Идя сквозь огонь
Шрифт:
Но как он здесь очутился? Неужто полгода жил в чащобе, питаясь дарами леса и коротая дни в холодном, необустроенном схроне? Ответа на эти вопросы у московита не было.
— Благодарю тебя за спасение, добрый человек! — с трудом вымолвил Бутурлин.
— Тогда поблагодари еще раз, — усмехнулся хозяин пристанища, — ибо я спасал тебя уже дважды!
— Когда же сие сталось впервые? — вопросил его Дмитрий.
— Полгода назад на постоялом дворе, — ответил знахарь, бросив в казанок с водой истолченные коренья. — К чему притворяться, что мы не знакомы? Я вот сразу же узнал тебя, боярин. Да
— Да, я помню тебя, — честно признался, московит, — ты был хозяином постоялого двора. Но от какой напасти ты меня спас?
— Так же, как и на сей раз, от яда. Ты, верно, догадался, что я тогда пособничал фон Веллю? Так вот, он дал мне наказ тебя отравить. А я отказал ему в сем, сказав, что яд потеряет силу, смешавшись с сонным зельем, кое вы все уже успели принять…
— Сонное зелье? — переспросил знахаря Газда. — Так это ты наслал сон на нас и на ляхов Воеводы?
— Ну, а кто же еще! — развел руками хозяин схрона. — Кому бы еще такая работенка была под силу? Тевтонец возжелал, чтобы пойманный вами тать обрел волю, вот я и опоил всех вас снотворным, дабы вы ему не мешали…
— Значит, это ты развязал Волка? — грозно сдвинул брови к переносице казак. — Из-за тебя погиб Тур?
— Волка избавил от пут ваш прятель с рыжей прядью, — холодно усмехнулся знахарь, — за то и получил благодарность.
А к смерти второго из ваших друзей я непричастен. Сам не ведаю, отчего он пробудился той ночью. Видно, не взяло его сонное снадобье…
С яростным ревом Газда рванул из ножен клинок. Отпрыгнув с невероятной для хромца ловкостью к стене пещеры, бородач выхватил из-под плаща тесак. Он был готов защищаться.
В мгновение Дмитрий понял, что сейчас свершится непоправимое. Невероятным усилием оторвавшись от ложа, он встал между противниками, не давая им сойтись в поединке.
— Стойте! — выкрикнул он, разделяя руками готовых к схватке знахаря и казака. — Ваша смерть никому не принесет добра!
— Он погубил Тура! — задыхаясь от гнева, прохрипел Газда.
— Зато другого приятеля спас! — хмуро усмехнулся бородач. — Коротка же у тебя память, коли ты так скоро забыл сие! Помнишь, как сам рек, что готов отдать все, чем владеешь, за спасение друга?
— Ничего я не забыл! — огрызнулся Газда. — За то, что ты исцелил Дмитрия, я и впрямь поделюсь с тобой последним добром!
Но и смерть Тура прощать не намерен! Ты умрешь, лиходей!
— Ну и зачем мне твое добро, если я умру? — презрительно фыркнул хозяин схрона. — Ты, верно, с головой не дружишь, степняк!
— Пусть так! — яростно тряхнул чубом Газда. — У тебя вовсе не будет головы!
— Остановитесь оба! — Дмитрий, едва державшийся на ногах, страшился вновь потерять сознание. — Кому и что вы докажете, убив друг друга?
— Остуди свой пыл! — обернулся он к Газде. — Гнев — плохой советчик, Петр! Сей человек мог и впрямь нас отравить, однако же отказался исполнить наказ фон Велля!
Я не меньше тебя скорблю по Туру, но боль не должна заглушать в нас рассудок. Тур сам выбрал свою судьбу. Он мог избежать схватки с Волкичем, однако по доброй воле вступил в бой! Кому, как не тебе, знать это!
— Ты принял его сторону? — горестно усмехнулся казак, кивнув в сторону бородача. — Немудрено!
Он ведь спас тебе жизнь!— Да, ты прав, я благодарен ему за спасение. Но речь нынче идет об ином. Мы не вправе обвинять человека в грехе, коего он не совершал!
— Хочешь молвить, что в гибели Тура нет его вины? — хмуро вопросил его казак.
— Если и есть, то она невелика, — Бутурлин изо всех сил пытался втолковать Газде мысль, смысл коей казался ему очевидным, — едва ли сей бедняк действовал по доброй воле. Все содеянное им говорит о том, что он, как мог, противился воле тевтонца…
— Воистину так! — подал голос знахарь. — Меньше всего на свете я хотел служить столь хищной твари, как фон Велль. Он, словно паук, опутал меня страхом за жизнь сына, и я вынужден был брать на душу смертные грехи, дабы мой мальчик остался жив.
Однако спасти его мне не удалось. В ночь, когда погиб ваш побратим, я потерял Олафа. Накануне он обронил в конюшне ладанку, доставшуюся ему от покойной матери.
Не посчитавшись с моим запретом, Олаф отправился ночью на ее поиски, но вместо ладанки нашел смерть…
— Я знаю, — кивнул хозяину схрона Дмитрий, — Волкич пронзил его копьем…
— Да, копьем, — болезненно поморщился тот. — Так что, если в смерти вашего друга и есть моя вина, я заплатил за нее своей утратой…
Чтобы отомстить Тевтонцу за смерть сына, убитого его слугой, я поджег постоялый двор. Сие заведение служило целям Ордена, и его потеря могла больно ударить по Командору.
Но я не жалею о том, что дважды спасал тебя, боярин. Хоть и с опозданием, ты избавил меня от зверя, долгие годы терзавшего мое сердце…
Вы вправе меня ненавидеть, — добавил после недолгого молчания хозяин пещеры, — однако перед тем как взяться за оружие, найдите силы выслушать…
В схроне воцарилась гнетущая тишина. Слышно было лишь, как потрескивают в огне сучья под закипающим котелком знахаря. Бутурлин бессильно опустился на травяное ложе.
Он свершил все возможное, дабы не пролилась кровь, и уповал на то, что бывшему трактирщику и Газде хватит здравого смысла не убить друг друга.
— Ладно, черт с тобой! — проворчал наконец казак, опуская клинок долу. — Мне не нужна твоя смерть! Однако не помышляй, что я когда-нибудь обниму тебя, яко брата!
— Да я и не помышляю! — ответил, вкладывая в ножны тесак, врачеватель. — Как-нибудь проживу свой век без объятий!
Уже теряя сознание, боярин облегченно вздохнул. Разум Газды пересилил в нем боль, и Дмитрий больше не страшился оставлять его наедине со знахарем. Он был уверен в своем друге.
Глава 67
Владислав Радзивил готовился к походу, когда гонец из Кракова доставил ему весть о смерти отца и повеление Королевы прибыть в Столицу на похороны.
У княжича защемило сердце. Как могло статься, что родитель не внял сыновним предостережениям и вместо того, чтобы покинуть Вавельский замок, остался ждать, когда на него обрушится гнев правящей династии?
По рассказу гонца выходило, что Князь умер от болезни сердца, однако Владислав чуял, что здесь нечисто. Отца, несомненно, довели до смерти пытками или угрозами.