабежа на месте, лезете в бой исключительно за право службы в дальнейшем, от герцога Баварского — только снабжение всем необходимым на время ведения боевых действий. К удивлению, таких нашлось немало. Точно так же было с горожанами, все равно из каких уголков Империи, и вольным крестьянством. Принимался любой на тех же условиях. На снабжение, оружие и прочее ушла существенная часть занятых денег, а оставшееся было потрачено на наемников — опытных, с репутацией. Наемники около года обучали набранных ополченцев, делая из них сносных бойцов, а потом… Потом Фридрих завоевал Баварию.

— Звучит зловеще…

— Можно сказать и так, — кивнул Курт, глядя на то, как остановился, задумавшись, наследник у входа в шатер. — Обычно война — дело затратное, но доходное; такое вот странное сочетание. Первые победы в таком деле как правило приносят первые доходы: победитель забирает имущество побежденного, а рядовые бойцы и рыцарство отбивают свои затраты самостоятельно, кто как может. Но Фридриху озлобленное местное население было ни к чему: надо было показать, что это не завоеватель идет отнимать последнее, а хозяин пришел восстанавливать порядок. Тем более, что это было правдой. Поэтому — никакого грабежа, никакого насилия по отношению к местным, за любой подобный проступок — смерть. То же условие он выставил и вассалам, поддержавшим его в Баварии; они или принимали его, или становились врагами. Поэтому поначалу победы давались тяжело и медленно.

— А его отец… Император… — непонимающе произнесла Нессель, — он что же… Просто сидел и смотрел на это? Не настоял, чтоб его люди доделали до конца то, зачем были посланы?

— Помог, конечно… Но настаивать на том, что не по душе его возлюбленному сыну и единомышленнику — не стал. Есть у него на службе один рыцарь — в прошлом, скажем так, с опытом не вполне законопослушного общения с соседями. Он со своими людьми и присоединился к походу Фридриха, причем сделал это со словами «мой принц, я знаю, как лучше, а вы просто вовремя закрывайте глаза и молитесь за их души». Ну, или как-то так; фраза со временем и передачей из уст в уста сильно изменилась; подозреваю, что сказано было куда… гм… проще. Нет, он не нарушал главного условия, не поднимал руку на местных и не грабил захваченные деревни и города, он просто действовал… не как рыцарь. Например, два замка были взяты безо всякой осады и боев в чистом поле: тот рыцарь со своими людьми просто пробрались внутрь и убили сеньоров. А без предводителей — за что было биться остальным? Они сдавались. Кого-то отпускали за выкуп, кто-то переходил на сторону Фридриха. С продвижением вглубь дела пошли легче: люди в городах, слыша о том, как новый герцог обращается с жителями покоренных земель, просто не видели необходимости рисковать жизнью за сеньора, на которого им, по сути, глубоко плевать. Зачем и за что сражаться, если так называемый захватчик не несет какой-то новой и невиданной угрозы? И подошедшей армии просто открывали ворота; Фридрих входил, желал доброго дня, наводил свои порядки и двигался дальше.

— Что значит «наводил свои порядки»?

— В идеале — вассал признавал, что погорячился, был неправ, готов принести клятву верности, и на том расходились миром. В чуть менее идеальном варианте — оный вассал брался в плен… или отправлялся на казнь. В зависимости от степени опасности.

— То есть, — нахмурилась Нессель, — он еще ничего не сделал, а его уже казнили?

— Когда сделает — будет поздно, — отрезал Курт. — К тому же, как это «не сделал»? Он не подчинился правителю и был готов убивать. То, что он не успел убить — не его заслуга, а заслуга благоразумия местных жителей, не позволивших ему это сделать. Из таких вот местных к армии тоже присоединялись люди — крестьяне, горожане, рыцари — на тех же условиях, что и набранные ранее. Вот в то славное время кто-то из них и сочинил это, как выразился Фридрих, «восхваление». Сейчас баварская часть армии на него молится, молодежь из рыцарства смотрит в рот; на пороге войны это, прямо скажем, настрой нужный… Тот поход занял чуть больше полугода. В течение следующего года с небольшим Фридрих занимался наведением своих порядков уже по всей Баварии и устроением потрепанных боями земель. В пересказе все звучит не так страшно, но в реальности…