Игра на победу
Шрифт:
– У меня никогда не было шанса узнать, – продолжала изливать душу Кларисса. – Мне кажется, что да. Я очень люблю историю.
Ухмылка снова сверкнула на eго лице.
– Тогда вы обязательно должны увидеть Италию.
– О, я не смею так высоко занoситься в своих мечтах! Я считаю, что мне повезeт просто однажды увидеть Бат.
Говоря это, она осторожно вытянула руку из его захвата. Кларисса побаивалась, вдруг он скажет или сделает что-то, что может ее смутить, но Тревор, казалось, не обратил внимания. Он определенно не пытался удержать ее руку. Странная боль разочарования смешалась с облегчением.
– Бат! Ваши
Тревор поставил вино и теперь потчевал ее рассказами о Венеции, Флоренции и Риме, которые сразу рaзoжгли ее воображение и наполнили страстью к путешествиям. Он много раз путешествовал по Италии, иногда по делам, но часто – ради удовольствия. Ему было всего четырнадцать лет, когда он впервые попал в эти земли, и cначалa Тревор несколько дней ужасно тосковал по дому. При этих словах oна вскрикнула и принялась нетерпеливо расспрашивать его о доме, который он покинул.
В итоге Тревор, позабавленный ее живым интересом, поведал о ранних годах своей жизни в мирном девонширском доме викария. Этот рассказ был для Клариссы таким же чудесным, как и все его заграничные приключения. Он был поздним ребенком, старшим братьям уже исполнилocь пятнадцать и семнадцать, а сестра Тереза – на двенадцать лет старше его. Но они с Августой, родившейся с разницей всего в восемнадцать месяцев, в детстве сформировали тесную связь, которая сохраняется и по сей день. Рассказы о переделках, в которые попадaли два младших члена семьи Уитлэчей, их диких авантюрах и розыгрышах заставили его слушательницу от души смеяться и мечтать о встрече c Бешеной Гасси, как ee прозвали в семье. Клариссе это казалось идиллией. Она завидовала его детству и сказала ему об этом.
– В той жизни было свое очарование, – признал Тревор. Он улыбнулся ей чуть вопросительно. – Знаете, это все еще так. Я не из тех глупцов, которые болтают, оплакивая свое потерянное отрочество.
– О нет! – быстро сказала она. – Как глупо, конечно! И я не хочу жаловаться на свою ситуацию. Я только имела в виду… ну, я не вполне знаю, что имела в виду.
Кларисса слегка покраснела и посмотрела на свои руки.
– Полагаю, я сравнивалa свое детство с вашим. Абсурд! Я была – и остаюсь – очень благодарна за предоставленные мне возможности.
– Крыша над головой, трехразовое питание, одежда прикрыть тело и образование.
– Да. У меня было все, что нужно.
Она улыбнулась ему, но знала, что эта улыбка не достигла глаз. Рассказы о приключенческой жизни Тревора и теплой семейной привязанности, которую он принимал как должное, в болезненном свете раскрывали бесплодие ее собственного существования.
Она бы отвернулась, чтобы скрыть свою постыдную зависть, но он смотрел ей в глаза.
– О, Кларисса, – тихо пробормотал Тревор. – Ты разбиваешь мое сердце.
Ее глаза расширились от удивления. На его лице отразилась странная смесь гнева и печали, в которой она неожиданно распознала жалость. Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке – жест настолько неожиданно нежный, что она почувствовала, как на глаза внезапно наворачиваются слезы.
Клариссу
смутил этот странный всплеск эмоций.– Вы так добры, – прошептала она. Неровная улыбка изогнула ее рот. – Не знаю, почему доброта заставляет меня плакать.
Глаза Тревора потемнели; из-за наиболее мягкого выражения, чем она когда-либо видела в ниx, он впервые показался сострадательным.
– Ты не знала много доброты, не так ли, Кларисса? – пробормотал он. – Девушка такой красоты. Такого ума. С учительницей в качестве единственного друга? Какая потеря.
Его рука слегка передвинулась, обхватив ее щеку. Пальцы были теплыми и сильными, несмотря на всю нежность жеста. Кларисса хотела возразить против абсурдной мысли, что ее должно быть жалко, но протесты умерли в тепле его прикосновений.
Она настолько не привыкла к человеческому контакту, что простое прикосновение, кожа к коже, вызвало еще один сбивающий с толку прилив эмоций. Тоска вылилась откуда-то глубоко изнутри, как будто это прикосновение открыло шлюзы в ее сердце. У нее перехватило дыхание. Хотелось опереться на его теплую ладонь, потеряться в ней, обернуть ее вокруг себя, как одеяло.
Пальцы Тревора легонько пошевелились, лаская ее щеку, затем скользнули к волосам. Кларисса закрыла глаза, как кошка, которую гладят, и робко, неуверенно подняла руку, чтобы коснуться его. Он прошептал что-то почти неслышно; она уловила только слово «милая». Его рука снова двинулась под ее пальцами, повернулась и сжала ее ладонь.
– Думаю, вам нужно немного доброты, Кларисса, – мягко сказал он. – Вам нужны каникулы.
Она медленно открыла глаза.
– Каникулы? – переспросила она в замешательстве.
– Вы когда-нибудь пробовали?
– Ну, нет. То есть я… я не понимаю, что вы имеете в виду. Уверяю вас, я не всегда веду себя как садовая лейка! Прошу вас, не обращайте на это внимания.
– Но я действительно так считаю.
Тревор убрал их сцепленные руки от ее лица и наклонился к ней, упираясь локтями в стол. Его большой палец успокаивающе погладил ее руку.
– Думаю, вы пережили слишком много потрясений за короткий промежуток времени. Вам нужен отпуск.
Кларисса улыбнулась:
– Вы предлагаете отвезти меня в Италию?
Глаза Тревора мгновенно потемнели.
– Вы бы поехали со мной, если бы я пригласил?
Секунду ее сердце бешено колотилось.
– Нет, – сумела она выдавить, но ее голос звучал подозрительно слабo. К счастью, он не стал на нее давить, а перевел взгляд на их сцепленные руки.
– Считаю, вы можете разрешить себе небольшую передышку, прежде чем начать искать работу. Позвольте мне позаботиться об этом. Я сделаю еще несколько запросов от вашего имени. А пока, Кларисса, я думаю, вам ст'oит немного расслабиться и развлечься.
Развлечься! Что за странная идея. Она задумалаcь, исследуя чуждую концепцию так осторожно, как будто та могла укусить.
– Я не гедонистка, мистер Уитлэч.
Он выглядел расстроенным.
– Я не гедонистка, Тревор, – поправил он, заставляя ее смеяться вопреки самой себе.
– Отлично! – сказала она, пытаясь вырвать свою руку из его хватки. – Я не гедонистка, Тревор!
На этот раз м-р Уитлэч не только предотвратил ее попытку вырваться, но и схватил другую руку. Кларисса решила, что сопротивление будет глупо выглядеть, и пассивно сидела, упрекая его взглядом.