Их тайный гость

Плотно поужинав в ресторане гостиницы, пребывающий в благодушном настроении Константин поднялся к себе на этаж и не спеша пошёл по мягкому, прекрасно вычищенному ковру к своему номеру. Именно благодаря этой неспешности и не столкнулся с высоким мужчиной, резко вывернувшим из-за угла, а успел затормозить в шаге от того.

– Прошу прощения, - вежливо извинился хорошо одетый господин. Константин с улыбкой махнул рукой:

– Ничего страшного.

И тут же замер. Узнавание обожгло сердце и – следом - мозг. Застыл и мужчина, тоже явно поняв, кто перед ним. По уверенному лицу его быстро скользнула тень смятения. Пару секунд они смотрели друг на друга в гробовом молчании, потом, не сговариваясь, молча кивнули и быстро разошлись. Оба в крайне дурном расположении духа. Уже в дверях Константин остановился и долго смотрел за поворот, где скрылся доктор Синьков и кандидат в мэры собственной персоной.

Ночью Соколан почти не спал, вспоминая. А утром, когда он решил прогуляться по красивому городу, в котором никогда раньше, если не считать прошлого короткого визита, закончившегося встречей с Мирой, не был, но про который слышал множество лестных отзывов, его чуть не сбила машина. Он едва успел отскочить в сторону. Снова помогла былая выучка. Резкая струя воздуха, разрезанного умчавшейся машиной, ударила по нему, и он с трудом удержался на ногах. Испуганно вскрикнула какая-то женщина. Остановились несколько человек, успевших заметить, что произошло.

– Вы в порядке? – участливо спросил его молодой парень, почти мальчик.

– Да, спасибо, - кивнул Константин, который почему-то слышал и видел всё каким-то странным, неестественным образом, будто бы со стороны.

– Ездить не умеют, идиоты. Чуть человека не сбили, - громко пояснял здоровый мужик другому, не видевшему, что и как произошло, но очень интересующемуся.

Константин остановившимся взглядом посмотрел на него. Нет, ездить тот, кто был за рулём, как раз умеет. И превосходно. Просто ему не повезло, и планируемая жертва, то есть он, Константин, оказался чуть проворнее, чем водитель ожидал.

– А кто-нибудь запомнил номера?

– Да какие там номера? Машина, похоже, с «покатушек», грязная вся с верху до низу. А водила, небось, на этих своих «покатушках» нализался, гад. И в таком виде за руль сел…

Эту информацию Константин тоже принял к сведению. Но не поверил ей ни на секунду. Он точно знал, что его хотели убить. И, похоже, теперь догадался, кто и за что. Только вот не понимал, что ему делать с этим знанием. Ведь доказательств-то никаких. Не пришьёшь ведь к делу давнюю историю с сыном и случайную встречу в коридоре отеля. Встречу с тем, кто хотел избавиться от него.

Июль 2008 года.

Арина

Дочерей Арина устроила в одной из комнат для персонала. Тесновато, конечно, зато постоянно у неё на глазах и охрана у них в отеле прекрасная. Это было лучшим выходом в сложившихся обстоятельствах. Начальство её любило, коллеги тоже, и никто не возражал, если они с дочками некоторое время поживут в отеле. Такую необходимость Арина объяснила ремонтом на даче.

И вот уже три дня они жили в самом центре Москвы. Деятельная Мира решила использовать возможность и поближе познакомиться с работой отеля изнутри. Стараясь никому не мешать и не попадаться глаза постояльцам, она помогала то горничным, то клининговой службе или, попросту, уборщицам, то изводила своими вопросами начальника службы безопасности отеля. Не обошла она своим интересом и отдел приёма и размещения, в котором работала Арина. Марта же целыми днями пропадала в собственной прачечной гостиницы и подружилась со всеми сотрудниками, которые баловали её, как только могли. Арина опасалась даже, что за время их вынужденной изоляции, её младшая дочка превратится в колобка – столько шоколадок, конфет и прочих сладостей и лакомств приносили Марте её коллеги.

