И унесет тебя ветер

— Добро. Завтра утром садитесь на первый же скоростной и едете в лабораторию техполиции с записями звонков по поводу Коломар и Димитровой и с этим диктофоном. Вам теперь не впервой. Кстати, видели вы Элизабет Марешаль?

— Да, она передала вам ответный привет, а с диском разберется скоро.

— Кто еще что скажет? Венсан?

— Я думаю, между этой женщиной и убийцей что-то было, но что — пока не знаю. Я не везде понял смысл их разговора, надо послушать несколько раз, хотя это и очень тяжелое дело. Это все просто замечания по горячим следам.

— Вы правы. Но что же нас тогда ждет! Ингрид? Роксана? Ваше мнение?

— Я присоединяюсь к Венсану. Еще я думаю, надо дальше копать в связи с первыми двумя жертвами и найти связь между всеми тремя. Это самое главное.

Жозе и Роксана дружно кивнули, давая понять, что разделяют точку зрения Венсана и Ингрид.

* * *

Мистраль и Кальдрон остались поговорить наедине.

— Никогда я ничего подобного не слышал. Кошмар! Обычно только убитый и еще, разумеется, убийца знают, что на самом деле происходило, когда совершалось преступление. А сегодня мы сами все слышали и оказались беспомощными свидетелями убийства. Завтра понедельник. Чтобы заниматься «пакетом» из трех убийств, нужны люди. Кто-нибудь уже выходит из отпуска?

— Нет. Только Дальмат опять будет на службе.

— Не понравится ему, что дело Димитровой началось без него. Когда работа раскручивается, всегда неприятно, что ты не в теме.

— Разумеется! Так не ходил бы гулять не вовремя.

Из тетрадей Ж.-П. Б. «Происшествия и сновидения»

1984 год.

Я часто вспоминаю своего пса Тома. Он погиб месяц назад, а я от этого заболел. Ему было девять лет, он бегал где хотел. На него наехал пикап и не остановился. Это был мой единственный друг, я ему доверял. Он всюду за мной бегал, когда я был еще совсем маленьким пацанчиком.

Никак в себя не приду. Все время чувствую жуткую пустоту, как в то время, когда его еще не было. С Томом стало полегче. Он меня подбадривал, все понимал, умница. Как мне теперь-то быть?

Однажды я пошел в супермаркет с матерью. На выходе у меня тележка была нагружена с верхом, а одно колесо, конечно, клинило. Так всегда бывает: никогда тележка не едет как надо. Я, само собой, заблудился и не мог найти кассу. И вдруг на паркинге между двух тачек увидел его. Я его сразу узнал — того парня, которого я с детства видел во сне, со спины. Он шел спокойно и не оборачивался, как всегда. Я сказал матери: «Видишь вон того парня? Только тихо — вот сейчас я узнаю, кто он такой». Она на меня посмотрела как на дурачка. Я тихонько-тихонько к нему подобрался, почти вплотную. Можно было руку протянуть и коснуться его, и тут он пошел тем же шагом, что и я. Я рванул за ним, быстрей, чем в тот раз, когда взял сумку у старухи, и он тоже рванул со старта, я от него в двух шагах, а догнать не могу. Я его окликнул, чтобы он обернулся, но тут у меня сбилась дыхалка. Он ушел, а я так и остался.

Спросил людей, куда он побежал, так эти чудаки мне ответили: как ты бежал, мы, дескать, видели, а за кем — не знаем, там никого не было. Я побрел назад с колотьем в боку. Мать спросила, за кем это я гнался. Я ответил: «За тем парнем, что шел прямо перед нами». Она говорит и смеется так противно: «Да там никого не было, малыш. Бросал бы ты курить свою дрянь. Думаешь, я не знаю, что ты куришь траву? Еще как знаю». Я взъярился по-черному, да что толку. Что они все, сговорились против меня?

Я собрался открыть замок инструментом настоящего домушника. Мать, должно быть, что-то просекла. Раньше там был замочек хреновый, такой зубочисткой откроешь, а потом она поставила штучку похитрее. Я собрал инструмент и свалил, но сам думаю: «Когда-нибудь я этот долбаный замок сделаю, а не то все взорву, только узнаю, что там в этом конверте».

Уже несколько недель мать проходит мимо моей комнаты в ванную голая, а за ней мужик. Я не выношу, когда она так себя ведет — совсем не выношу, а не глядеть на нее все равно не получается. Мужик этот не подарок. Понтуется, ездит в кабриолете, а одевается как рокер. Сдохнешь со смеху, до чего не в тему. Он, наверное, даже волосы красит.

Через пару дней я сказал матери, что мужик мне не нравится. Она ответила: «Часики-то тикают. Чем старше становишься, тем быстрей тикают. Раз проснешься утром и увидишь, что никому не нужна, хоть брось. Это уже скоро будет, и срать я хотела на твое настроение!»

Я впрямь не могу уже видеть этого мужика. Однажды ночью я встал, взял опасную бритву. У нее рукоятка слоновой кости с маленькой дырочкой, через нее я продел длинный кожаный шнурок и часто ношу на шее за спиной. Раза два эта бритвочка живо прыгала мне в руку и кой-кому кое-что повредила. С тех пор мужики знают, что со мной лучше не связываться, а так я парень спокойный. Бритва всегда остро наточена, иногда я ее пробую на палец.

Я взял и изрезал верх его понтовой тачки, а это вам не носовой платочек. Под конец на дугах одни ошметки висели. Чистая работа. Я был супердоволен собой. Потом тихонько пошел домой по аллейке, что между улицей и нашей дверью, а бритва у меня на спине болталась. Ночью там совсем темно, и с обеих сторон растет высокая туя.

