Игра с тенью

Снова Тревис? Нет — ведь он просто воспользуется возможностью в очередной раз продемонстрировать собственное превосходство. Кроме того, сомнительно, чтобы он удержался от искушения посплетничать с приятелями по Атенеуму.

Раскин? С минуту я серьезно размышлял о нем. Не унизительно ли подтвердить его несерьезное ко мне отношение, обратившись к нему за помощью? И можно ли рассчитывать, что человек, мыслящий столь путано и непоследовательно, даст мне однозначный ответ?

В результате я понял, что мне следует предпринять. После ланча я отправлюсь повидать леди Истлейк.

Несмотря на холод и основательный слой утоптанного грязного снега под ногами, я решил идти пешком. Светские условности, которые я всегда воспринимал как нечто естественное, казались теперь обременительными и странными, словно менее чем за неделю я превратился в иностранца. Мне пришлось снова их припомнить и отрепетировать свою будущую речь. Даже при благоприятных обстоятельствах — а нынешнее положение было вовсе не благоприятным — мне предстоял бы трудный разговор, требующий большого такта, понимания и быстроты соображения. Я должен был намекнуть на возможность существования заговора, не раскрывая, на чем в действительности основываются мои подозрения и кто их пробудил. Я составил набор дежурных фраз: «деликатные обстоятельства» — «вы оцените» — «вопрос доверия» — «полагаю, что должен известить вас». Леди Истлейк, несомненно, ответит уклончиво; но по ее тону и лицу (сердитому или снисходительному; раскрасневшемуся или побледневшему) я пойму, считает ли она заговор возможным — и насколько, по ее мнению, сэр Чарльз может быть к нему причастен.

Впрочем, мои приготовления оказались ненужными. Леди Истлейк не было дома. Я уже прошел половину лестницы, как вдруг, под влиянием внезапной мысли, остановился.

— Стоукс, — сказал я, оборачиваясь, — не могла ли моя сестра забыть у вас на прошлой неделе свою записную книжку? Она маленькая — вот такого размера — в красной сафьяновой обложке?

Стоукс секунду размышлял.

— Не знаю, сэр, но, похоже, я мог ее видеть. Не подождете ли вы минуту?

Он возвратился через полминуты.

— Не эта ли, сэр?

В руках он держал записную книжку Мэриан.

— О, благодарю вас, Стоукс! Мисс Халкомб испытает большое облегчение. Где вы ее нашли?

На мгновение Стоукс забыл о необходимой для лакея сдержанности. Улыбнувшись, он сообщил:

— Там же, где находится большая часть вещей из будуара леди Истлейк. Под грудой бумаг.

Под грудой бумаг.

Всю дорогу до Бромптон-гроув я размышлял, что бы это значило.

Возможно, объяснение вполне невинно. Леди Истлейк обнаружила записную книжку в гостиной, для сохранности отнесла ее в свой будуар, положила на видное место — и забыла о ней.

Но в таком случае, почему она не вспомнила об этом, получив письмо Мэриан?

Очень хорошо. Записную книжку нашел слуга и, решив, что она принадлежит леди Истлейк, отнес в ее будуар. Попав на стол, книжка немедленно присоединилась к куче разнообразных бумаг и среди них затерялась. А леди Истлейк даже не узнала, что она там лежит.

Вполне возможно.

Однако не менее вероятно, что она знала о ее местонахождении. Тогда почему она не возвратила записную книжку Мэриан? И даже, похоже, позаботилась о том, чтобы припрятать ее, пусть и не очень успешно?

Я так и не разрешил эту загадку и, возвратившись домой, плотно запер дверь мастерской, приставив к ней стул, а затем уселся и открыл записную книжку.

Поначалу я не находил объяснений. В книжке Мэриан не содержалось ничего, кроме кратких записей о Тернере, — рассказы людей, с которыми она встречалась, факты, дотошно выписанные из дневников и писем. Но потом, уже в конце, я отыскал длинный перечень ее выводов. Резюме пестрело повторами, зачеркиваниями и порой еле поддавалось чтению, однако я сумел уяснить достаточно, дабы понять, что передо мной — набросок той характеристики Тернера, которую Мэриан прислала в Камберленд. Особое внимание привлекали восемь слов:

Бедный Тернер

Его бедная мать

Добрая миссис Бут

Бедный Тернер. Добрая миссис Бут. Если Тревис прав, то подобные выводы не могут порадовать сэра Чарльза. Слишком много сочувствия. Слишком много понимания.

И вдруг целый поток мыслей, одна другой чудовищнее, стремительно заполонили мой ум, словно стая вырвавшихся из ловушки крыс.

А если леди Истлейк прекрасно осведомлена о заговоре и даже принимает в нем участие?

А если она и является истинным вдохновителем? И, зная принципиальность своего мужа, вознамерилась исполнить то, что совестливый сэр Чарльз никогда не позволит себе сделать? В конце концов, ее преданность мужу общеизвестна, так почему бы ей не встать на защиту его интересов?

Услышав, каковы взгляды Мэриан (представленные и как мои собственные), леди Истлейк чрезвычайно встревожилась. И когда судьба послала ей записную книжку, решила припрятать ее и повнимательнее ознакомиться со свидетельствами, на которых базируются выводы Мэриан, дабы успешнее их опровергнуть.

Или, возможно, приняв определенное решение, она не пустила события на самотек. До сих пор я полагал: ридикюль стащили у Мэриан для отвода глаз, намереваясь заманить меня туда, где было удобнее организовать похищение. Однако, возможно, преследовалась двойная цель. Мэриан неизменно утверждала, что не могла забыть записную книжку; а в те моменты, когда я неоднократно терял вора из виду, он мог свободно передать ее сообщнику.

Но здесь крысиная возня ненадолго затихла: я заметил противоречие. Неужели леди Истлейк или ее родственники были знакомы с моим похитителем, его женой либо их близкими? И поскольку сэр Чарльз, без сомнения, воспользовался бы всей своей властью и связями, дабы найти этих людей и купить их признания, то становилось непонятно, на какого посредника могла опереться леди Истлейк, не подвергаясь опасности разоблачения. Кто мог бы содействовать ей, кто?

И тут выскочила еще одна крыса: а если это мистер Кингсетт?

Возможно, именно поэтому они с женой присутствовали на обеде; и по той же причине леди Истлейк терпела его вызывающее поведение.

И поэтому он, перед самым появлением вора, коснулся Мэриан и произнес: «Пожалуйста, мисс Халкомб», — указывая, у кого красть сумочку.

Я легкомыслен. Я надеялся найти разгадку. А обрел многочисленные сомнения.

Только что Дэвидсон принес очередное письмо от Лоры. Я положил его ко всем прочим. Я не в силах читать ее письма.

Все эти отвлечения — мои враги. Они мешают моей работе. Я должен выбросить их из головы и взяться за кисть.

Среда

Возможно, чудовище — отражение, которое я вижу в зеркале.

Прошлым вечером часа два пытался писать, но без толку.

Я улегся в постель, но заснуть не смог. Я ощущал себя осажденным со всех сторон. Безоружным. Воля и энергия меня покидали.

Я подумал: «Необходимо действовать, дабы вновь обрести силы».

Я снова оделся и вышел. Мне казалось, что я нахожусь в полном одиночестве и никем не замечен. Судя по тому, что случилось позже, теперь я предполагаю обратное.