Идеальный шпион

У Пима хватает времени подивиться тому, что он снова должен обещать не раскрывать существования Акселя после того, как он так долго и энергично это существование отрицал. А также тому, что человеку, столь позорно не сумевшему доказать свою лояльность, дают вторую возможность это сделать.

— Я все сделаю, — говорит Пим.

— Что ты сделаешь?

— Сохраню твою тайну. Запру тебя в моей памяти и отдам тебе ключ.

— Навсегда. И брата Сабины Яна — тоже.

— Навсегда. И Яна тоже. Ты же дал мне полное расположение советских войск в Чехословакии, — словно в трансе произносит Пим. — Если это достоверно.

— Данные немного устарели, но вы, британцы, умеете ценить антиквариат. Ваши карты Вены и Граца еще старше. И не такие уж они достоверные. Тебе нравится Мембэри?

— Пожалуй, да. А что?

— Мне тоже. Тебя интересует рыба? Ты помогаешь ему пополнять рыбой озеро?

— Иногда.

— Это ответственная работа. Занимайся ею вместе с ним. Помогай ему. В паршивом мире мы живем, сэр Магнус. Пусть будет хоть несколько счастливых рыбок — мир уже станет лучше.

Было шесть часов утра, когда Пим расстался с ним. Кауфманн уже улегся спать в джипе. Пим увидел его сапоги, торчавшие поверх заднего борта. Пим с Акселем прогулялись до белого камня — Аксель опирался на руку Пима, как во время прогулок вдоль Ааре. Когда они дошли до камня, Аксель нагнулся и, сорвав полевой мак-поппи, протянул цветок Пиму. Затем сорвал другой для себя и, подумав, тоже вручил Пиму.

— Один цветок — это я, а другой — вы, сэр Магнус. Ни один из нас не станет другим. Будь хранителем нашей дружбы. Передай привет Сабине. Скажи ей, что сержант Павел шлет ей особый поцелуй и благодарит за помощь.

* * *

Человек, обладающий ценным источником информации, является предметом восхищения и получает хорошее питание, Том, в чем в ближайшие недели быстро убедился Пим. Посещавшие Вену высшие военные чины приглашали его на ужин — просто чтобы с ним соприкоснуться и опосредованно ощутить его успех. Мембэри, этакий ухмыляющийся прихрамывающий Цезарь, принижающий своего Антония, орущий ему в ухо, мечтающий о рыбе и улыбающийся не тем людям, другие чины менее высокого ранга, но все же достаточно высокого, за одну ночь меняют свое мнение о Пиме и посылают ему слащавые записочки по межзональной почте. «Марлена шлет свою любовь и очень опечалена тем, что ты вынужден был уехать из Вены, не попрощавшись с ней. Какое-то время казалось, что я могу стать твоим начальником, но судьба решила иначе. Мы с М. собираемся обручиться, как только получим разрешение министерства обороны».

Пим становится кумиром: быть с ним знакомым значит уже быть причастным к большому делу: «Молодой Пим делает фантастические дела — будь моя воля, я бы дал ему третью нашивку, неважно, служит он в национальной армии или нет». «Послушали бы вы Лондон по спецсвязи — они превозносят Пима до небес». Приказом — не откуда-нибудь, а из Лондона — сержант Павел получает условное наименование Зеленые Рукава, а Пиму объявляют благодарность. Сластолюбивые чешские переводчицы им гордятся и весьма изысканным образом демонстрируют свое удовольствие от общения с ним.

— Ты никогда не должен рассказывать мне, как все было, — это правило, — повелела Сабина, чуть не до смерти укусив его своими пухлыми печальными губками.

— Никогда и не стану.

— А он интересный — друг Яна? Красивый? Как ты? Я сразу в него влюблюсь, да?

— Он высокий, красивый и очень умный.

— И сексуальный?

— Очень сексуальный.

— Гомик, как ты?

— Целиком и полностью.

Такое описание понравилось ей и глубоко ее удовлетворило.

— Ты — хороший человек, Магнус, — заверила она его. — Ты правильно решил: надо оберегать этого человека и моего брата тоже.

Настал тот день, когда сержант Павел должен был появиться вторично. Как и предсказывал Аксель, Вена приготовила большой урожай вопросов по его «первому младенцу». Пим прибыл с тетрадкой, в которой они были застенографированы. Он привез также бутерброды с коричневой копченой лососиной и великолепный сыр «сансер» от Мембэри. Он привез сигареты, и кофе, и шоколад из «Наафи» с мягкой начинкой, и многое другое, чем, по мнению специалистов по гастрономии Дивразведки, можно набить желудок бравого изменника, сидящего на месте. Попивая водку и заедая ее копченой лососиной, Пим и Аксель прояснили наиболее важные вопросы.

