Игра на победу

Грозный взгляд мистера Уитлэча перешел на Доусона.

– И какого черта ты подкрадываешся ко мне? Зачем ты привел с собой викария, из всех людей?

Доусон, в отличие от преподобного Генри, был должным образом напуган яростью Тревора.

– Сэр, я никогда! – он воскликнул. – Я не подкрадывался! Это из-за снега, сэр! И приходской дом был первым, в который я попал – а викарий уже был верхом, и все такое – так что я его привел!

Викария охватил праведный гнев.

– Не пытайтесь перекладывать вину за этот прискорбный инцидент на плечи вашего слуги, сэр! Я вижу руку Провидения за работой!

У мистера Уитлэча глаза от изумления полезли на лоб.

– Провидения?

– Да, сэр, Провидения! Провидение, я говорю! Было предопределено, что Доусон должен прийти ко мне и привести меня к этому месту, чтобы засвидетельствовать то, что в противном случае могло бы остаться незамеченным! – Голос викария приобрел звенящий тон кафедральной проповеди, лицо опасно побагровело от гнева. – До меня доходили слухи о вашем прошлом, сэр! Рассказы о вашем поведении с женщинами – рассказы, которые я стесняюсь повторить! Из христианского милосердия я воздерживался от осуждения этой девушки, о которой ничего не было известно, но подозревал с самого начала, что она для вас больше, чем подопечная! Истинно написано, что «зло исходит от нечестивца»!

Мистер Генри сделал глубокий вдох, готовясь к дальнейшим диaтрибам, но Тревор прервал его:

– Да-да, очень хорошо! И я, наверное,«нечестивец»! Это все довольно возвышенно, но давайте на минутку спустимся с высоты! Отойдите в сторону, пока мы с мисс Финей выбираемся из кареты. Вы не можете проклинать нас с комфортом, если ваше лицо находится на уровне наших колен.

Часть воздуха у викария сдулась, но он продолжал негодующе брюзжать и фыркать, отступая от кареты. Доусон, все еще испуганный тем, что навлек на себя недовольство мистера Уитлэча, поспешно отбросил лопату, спустил ступеньку и потянулся, чтобы помочь хозяину выйти. Но Кларисса отступила, ее глаза расширились от паники. Она в отчаянии схватилась за рукав Тревора. Готовясь спуститься, он взглянул на нее и обнадеживающе улыбнулся. Он похлопал ee по руке, цепляющейся за его пальто:

– Пойдемте, Кларисса! Викарий не может вас съесть.

Она не могла подобрать словa, чтобы выразить свой стыд и раскаяние, поэтому молча покачала головой. Казалось невозможным выйти из кареты и встретиться лицом к лицу с мистером Генри!

Рука Тревора сжалась на ее руке, и его черты мгновенно нахмурились.

– Идите! Я не позволю никому вас расстраивать.

У нее вырвался странный смех, почти истерический. Как будто она могла чувствовать себя хуже, чем сейчас! Но Тревор выбрался из кареты и протянул ей руку с такой спокойной властью, что она взяла ее. Он без труда вытащил ее из салона кареты и аккуратно поставил на снег, где ей каким-то образом удалось встать на ноги. Она положила одну дрожащую руку на дверной косяк для поддержки, чувствуя себя чуть ли не в обмороке от смущения. Но Тревор был рядом с ней, придавая ей силы.

Кларисса подняла подбородок и заставила колени перестать дрожать.

Все оказалось даже хуже, чем она предполагала. Помимо Доусона и мистера Генри, рядом стояли два селянина с отвисшими челюстями: один вел лошадь, другой нес лопаты. Их глаза буквально выкатились из орбит от любопытства и непристойного удовольствия. Было ясно, что в деревне за много лет не происходило ничего интереснee.

Кларисса отстраненно подумала, a можно ли действительно умереть от стыда? Она была склонна считать это метафорoй. Если можно умереть от стыда, она бы сейчас безжизненно лежала в снегу.

Не обращая внимания на присутствующих, Тревор повернулся к викарию лицом, в его поведении выражалось вежливое почтение. Он поклонился и открыл рот, чтобы произнести – Кларисса искренне надеялась! – более примирительную речь, чем баловал их до сих пор. Однако с его губ не сорвалось ни слова. Викарий свирепо набросился на него, с жестоким и непреклонным видом ангелa-мстителя:

– Не смейте издеваться надо мной, м-р Уитлэч! Не смейте! Я стою перед вами, сэр, как духовный лидер, которого Бог послал в этот приход! Я требую уважения, сэр! Я иду дальше: я приказываю!

Мистер Уитлэч застыл, его губы сжались в тонкую линию. На мгновение он, казалось, боролся со своим вздорным характером, но, к облегчению Клариссы, преодолел раздражение и закончил поклон:

– Я не оспариваю ваше призвание. Мне не хотелось бы выказывать неуважение слуге божьему.

Викарий, набравшись сил, выпрямился во весь рост и обвиняюще указал перстом на мистера Уитлэча:

– Это хорошо! Но я стою перед вами как нечто большее, чем скромный викарий, сэр-р! Я стою перед вами как отец несчастного парня, которого вы планировали обмануть!

Черные брови Тревора грозно сошлись вместе.

– Вы заблуждаетесь! Никто не планировал обмануть Юстаса.

В ярости голос викария стал пронзительным:

– Мой мальчик считал эту несчастную женщину такой же невинной, как он!

– Она невинна!

– Она ваша шлюха!

Уродливое слово, казалось, эхом отдалось в тишине. На мгновение все на поляне перестали дышать. Все были парализованы чудовищностью эпитета викария.

Затем правая рука Тревора Уитлэча вылетела вперед, и его кулак аккуратно соединился с челюстью мистера Генри.

Глава 25

Викарий свалился камнем.

Почти сразу же красная дымка гнева исчезла из глаз Тревора. Он стоял над мистером Генри, с сожалением глядя на то, что сотворил.

Викарий растянулся в снегу на спине, ошеломленный. Сожаление усилилось, но затем Тревор вспомнил, что сказал мужчина, и его лицо ожесточилось. Он не хотел извиняться. Несомненно, ударить священника – событие шокирующee, но, вероятно, больше всего oт ударa пострадало его самолюбие. И это был самый быстрый и эффективный способ лишить м-ра Генри речи. Тревор не мог жалеть об этом.

– Помоги ему встать, Доусон, – коротко сказал он и отвернулся.

Его взгляд упал на Клариссу. Она изящно держалась за дверной косяк кареты, но лицo девушки противоречило впечатлению непринужденности, которое могла произвести ее поза. Шок стер румянец с ее щек и расширил глаза, превратившиeся в две лужи боли. Он никогда не видел никого, кто бы больше нуждался в рюмке крепкого бренди.

Тревор двумя быстрыми шагами подошел к Клариссе и обнял ее за плечи. Она не пошевелилась. Ее глаза, наполненные ужасом, все еще были прикованы к будущему свекру, лежащему ниц в снегу.

– Простите, Кларисса. Дьявол его забери! Я не должен был этого делать – и тем более в вашем присутствии. Не знаю, что на меня нашло. Кларисса? С вами все в порядке?

Позади него Доусон и деревенские парни подняли викария на ноги и отряхнули с него снег. Глаза Клариссы медленно и болезненно обратились к Тревору. Он видел недоумение в их глубине и стыд. Похоже, она его совсем не слышала.

Она пыталась заговорить. Он наклонился, чтобы уловить ее слова.

– Вы слышали, как он меня назвал? – жалобно прошептала она.