И тут я увидела чудовище

Зима метнула в окно свежую порцию ледяной крошки с такой силой, что одна упала на мой лоб, немедленно принявшись таять, а затем покатилась вниз. Казалось, что воздух дрожит от застывших в нем льдинок, которые тихо позвякивают друг об дружку. Я погладила мужа по гладкой щеке, уже ощущая страх, но еще надеясь, что ничего не кончено.

— Ну что ты говоришь? Все хорошо, Ренс... То была просто случайность, всего лишь...

— Ошибаешься, — мужская рука потяжелела. — Даже не представляешь, как ошибаешься. Ты не знаешь, что творится у меня в голове.

— Так расскажи...

Несколько секунд Ингренс молчал. Пурга летела в комнату беспрепятственно, будто в свой законный дом и, помечая территорию, все вбрасывала внутрь свежие частички себя. Ингренс резко приподнялся.

— Лучше покажу.

Он потянул меня к окну. Больше он не говорил ничего, на ходу подхватил на руки, вышел на балкон и шагнул с него без заминки. Я запомнила только его лицо — белое, неподвижное, ничего не выражающее. Лицо каменной статуи.

Воздух просвистел, на несколько секунд закладывая уши и заставляя зажмуриться. Стремительное падение резко сменилось полетом, мужские руки — на огромные твердые когти. Я подняла глаза на длинное белое тело над головой. Белый дракон летел, расталкивая ледяной воздух ночи огромными крыльями. По-змеиному длинное туловище невесомо плыло по воздуху и белые чешуйки серебром поблескивали на животе. Он был похож на парящего призрака. Необыкновенный. Не такой, как все.

Приземлились мы почти сразу.

Ингренсу даже не нужно было говорить, куда он меня принес. Как только ноги коснулись белой травы, я поняла. Запах роз и крови, коконом обхвативший плечи, подтвердил догадку.

Белый сад.

Он был хорошо освещен. Зачарованные деревья, застывшие в вечном лете, мерно шуршали белыми листьями. В этом холодно-лунном свете магических кристаллов все казалось мертво — и цветы, и огромный алтарь... И мы. Даже тишина звенела погребальным звоном.

Переступив с ноги на ногу, я поежилась, невольно обхватывая себя за плечи. Могильник. Это могильник.

— Смотри... — голос Ингренса тоже был мертвым. — Вот я. Это все — я.

Босыми ногами он по-хозяйски прошел по белой траве, все еще полуобнаженный, только в простыне, наброшенной на бедра.

— Смотри туда, — он показал пальцем за мою спину. — Сегодня я устал, поленился сжигать... Там тоже я. Во всей красе.

Я оглянулась. Ветер послушно донес до меня запах крови — не свежей, уже свернувшейся. Запах ударил наотмашь с такой тошнотворной силой, что я закрыла нос рукой. В той стороне, куда указал Ингренс, я уловила страшное: груда безжизненных тел, переплетенные ноги, руки, головы, спины... Почувствовав, как меня мутит, я поскорее отвернулась. Ингренс смотрел на меня прямо, губы кривились в усмешке. Он знал, какое впечатление производит.

— Не нравится? А ведь это тоже я, Кларисса, твой любимый король. Такого любишь или уже не очень? — Дракон смотрел на груду трупов спокойно. — Отворачиваешься... Ты не хотела видеть эту сторону. Она никуда не денется. Такова цена моего самообладания. Кстати, я заплатил ее за тебя — за то, что не завершил начатое. Ты дорого мне обходишься, Ри.

— Зачем ты принес меня сюда? — просипела. Голос пропал. Кажется, он тоже умер здесь.

Блестящие точки в провалах глаз лихорадочно блестели.

— Показать, что творится в моей голове, ты ведь хотела. Или ты хотела знать не это? Предпочитаешь факты попривлекательнее? Прости, но у меня есть сад. Голод. Кровь. И чистый белый, которым я все это прикрываю. Ты думаешь, что я не убью тебя... Думаешь меня изменит неравнодушие к тебе, твои глаза, губы, запах кожи... Ошибаешься. Все это привлекает, а не меняет. Каждый, кто попадает ко мне, думает, что уникален, что именно его я не трону. И каждый ошибается. Жажда крови сильнее любой уникальности. Единственное, что меня действительно останавливает — договор с твоим отцом и последствия.

Ингренс отвернулся. Вся его фигура отражала свет, он практически светился. Онемев я могла только смотреть и слушать его. Он был смертельно красив — даже сейчас. Особенно сейчас.

— Мне тоже нравится одна сторона и не нравится другая. Чувства, которые ты принесла... Они тревожат, мешают... Они нерациональны. А уж потеря контроля меня не устраивает совершенно. Если я убью вне сада, я нарушу ритуал, стану прежним и это, — он махнул рукой, и в холодном свете блеснули кончики острых когтей, — будет везде. Пока меня не остановят. Нет, леди. Я слишком долго работал над собой, чтобы так легко все потерять и сорваться. Клятвы должны быть соблюдены. Порядок должен быть восстановлен.

— Хорошо... — я не узнала свой голос. — Хорошо... Я увидела. Ты показал. Чего ты хочешь от меня?

Развернувшись, Ингренс посмотрел на меня долго.

— Выбери сейчас, — просто ответил он. — Я тебе предлагал спасаться тогда на осмотре, но ты видела только привлекательную сторону. Теперь видишь и другую. Выбирай: жизнь или смерть. Надеюсь, не надо напоминать, на какой стороне нахожусь я?

Расширенными глазами я смотрела на его лицо, раскрытую передо мной грудь, кошусь на белые пятна роз за плечами. Он смотрел, как я медлю, и с легкой насмешкой щурил глаза — прекрасно понимал, что не оставил выбора. В одном варианте я остаюсь без него, а во втором — и без него и без себя.

— Не надо... — наконец, выдохнула я, ощущая как странное опустошение сквозит по телу. Губы, оказывается, еще шевелились, но как-то отдельно от меня. — Не надо напоминать... Если ты так хочешь, я выбираю жизнь.

Ингренс одобрительно кивнул.

— Счастлив, что вы так благоразумны.

Там, в уголке его рта, который вроде бы насмешливо улыбался, не было улыбки.

...

После Ингренс молчал. Все то время, что относил меня в комнату, провожал до двери, он не говорил ни слова, молчала и я. Больно было даже дышать, не то, что говорить. В груди отчаянно трепыхалось сердце.

Тук-тук-тук-тук.

Глупое, глупое сердце...

— Мы больше не останемся наедине, — Ингренс заговорил у самой двери. — Я поклялся вернуть вас невредимой, когда брак потеряет актуальность. Это случится через десять дней. После вы отправитесь назад с родителями. Брачный договор будет расторгнут по соглашению сторон, в связи с неконсумацией брака, я сделаю официальное объявление. Это утвердит всех в мысли, что договор был деловым и не повредит вашей репутации. Полагаю, финансовые и прочие технические вопросы мне лучше решить с вашим отцом.

Переходом на «вы», он будто отодвинул нас друг от друга на то расстояние, на котором не существует надежд.

— Полагаю так, — произнес мой безжизненный голос. Машинально сделав реверанс, я развернулась.

— Видит Порядок, никто не получал от меня того, что получила ты, — произнес Ингренс мне в спину. Наверное, хотел погладить, но ударил — теперь меня ранило это «ты». — Я брал, что мог, но и отдавал, что мог... У меня нет большего.

— Я поняла...

Я действительно понимала.