— Так что же ты на этот раз мне привез? — весело осведомился Пим, когда в беседе наступил естественный перерыв.

— Ничего, — ничуть не смущаясь, ответил Аксель и налил себе еще водки. — Пусть немножко поголодают. В следующий раз аппетит будет лучше.

— Павел переживает кризис совести, — доложил Пим на другой день Мембэри, буквально следуя инструкциям Акселя. — У него неполадки с женой, а его дочь всякий раз, как он отправляется в Австрию, укладывается в постель с никудышным русским офицеришкой. Я не стал на него давить. Я сказал ему, что мы на месте и что он может нам доверять и мы не собираемся усугублять его трудности. Я верю, что в итоге он будет благодарен нам за это. Но я задал ему наши вопросы насчет сосредоточения бронесил восточнее Праги, и он дал интересный ответ.

При этом разговоре присутствовал полковник, приехавший из Вены.

— Что же он сказал? — спросил полковник, внимательно слушавший Пима.

— Он сказал, по его мнению, они что-то охраняют.

— Есть предположение, что именно?

— Какой-то вид оружия. Возможно, ракеты.

— Не слезайте с него, — посоветовал полковник, а Мембэри раздул щеки и стал похож на гордящегося папашу, каким он для Пима и стал.

Во время третьей встречи Зеленые Рукава развеял тайну вокруг сосредоточения бронесил и вдобавок дал полную картину расположения советской авиации в Чехословакии по состоянию на ноябрь месяц. Вена была поражена, а Лондон разрешил расплатиться двумя небольшими слитками золота — при условии, что сначала с них будет снята английская проба, чтобы исключить опознание. После чего сержанта Павела объявили алчным малым, отчего всем стало легче. А Пим в течение нескольких последующих месяцев носился туда и обратно между Акселем и Мембэри точно слуга двух господ. Мембэри подумывал, не следует ли ему лично встретиться с Зелеными Рукавами — Вена считала это хорошей идеей. Пим постарался прощупать ситуацию, но привез печальную весть: Зеленые Рукава желает иметь дело только с Пимом. Мембэри пришлось смириться. Был как раз сезон разведения форели. Пим был приглашен в Вену, где его потчевали ужином. Полковники, командующие воздушными частями, и морские начальники состязались друг с другом в борьбе за него. Но оказалось, подлинным его хозяином и основным владельцем был Аксель.

— Сэр Магнус, — прошептал Аксель. — Случилось нечто ужасное.

Улыбка исчезла с его губ. Взгляд был испуганным. Пим принес уйму всяких деликатесов, но Аксель все их отклонил.

— Ты должен помочь мне, сэр Магнус, — сказал он, бросая настороженные взгляды на дверь в конюшню. — Ты моя единственная надежда. Помоги мне, ради всего святого. Ты же знаешь, что делают с такими, как я! Не смотри на меня так! Придумай что-нибудь для разнообразия! Теперь твой черед!

* * *

Сейчас я в этой конюшне, Том. Я жил там все эти тридцать с лишним лет. Покатый потолок мисс Даббер исчез, и на его месте появились старые балки и летучие мыши, свисающие с крыши вниз головой. Я ощущаю запах сигары Акселя и вижу поблескивающие в свете лампы щелочки его черных глаз. Он шепотом окликает Пима: добудь мне музыку, добудь мне картинки, добудь мне хлеба, добудь мне секреты. Только в голосе его нет жалости к себе, нет мольбы или сожаления. Это никогда не было свойственно Акселю. Он требует. Голос его порой звучит мягко — это правда. Но всегда не иначе как властно. Он по-прежнему сам себе хозяин. Он — Аксель, ему обязаны. Он переходил через границы, терпел избиения. А что я такое — я вообще не думаю. Не думаю сейчас, не думал тогда.

— Они арестовывают моих друзей — ты об этом слышал? Двоих из нашей группы вытащили вчера утром в Праге из постели. Третий пропал по дороге на работу. Мне пришлось рассказать им про нас. Другого пути не было.

Значение этого признания не сразу проникает в сознание до предела взволнованного Пима. И даже когда это до него доходит, голос его звучит озадаченно:

— Про нас? Про меня? Что же ты сказал? И кому, Аксель?

— Без подробностей. В принципе ничего плохого. Без твоего имени. Все в порядке, просто все становится немного сложнее, больше приходится крутиться. Я оказался хитрее других. В конечном счете все может сложиться и к лучшему.