И унесет тебя ветер

— Не знаю, я уже говорил вам. Лора была очень скрытная и даже суеверная. Она не открывала своих планов, пока не все готово. Надо было только понять, что она так работает, и тогда сотрудничать с ней становилось очень легко.

— Так. Еще что?

— Готовился сюжет о сорокалетних женщинах, которые пожертвовали личной жизнью ради профессий, но не медийных.

— А что за женщины? Вы их видели?

— Нет, ничего не знаю. Лора сначала заканчивала сценарий, намечала вопросы, места съемок, потом мы с ней обсуждали, как это можно сделать, и так далее.

— И что же?

— Ничего. Я только знаю, что пару раз они встречались и что те женщины живут тоже в Шестом округе. Но параллельно должен был делаться ее секретный сюжет, и она пропускала вперед его, а день съемки с теми женщинами откладывала.

— Сколько их было?

— Трое, наверное. Но в основном две — мы собирались ходить за ними дней десять. Лора смеялась, что сама могла бы стать третьей героиней репортажа.

— Когда она с ними встречалась, вы не помните?

Джекки Шнейдер заглянул в электронный ежедневник.

— Наверное, в середине июня. У меня записана встреча с Лорой для интервью с ними на 19 июня, но накануне она ее отменила.

— Ладно, очень хорошо. Вы не возражаете, если у вас возьмут образец ДНК?

— Нет, я ничего дурного за собой не знаю.

Допрос фотографа вел Венсан Кальдрон. Время от времени он посматривал на Дальмата, который только тихонько кивал. Мистраль сидел на углу стола и молча соглашался с Кальдроном.

Джекки Шнейдер ушел, а трое полицейских остались в кабинете Мистраля. Несколько пустых бутылок кока-колы и перье. Вентилятор крутился на полную мощность — жара все еще стояла, а люди ее смиренно терпели.

— По-моему, с Норман и Коломар все сходится: им под сорок, они очень разные, работа у них интересная, а семьи нет. Чем дальше продвигаемся с этим делом, тем оно темнее становится. Как они могли пересечься с убийцей? На улице возле дома? Если секретный сюжет Димитровой так или иначе его касался, зачем он душил двух других? Мы ни на миллиметр не продвинулись! — огорченно подвел итоги расследования Мистраль.

— Может, есть след через Бриаль в Сена-и-Марне. В совпадения я не верю. — Кальдрон пытался быть оптимистом.

— Это я помню. Сегодня 15 августа, пятница, вечер, завтра уик-энд. Иначе говоря, самый мертвый сезон по всей Франции. Никого не найдешь, и пытаться нечего. Я не готов к разговору с деревенскими жителями, которым звонила Димитрова, пока нет новой информации.

— На той неделе попробуем съездить? — предложил Кальдрон.

— Вероятно. Но сначала надо определить все номера в тех местах, по которым звонила Димитрова, и проверить досье на частных лиц, с которыми она связывалась. Нет смысла кидаться в эту гущу головой, не зная, кто есть кто. А главное, кто такая эта Бриаль?

— Это я выясняю.

— Поль, а банк Димитровой уже ответил нам, где была использована ее кредитная карточка?

— Пока нет. Я им звонил, чтобы поторопить. У них один ответ: «А что вы хотите, сейчас отпуска, людей не хватает…»

— Кто бы сомневался!

Глава 22

Суббота, 16, и воскресенье, 17 августа 2003 года.

Оливье Эмери проснулся в четыре часа утра. Он понимал, что накануне заведомо играл с огнем с молодыми полицейскими, и теперь думал, как быть. Только так он и жил: опасность для жизни давала ему более сильные ощущения, чем любой наркотик. А в наркотиках он тоже знал толк.

Целый час он яростно занимался гимнастикой — только через скакалку не прыгал, — чтобы хоть как-то успокоиться.

В шесть часов он высунулся из окна посмотреть, нет ли поблизости полицейских машин. С этого времени по закону могут производиться аресты. Никого.

В семь — опять никого. Он стремительно принял душ, съел, как обычно, яйца, сваренные вкрутую, выпил литр соевого молока. Нос залепил обрывками бумажного платка, чтобы не пошла кровь.

В восемь часов он решил, что пора уходить. Улица была пуста. Успокоившись, он сел в машину, хотел уехать, но передумал и почти весь день провел, наблюдая за своим подъездом.

В шесть вечера тихонько тронулся с места и поехал наугад, удивляясь, что не привлек внимания двух неопытных полицейских.

Людовик Мистраль выпил двойную дозу снотворного: он считал, что надо наверстывать потерянные часы сна. От искусственного девятичасового сна без сновидений он пробудился с чувством, что устал еще больше вчерашнего. Кларе соврал, что все наоборот, и пошел купить круассаны на завтрак. Через два часа залез в машину: «В Париж и тут же назад, я договаривался».

Мистраль прошел пешком по улице Монсе, чтобы самому понять, как выглядит место, где нашли рюкзак. Ничего особенного на улице не было: по обеим сторонам автомобили, несколько лавок, закрытых на август. Он сел опять в машину, поехал по Римской улице вдоль вокзала Сен-Лазар и свернул налево на улицу Лафайета.

Красный свет. Мистраль поставил в магнитолу диск, на котором Джон Ли Хукер играл дуэт с Майлсом Дэвисом. Зеленый свет. Мистраль проехал мимо начала Будапештской улицы в полусотне метров от места, где сидел в своей машине Оливье Эмери. Хукер и Дэвис играли «Убийцу». На те четыре минуты десять секунд, что длилась композиция, Мистраль прибавил звук.

Молодые патрульные, накануне заходившие к Оливье Эмери, в этот уик-энд дежурили, но делать им целый день было практически нечего. Машина выезжала по вызовам всего дважды: первый раз — навести порядок в баре, где повздорили пьяные посетители, другой — по тревоге в банке, где из-за сбоя в электросети сработала сигнализация.

— Как тебе понравился наш коллега с Будапештской? — спросила девушка.

— А что? Ничего особенного.

Ее напарник погрузился в игру на приставке «Сега», откуда доносились звуки душераздирающей музыки.

— Ничего тебя не зацепило?

Молодой человек ответил не сразу, а еще несколько секунд смотрел на экран, где выскакивали виртуальные цели.

— Ну как — лицо, конечно. Я думаю, когда он кого забирает, тот от страха должен вообще обмякнуть. А еще он очень здоровый на вид.

— Я не про то. Мне дома у него было не по себе. А ты как?

— Я нормально. Он же сказал, что бывает там только на неделе для ночевки. Если честно, так себе квартирка. А обстановка вообще никакая.