Игра на чужом поле

Как и замышлялось в контрразведке, когда готовилась эта подстава, «Карл», завербовав «Шмидта», стал давать ему задания вначале «простенькие», а на самом деле — контрольные (к примеру, достать отчет о том, что послужило гибелью известного летчика-испытателя на истребителе нового типа), затем более серьезные, потом подошел к тому делу, из-за которого, собственно, и ездил в Черновицы.

Оказывается, в этом городе много лет — ещё со времен Первой мировой войны — жил старый агент немецкой разведки. После гражданской войны в России и прочих событий этот шпион (некто Десидор Кестнер) был законсервирован.

За годы, предшествовавшие воссоединению Северной Буковины с УССР, Кестнер разбогател, стал владельцем ювелирной мастерской и магазина. В Берлине приняли решение вывезти старика в Германию. В первую свою поездку в Черновицы «Карл» передал Кестнеру выездные анкеты. Тот мог бы уже давно и спокойно выехать в фатерланд, но все дело в том, что советские таможенные власти ни за что не пропустят за кордон ювелирные изделия и валюту, которые Кестнер сумел припрятать при национализации своей мастерской и магазина. Когда «Карл» вторично приехал в Черновицы, чтобы попытаться заполучить эти ценности, доставить их в Москву, а потом переправить в Берлин с дипломатической почтой, ему не повезло: Кестнер перед самым его появлением очутился в больнице с острым приступом аппендицита.

В третий раз подряд ни ему, «Карлу», ни другому немецкому дипломату ехать в Черновицы нельзя — слишком уж будет подозрительно. Вот если он, советский гражданин со знаменитой теперь фамилией Шмидт, съездит в Черновицы, разыщет на улице Мирона Костина дом 11-а, спросит Кестнера, представится сотрудником германского посольства Рудольфом Фальке, назовет пароль…

Все было понятно. А с фамилией «Карл» хорошо подметил: в прошлый приезд Николая приняли за родственника знаменитого полярника, хотели поселить непременно в «люксе»…

Шмидт выполнил задание немецкой разведки: 17 апреля 1941 года он приехал в Черновицы, дважды встретился с Кестьером (у него дома и в гостинице «Палас») и привез в Москву небольшой, но очень тяжелый чемоданчик.

Драгоценности на внушительную сумму, а также иностранная валюта в Берлин так и не попали. «Папаша» Кестнер тоже.

Как «Карл» отчитался перед своим начальством за их пропажу, неизвестно. Вскоре разразилась война, и инженер Шмидт остался не расшифрован немецкой разведкой.

Последняя встреча В. С. Рясного и Н. И. Кузнецова состоялась 20 июля 1941 года. Незадолго до этого контрразведчик получил приказ сопровождать литерный поезд с персоналом германского посольства в Армению, где на границе с Турцией немцев должны были обменять на советских дипломатов, застигнутых войной на территории Третьего рейха.

В той самой конспиративной квартире на улице Карла Маркса выпили по рюмке и простились до победы… не думая, что навсегда.

В. С. Рясной не мог знать, что в первые месяцы войны Н. И. Кузнецов участвовал в разработке одного из сотрудников военного атташе Японии. Это было последнее дело советского инженера-испытателя Рудольфа Вильгельмовича Шмидта. Вскоре его заменил оберлейтенант вермахта Пауль Вильгельм Зиберт.

Александр Зданович ИСТОРИЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВА ВЛАСОВА

Ранним утром 1942 года в наспех оборудованной землянке собрались офицеры особого отдела 2-й Ударной армии. Предстояло совещание с участием генерал-лейтенанта Власова и других армейских руководителей.

Первый увидевший командующего сотрудник подал команду и все присутствующие встали, приветствуя немного задержавшегося Власова.

Он энергично прошел к сбитому из плохо обтесанных досок столу, сел и кивком головы дал понять, что совещание можно начинать.

Начальник армейского особого отдела бригадный комиссар А. Г. Шашков сделал небольшой доклад по так называемому «особому вопросу» — предстоящим боевым операциям, поставил в этой связи конкретные задачи своим подчиненным, дал необходимые разъяснения.

Далее слово взял Власов.

— Товарищи, — громко начал командарм, — для выигрыша крупного сражения требуется умное решение командования, а для проигрыша достаточно двух шпионов, дело проиграно.

Командарм говорить умел. Точные определения, образные сравнения, аппеляция к партийной принципиальности и полной решимости чекистов каленым железом искоренять малейшие попытки подорвать боеготовность и моральный дух войск.

— При перемене позиции, — продолжал Власов, — необходимо принять все меры к сохранению полного порядка, пресечению паники и распространения провокационных слухов.

Выступление Власова, его слова мною не придуманы, а взяты из сохранившейся стенограммы чекистского совещания. Поэтому читатель может сравнить высказывание командарма 2-й Ударной с его поведением, настроением и действиями в конце июня 1942 года.

До его предательства оставалось чуть больше месяца.

Немцы, развивая наступление со стороны населенных пунктов Финев-Луг и Ольховки, двадцать третьего июня подошли вплотную к командному пункту армии, оборона которого должным образом организована не была. Группыавтоматчиков к полудню просочились к месту стоянки автомашин командного пункта и обстреляли сам КП. Непосредственная угроза нависла над армейским командованием.

Бой с противником приняла рота охраны особого отдела и подразделение охраны штаба. Ожесточенная перестрелка длилась почти сутки и в итоге фашистов удалось оттеснить.

Власов сильно нервничал. В этот же день он отдал приказ уничтожить все радиостанции. Оставили лишь один приемник. Связь с подчиненными частями была утеряна окончательно.

Командарм решил перебазировать штаб на командный пункт 57-й стрелковой бригады, чтобы избежать повторной атаки немцев.

Вечером 24 июня на лесной поляне Власов собрал всех командиров и бойцов, кто был на командном пункте, и объявил, что предстоит трудный и долгий путь, придется пройти не менее 100 км по лесам и болотам, продуктов нет, придется питаться травой и тем, что удастся отбить у немцев. Тут же Власов объявил: «Кто чувствует себя слабым, может оставаться на месте и принимать меры по своему желанию».

До предательства Власова оставалось четыре дня.

В двадцать два часа 24-го июня было отдан приказ о построении личного состава и движении к линии фронта с целью прорыва и соединения с частями 59-й армии.

Порядок движения был установлен следующий — в голове колонны двигаются два взвода из роты охраны особого отдела и взвод армейских чекистов под общей командой капитана госбезопасности Соколова. За ними следуют командование и Военный Совет армии, а в арьергарде для прикрытия — взвод особого отдела и около двадцати оперработников.

Скопление людей не осталось незамеченным немцами. Примерно через час колонна попала под сильный артиллерийский и минометный огонь.

Понеся потери, добрались до командного пункта 46-й дивизии и в полночь те, кто остался в живых, продолжили движение к линии фронта. Проводником выступал работник политуправления фронта батальонный комиссар Зеленюк, который сообщил, что знает слабое место в немецкой обороне и выведет всех на контролируемую советскими войсками территорию.

Не доходя около километра до указанного им пункта перехода, колонна вновь подверглась ожесточенному обстрелу из орудий и минометов.