В тот день всё шло наперекосяк. Когда сработал будильник маленького музыкального центра, Арина встала и на цыпочках хотела прокрасться в душ. Но, проходя мимо кровати, на которой спали девочки, она в нежном утреннем свете увидела красное лицо и сухие губы Миры и замерла. Этого ещё не хватало! Осторожно потрогав лоб дочери, Арина вздохнула: тридцать восемь и пять, не меньше. А скорее всего, больше. С самого детства Мира болела редко, но, что называется, метко, с температурой не ниже тридцати восьми, а, обычно под сорок. В такие дни она не могла даже подняться с постели, лежала пластом, попеременно то красная, то бледненькая, измученная, слабая, а Арина только и делала, что меняла ей компрессы, которые на горячем лбу девочки моментально нагревались.

Почувствовав прохладную руку Арины, Мира с трудом приоткрыла глаза, помолчала недолго, прислушиваясь к себе, и слабо улыбнулась:

– Ну, вот. Только этого и не хватало.

– Ничего, доченька. Ничего. Ты пока лежи. А я сбегаю в ресторан, попрошу тебе клюквенного морса сделать. И градусник с лекарством сейчас раздобуду, - она ободряюще улыбнулась дочери, а потом тихонько взяла на руки спящую Марту и перенесла ту на свою кровать, чтобы Мира могла спокойно раскинуться и подремать.

Морс и лёгкий завтрак для Миры девочки из ресторанной службы принесли очень быстро. Градусник и жаропонижающее тоже отыскались скоро. Арина аккуратно приподняла руку пышущей жаром дочери, поставила под мышку электронный градусник и, как только он дважды пискнул, сообщая, что выполнил своё дело, посмотрела на экранчик: тридцать восемь и девять. Ну, конечно. Другой температуры у Миры ни разу в жизни и не бывало. Никаких тебе тридцати семи и одного. Только так. Если уж жар, то такой, что руке горячо. Когда Мира была маленькой, Арина обнаружила, что во время болезни даже крохотные ступни крошки бывали жаркими. А уж про лобик и вовсе говорить нечего.

От еды Мира отказалась, выпила немного морса и откинулась на подушки, заботливо подоткнутые матерью. Арина дала дочери детского жаропонижающего, дождалась, когда оно подействовало и лоб Миры покрылся прохладным потом – верным признаком снижающейся температуры – и принялась будить Марту. Пора было идти работать.

Как ни странно, временное их бездомье, так расстроившее Арину, в этой ситуации было даже к месту. Живи они с девочками сейчас у себя на даче, а не в отеле, пришлось бы оставлять заболевшую Миру одну и весь день мучиться: как там ребёнок. А так Арина была совсем рядом с дочерью и в любой момент могла вырваться на минутку и проведать её.

Будто услышав её мысли, Мира еле слышно позвала:

– Мамочка, а хорошо, что ты нас сюда привезла. Будешь спокойно работать и не переживать, что я одна-одинёшенька болею, а ты в отеле.

Арина, в этот момент причёсывавшая младшую дочь, обернулась и посмотрела на старшую. Та улыбалась, слабо, но мужественно, явно стараясь подбодрить мать.

– Я всё равно буду волноваться. Но навещать тебя смогу гораздо чаще, - Арина была благодарна своей девочке. Своей уже совсем большой сильной и смелой девочке.

До того, как они сбежали из Братства, она считала дочь ребёнком. Да ещё, был такой грех, и папиной дочкой. Иногда она мучительно страдала от ревности, наблюдая, как Венцеслав осознанно или нет, но отучает Миру от матери. Да что там! Конечно, он делал это вполне продуманно. Ему нравилось причинять Арине боль. И методы он не выбирал...

Марта с топотом пронеслась в ванную – умываться. И Арина вздрогнула, выныривая из неприятных воспоминаний. Думать о Братстве и Венцеславе ей совершенно не хотелось.