Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Что ж, удачи вам! — напутствовал их Канцлер. — Дать десяток солдат в помощь?
— Благодарствуй, Княже, мы уж как-нибудь сами! — поклонился в пояс ему Бутурлин. — мы будем ждать немца в засаде, а лишние люди могут его вспугнуь!
Промолвив это, он вскочил в седло, и они с Газдой поскакали в сторону острога.
— Храни вас Бог! — успел крикнуть им вслед Сапега.
— Вот здесь, брат-москаль, мы и будем дожидаться немца! — склонившись к уху Дмитрия, шепнул Газда. — Правда, трудно поверить, что в сотне шагов
Поверить и впрямь было нелегко. На ровной, как скатерть, равнине, окружавшей Самборский Острог, едва ли можно было разглядеть признаки входа в подземное убежище.
Дмитрий невольно вздрогнул, когда земля невдалеке разверзлась, и из глубины подземелья вырвался всадник.
Закутанный в черный плащ, верхом на вороном коне, он казался выходцем из преисподней. Вслед за ним подземное обиталище покинул его верховой слуга.
— А вот и наши друзья! — криво усмехнулся казак. — Что, брат, готов к охоте?
Бутурлин лишь кивнул в ответ и, дав коню шпоры, вылетел из овражка, в коем они с Газдой поджидали неприятеля. Казак устремился следом.
При виде их черный всадник и его подручный, развернув лошадей, помчались к лесу. Встреча с Дмитрием и Газдой явно не доставляла им радости…
Покидая замок, Зигфрид фон Хоэнклингер горел желанием расправиться с княжной, но при виде верховых, встретивших его у выхода из подземелья, передумал. Тем паче, что в одном из преследователей он узнал Бутурлина.
Тевтонец до сих пор не мог понять, как боярину удалось вырваться из рук татар и привести в стан Валибея казачье войско. Но случившееся доказывало, что московит еще опаснее, чем представлялось Слуге Ордена, и Зигфрид счел разумным спастись от него бегством.
Однако резвость немецких коней, на которую так надеялся Хоэнклингер, себя не оправдала. Лошади преследователей не уступали им в быстроте, и вскоре Зигфрид понял, что оторваться от них не удастся.
Первым от неистовой скачки обессилел конь его подручного, и рыцарь решил, что пришла пора избавиться от Курта.
— Мы примем бой! — крикнул он, обернувшись к солдату. — Возьми на себя бритоголового, а я нападу на московита!
Повернув коня, Курт двинулся навстречу Газде с мечом в руке. При виде его казак отцепил от седла «летучий змей» и, крутя им над головой, пошел на сближение с врагом.
Пригнувшись в седле, он избежал встречи с клинком крестоносца и захлестнул веревочной снастью его руку, сжимающую меч. От страшного рывка оба вылетели из седел и продолжили борьбу уже на земле.
— Оставь меня! — крикнул Дмитрию Газда, видя, что тот спешит ему на помощь. — С сим супостатом я и сам управлюсь! Не упусти главного татя!..
Вопреки собственным словам, Зигфрид не спешил вступать в бой, продолжая двигаться к лесу. Но Бутурлин, чей степной конек был резвее немецкого жеребца, все же сокращал разрыв между ними.
Развязки их встречи Газда, занятый схваткой с собственным врагом, так и не увидел. Тевтонец и Бутурлин скрылись за лесом, врезавшимся клином в предзамковую пустошь.
Казаку удалось
вырвать из рук Курта и отшвырнуть подальше его меч, но немец напал на него с кинжалом. Стиснув пальцами его запястье, Петр вступил в борьбу за клинок.Курт превосходил противника ростом и весом, но руки у Газды были сильнее. Вывернув резким движением кисть врага, он завладел кордом и вонзил его немцу в шею.
Несколько мгновений пальцы кнехта судорожно цеплялись за одежду казака, затем взор его угас, и он повалился наземь.
Переведя дух, Газда осмотрелся по сторонам. Хоэнклингера и Бутурлина нигде не было видно, но они не могли далеко отъехать. Свистом подозвав коня, казак вскочил в седло и двинулся по следам погони.
Дмитрий настиг недруга у кромки леса, в коем тот пытался укрыться от преследования. Отцепив от седла аркан, боярин захлестнул им плечи тевтонца и мощным рывком сбросил недруга с коня.
Однако Слуга Ордена не уступал ему в проворстве. Едва коснувшись земли, он выхватил из-под плаща корд и одним махом обрубил стягивающую его грудь волосяную петлю.
Спустя мгновение рыцарь сбросил плащ, мешавший ему двигаться, и метнул кинжал в Бутурлина. Уклонившись от броска, Дмитрий спешился и обнажил саблю.
В ответ на это немец вынул из ножен свое оружие — длинный, узкий меч, служащий по большей части для колющего удара.
Такие клинки, именовавшиеся в Европе на испанский лад рапирой, были бессильны против рыцарских лат, но в бою с бездоспешным противником не знали себе равных в способности убивать.
Тонкая и гибкая рапира в руках фехтовальщика двигалась с непостижимой быстротой, легко обходя чужие мечи и отыскивая прорехи во вражеской защите. В том, сколь коварным и смертоносным было это оружие, Дмитрию еще предстояло убедиться.
— Ну вот мы и встретились, боярин! — кривя губы в презрительной улыбке, произнес тевтонец. — Ты ведь сего хотел? Что ж, помолись перед смертью! Хотя какой прок в твоей молитве? Ты, схизматик, по-любому отправишься в ад!!!
Молниеносным выпадом он послал клинок в сердце Бутурлину. Отбив его, Дмитрий перешел в атаку, но меч противника вновь вырос перед его грудью, не давая приблизиться к врагу на расстояние удара.
Выписывая рапирой замысловатые петли, тевтонец атаковал московита вновь и вновь. Его уколы сыпались на боярина, как из рога изобилия, и Дмитрий едва успевал отражать их своей тяжелой саблей.
Один раз тевтонцу удалось пробиться сквозь защиту Бутурлина и ранить его. Кольчужная рубашка задержала вражий клинок, не давая ему глубоко войти в плоть, но острие меча сквозь просвет в кольцах все же укололо плечо московита.
Видя, что против такой манеры боя ему долго не выстоять, Дмитрий пошел на хитрость. В свое время татарин Василий учил его, как одолеть превосходящего быстротой врага. Теперь пришло время вспомнить его уроки.
Покачиваясь, будто от усталости, он стал отступать под натиском Хоэнклингера. Движения его утратили былую легкость, как у человека, измотанного долгой схваткой.