Играй в меня

И крики доносятся, словно сквозь толщу воды. Ботинки мужские грохочут по полу, оставляют винные следы, а я сижу, в голове звенит. Странно, должна ли кружиться голова при сердечных болях? Или я вся насквозь больная?

Дерутся? Точно, дерутся. Димку я видела дерущимся в школе, но то было не всерьёз. А сейчас…по настоящему? Трясу головой, пытаясь прийти в себя. Надо уводить Димку отсюда. Жорка слишком проблемный.

— Я сейчас позвоню, — это Жоркин голос. — Подъедут пацаны и раскатают тебя, в лепешку, нахер!

Димка дёргает меня с пола, поднимает. Мы уходим. Я рада, я счастлива, что бы не случилось, а из этой квартиры нужно уйти. Дима толкает меня вперёд, прикрывает собой. Жорик не так силён, и не так опасен, как ему самому кажется, но он неадекватен. И уступать не умеет. Рычит, бросается на Димку со спины, валит его на грязный пол. Они катаются. И дерутся вовсе не как в фильмах. Некрасиво, хаотично наносят друг другу удары, дышат тяжело, яростно. Даже молчание их — яростное.

Надо бежать за помощью. Вызвать полицию. Дверь открыта нараспашку, Димка просто сломал замок. Выбежать я не успеваю. Раздается грохот, оборачиваюсь поневоле.

Димка стоит на четвереньках, раскачиваясь. Жорка лежит на полу, нелепо раскинув руки ноги в разные стороны, смотрит в потолок. Под головой разливается кровь.

— Глупости, — говорю я вслух. — Это не кровь, это вино.

Дима встаёт. Шарит взглядом по полу — ищет телефон. У него тоже кровь, сочится из носа. А в квартире погром, словно не два не слишком умелых бойца сражались, а стадо слонов прошло.

— Это лампа, — сказал Димка. — На полу валялась. Я ею ударил, по голове. Лампа тяжёлая… Надо скорую вызвать.

Я делаю шажок. Присаживаюсь на корточки. У Жорки — стеклянные глаза. Я ни разу не видела мертвецов. Думаю об этом и сама боюсь даже мысленно допустить, что Жорка мёртв. Тянусь пальцами, касаюсь кончиками пальцев его кожи. Она тёплая. Даже горячая, по сравнению с моими пальцами. Но…пульса нет. И я понимаю, что искать его бесполезно, Жорик не оживет.

— Не надо скорую, — мой голос глух. — Он умер, Димка.

Вот так нелепо, в старой квартире, на полу залитом вином, из-за чужой беременной женщины взять и умереть. Но Жорика мне не жалко. Я бы сама его убила. И ещё раз, и ещё. Если бы был шанс этим что-то изменить. Вот сейчас то я и понимаю, не то было страшно, что раньше. Страшно — сейчас.

— Полицию надо вызвать, — шепчет Димка, оседает на пол.

Я сажусь возле него на пол. Рядом — мёртвый Жорик. Такой безобидный. Симпатичный даже. И глаза пустые, растерянные. Я немного ему завидую — у него больше никаких печатей, горестей, проблем. И Димкину ладонь накрываю своей. Кажется, как будто в последний раз.

Глава 12

Жизнь не сложная штука. Всего-то сложностей — жить. Но сколько это порой требует сил! Даже дышать. Грудь опускается, поднимается, без устали, упорно год за годом заставляя меня дышать.

Стены белые. Такие белые, что невыносимо. Как я раньше справлялась с этой белизной? Не выдержав, я поднялась с постели, торопливо оделась и пошла прочь из дома. Забыла, что у меня машина есть, и даже при зимней резине, как положено.

Недалеко, на полпути к школе находился хозяйственный магазин. Был он там все время, все эти годы, и даже вывеску не сменил. Я вошла внутрь. Тут — огромные рулоны со смотанной сеткой рабицей. Ведра, тазики. Железные тачки на трёх колёсах. На стендах молотки и образцы гвоздей. Мешки с непонятным содержимым. Я протискиваюсь мимо всего этого изобилия, нахожу консультанта.