Тот мужик стоял передо мной, а я и не видел. Не разглядел, что у него в руке, только с первого удара чуть мозг не вышибло. Боль невозможная. Он еще пару раз мне дал, а я стою в ауте, ответить не могу. До того я его взбесил. Мать прибежала, вопит. Мужик залез в тачку, завел. Шины шваркнули, а верх этот гребаный чуть не улетел. Я и заржал злобно. Он спрыгнул, а на земле там было бутылочное горлышко, он меня им и ткнул раз десять со всех сторон. Крови лилось, как на скотобойне. И постарался этот говнюк, всю рожу мне изрезал — и лоб, и щеки, даже челюсть проткнул! Первый раз в жизни я отрубился напрочь.

Глава 13

Понедельник, 11 августа 2003 года.

Совсем немного вздремнув, Мистраль въехал во двор дома № 36 по набережной Орфевр около восьми часов. Он был уверен, что серия убийств ограничится тремя, но улик будет найдено немного. Венсан Кальдрон был уже на месте и разговаривал с Полем Дальматом. Тот был бледен, с перекошенным лицом, замкнут, обескуражен так, как не может быть обескуражен смертью полицейский.

— Сначала попьем кофе, потом будем говорить о делах — мысли прояснятся, — предложил Мистраль.

Кальдрон окинул взглядом Мистраля: щеки впалые, под глазами тяжелые мешки. Он чувствовал, что готов взорваться: ему вдруг подумалось, что день выйдет плохой.

— Мне правда очень жаль, что я вчера не мог быть на месте. Венсан мне все рассказал — это до того гнусно, гадко! Даже не знаю, как бы я выдержал. Какие-то совершенно варварские убийства, чудовищные, бесчеловечные… — Дальмат говорил чуть ли не шепотом и выглядел ужасно потрясенным, Мистраль и Кальдрон этого не ожидали.

Измученный Мистраль моментально парировал срывающимся голосом:

— Поль, слушайте меня внимательно! Вы пришли в уголовку чтобы работать с убийствами — так говорил Венсан. Верно?

— Да, но…

— Нет уж, простите, пожалуйста, тут не до «но». Убийцы не бывают приятными и неприятными. Тоже верно, да? Сыщики не выбирают между гнусным и человечным. Убийства все гнусные и все бесчеловечные! Поняли?

— Я все прекрасно понимаю, но эти…

— Что — эти? Нечего тут понимать! Три женщины и какой-то мужик, который истыкал их осколками зеркала, убил и изнасиловал — вот и все! Все очень просто, Поль: либо вы сейчас же присоединяетесь к работе своего отряда, либо через пять минут пишете рапорт и идете туда, откуда пришли! А таких переживаний тут быть не может.

Мистраль бросил чашку наполовину недопитой, повернулся кругом и ушел, не дожидаясь ответа Дальмата или Кальдрона, которого такая реакция не удивила.

В кабинете Мистраль увидел на столе сверток, перевязанный ленточкой. Развязал: внутри оказалась коробка шоколадных конфет. Он улыбнулся и нажал кнопку на телефоне:

— Так вы вернулись! Я забыл, что это сегодня. Можете ко мне зайти?

Через несколько минут секретарша Мистраля вошла в кабинет.

— Спасибо за конфеты, Колетта. Вы знаете, что я сладкоежка!

— Шоколад все любят, к тому же он, говорят, поднимает настроение. Я сама так говорю себе в оправдание, когда на диете, а все-таки не могу от него удержаться. А про вас и не скажешь, что были на юге: очень плохо выглядите. Вам бы отдохнуть.

— Да нет, я в порядке. А как ваш отпуск? Хорошо прошел? С детишками пообщались?

— А… Мы сняли дом на колесах в одном кемпинге рядом с картингом. Прямо не знала, что делать! Весь день шум адский! Правда, ребятам нравилось. Ночью, слава Богу, все-таки можно было поспать. А вы, я видела, взяли эти три жутких убийства бедных женщин!

— Это правда, дела какие-то особенно жуткие. Колетта, я практически закончил аттестацию, подготовил предложения по бюджету… словом, все, что так люблю. Я написал карандашом, теперь нужно все переписать по форме, и я подпишу.

Выходя из кабинета, Колетта столкнулась с первым замом. Бальм в превосходном расположении духа, жизнерадостный, благоухающий лосьоном после бритья, ворвался к Мистралю, по своему обыкновению, как вихрь.

— Что-то у тебя вид не того! Ты как спишь-то, нормально?

— Как младенец. Чему обязан честью появления первого замдиректора в моем кабинете?

— Поговорить об этих трех делах. Пошли куда-нибудь, выпьем кофейку. Здесь он до того скверный — не понимаю даже, как ты можешь его пить.

— Верно, неважный. Привык, чтоб далеко не бегать.

Они выбрали «Золотое солнце» — бар на углу бульвара Дворца Правосудия и набережной Нового Рынка: он был хорош тем, что находился ближе всего к набережной Орфевр.

— Давай присядем, поговорим спокойно. Ты сегодняшние газеты видел?

— Нет, времени еще не было. О наших убийствах уже пишут?

— Пока нет. Все «шапки» на первых полосах о жаре. Журналисты не стесняются. В «Фигаро» заголовок: «Жара убивает Францию», а в «Паризьен»: «Жара становится трагедией». Видишь, какова обстановочка! Я все это к тому, что, если мы сами не сообщим про тройное убийство, ты можешь спокойно работать.

— Это хорошо, только пока что у нас нет ничего. Я тебе передал копию записи убийства Лоры Димитровой. Ты успел послушать?