— Здрасьте, — здороваюсь я. — Мне краска нужна.

— Какая?

— Любая. Яркая. Много.

Обратно я несу два тяжёлых пакета. В них баночки с краской. Кисти, валики. Я подскальзываюсь, даже падаю один раз, но я весьма упорная в своём сумасшествии. Краску я донесла. До вечера красила стены. Цветы, нелепые сердечки, дремучие леса — над ними радуга. Рудольф взирал молча и терпеливо. Ко мне он привык.

Я уже говорила, что рисовать я не умею? Картинки получились не важные, местами даже нелепые. Зато все то время, что я рисовала, я не думала ни о чем вообще. А потом краска закончилась. Я нашла пачку сигарет, покурила, прямо на кухне, мрачно разглядывая свои заляпанные краской руки. Вернулась в комнату — ковёр в пятнах. Стены — мечта шизофреника. И оживление отступило, навалилась тоска.

Нашлась и бутылка вина. Открывала я не думая о ногтях — они так и не отросли толком, словно назло. Можно было сходить и сделать маникюр, но об этом думалось в последнюю очередь. Вино было сухим. Кислым, как сказал бы покойный Жорик. Вот вспомнится же, к ночи…

А самое печальное — завтра воскресенье. И сидеть мне ещё целый день и думать, думать, думать. Напроситься может на работу без выходных? Даже бесплатно. Все лучше, чем вот так… Спустя половину бутылки вина я не сказать, что повеселела. Беседовала с Рудольфом. Если быть точнее, с его полосатой задницей. В сотый раз убедилась в том, что рыбок недооценивают, что они умнее людей, меня по крайней мере точно.

— Ты меня не понимаешь, — с обидой заявила я Рудольфу.

Подскользнулась на разлитой краске — уронила зеленую днём, упала. Лежала, смотрела в потолок, думала о том, что он тоже белый. Раздобыть бы стремянку…надо было купить.

— Ты точно чокнулась, — сказала я себе вслух. — Так больше нельзя.

Так нельзя, а как иначе? Смешно, но я не знаю. Я так всю жизнь живу. И как остановить? Разорвать этот надоевший замкнутый круг? И нести свои печали некуда. Хотя я знала, где меня всегда примут. Правда давно обещала себе не делать этого, не ходить, не мучить

Но вино заканчивалось, а моё отчаяние и вместе с ним решимость росли. Я знала, что он приехал. Звонил днём, я говорить не захотела. Я эгоистка. Плохая. Но не могу так больше, не могу.

На улице вьюжило. Дорогу замело, ноги проваливались в снег. Моя машина потерялась в ряду таких же белых сугробов по соседству. Оно и к лучшему, хотя шевелить ногами конечно труднее, чем нажимать на педали. Пойду пешком. Недалеко, мы все жили рядышком, раньше… Сенька купил новую квартиру, но в этом же районе. У меня даже ключи от неё были. Оставил на тумбочке. Я не пользовалась ими ни разу… А сейчас вот взяла.

Дом светится огнями. Обещает тепло, уют. Я вдруг поняла, что к Сеньке сюда вообще не приходила. Нет, один раз он привёз меня, квартиру новую показывал, тогда ещё с голыми стенами. Я восхищалась, хвалила. Наверное, он хотел, чтобы я поучаствовала. Тот же диван помогла выбрать. Или стены вон покрасить…Ха.

Подъездная дверь открылась с трудом — снегу намело. Внутри тепло. Охранник сидит, обозревает экраны, на которых та же поземка либо стерильно чистые коридоры. На меня глянул недовольно, но ни слова не сказал, все же ключи в руках. Да и иду уверенно, несмотря на то, что пьяна. А может, Сенька вообще ориентировку на меня оставил, как на положительного гостя, с него останется. Он тоже сумасшедший. Все мы тут с ума сошли, в той или иной степени.