Иисус Неизвестный
Шрифт:
Тот же Ириней, который утверждает, что о плотском образе Иисуса нам ничего неизвестно, знает, однако, что Он был «немощен и бесславен (по виду)», infirmus et ingloriosus. [446]
Я же червь, а не человек, – поношение у людей и презрение в народе(Пс. 21, 7), —
страшное слово это из того же псалма, откуда и крестный вопль, Сабахтани, вложит Тертуллиан в уста самого Господа. [447]
446
Jren., adv. haeres., IV, 32, 12. – G. A. Muller, 36.
447
Tertul. de carne Christi,
XVII
Церковь-Невеста сначала забыла лицо Христа-Жениха, а потом приснилось ей, будто Он – чудовище. Как могло это быть?
Первохристианством от иудейства унаследованный страх телесной красоты, как ведущего к идолопоклонству, языческого соблазна, может быть, многое здесь объясняет, но не все. Корни обоих преданий о красоте и безобразии Лика Господня уходят, кажется, в очень темное, но исторически подлинное, воспоминание.
Не было ли в лице Человека Иисуса того же, что было в жизни Его, – «парадоксального», «удивительного-ужасного», как бы выходящего из трех измерений в четвертое, где все наоборот , так что безобразное здесь, на земле, там прекрасно?
Самое особенное, на другие человеческие лица не похожее, личное в лице Иисуса не есть ли именно то, что оно – по ту сторону всех человеческих мер красоты и безобразия, несоизмеримо с нашей трехмерной эстетикой?
Если так, то понятно, что не только видевшие Его уже не помнят, но и видящие не знают, какое из двух пророчеств исполнилось на Нем: «лик Его обезображен паче всех человеков», или: «Ты прекраснее сынов человеческих».
Был Он и прекрасен и безобразен, formosum et foedum, —
верно, может быть, поняли это «Деяния Петра». [448]
Радость, которой нет имени, чувствуют видящие это лицо, и ужас, которому тоже нет имени. Той, первой антиномичности в Нем: «как все» – «как никто», соответствует эта вторая: «как червь – как солнце».
XVIII
Вспомним не только, увы, ренановского «обаятельного Равви», Магдалинина «Возлюбленного» (единственную в веках пошлость наших дней), но и фарфоровые куколки церковных Иисусов, и если мы еще сохранили достаточно вкуса, чтобы ненавидеть эту приторно-тошную гнусность, метерлинковскую «душу сахара», то, может быть, мы поймем, что та непостижимая для нас, ужасающая «красота-безобразие» Лика Господня есть горькое от сладкого яда противоядие и что первые века христианства здесь еще знают, помнят что-то о лице Иисуса.
448
Acta Petri, с. 20. – Henneke, II, 522.
XIX
Я не то, чем кажусь. [449]
Это, конечно, неподходящее слово Господне, Аграф, в «Деяниях Иоанна», может быть, дает нам возможность заглянуть в то, что действительно испытывали видевшие живое лицо Иисуса. Тайну этого слова и объясняет, и углубляет Ориген:
Будучи Самим Собой, как бы не Собой являлся людям. Cum fuisset ipse, duasi non ipso omnibus videbatur. Вида одного не имел, но менял его, сообразно с тем, как мог видеть Его каждый; каждому являлся в том образе, какого достоин был каждый. [450]
449
Acta Joh., с. 96, 99. – Henneke, I, 187. – August, epist. 237, ad Ceretium. – Henneke, II, 529.
450
Orig., comment, in Matt. 100. – W. Bauer, 314.
Вот почему и св. Антонин Мученик не может разглядеть, как следует, на нерукотворной иконе, «постоянно меняющегося Лика».
«Лик Христов, у римлян, эллинов, индийцев, эфиопян, различен, ибо каждый из этих народов утверждает, что в свойственном ему образе явился людям Господь», –
говорит патриарх Фотий. [451] Это значит: лицо второго Адама, Иисуса, – во всех человеческих лицах, как солнце в каплях росы.XX
451
K. Hase, 259.
Так увидите Меня в себе, как видит лицо свое человек в зеркале. [452]
Лица человеческие, как мертвые камни, неподвижны, неизменны, только Его лицо, как живое пламя, вечно движется, изменяется и потому неуловимо для взора, неизобразимо для кисти.
Слава Тебе, Иисус Многовидый, , —
скажут «Деяния Фомы». [453] «Лика Господня изображения от разнообразия бесчисленных мыслей меняются», – верно понял и Августин, но сделал отсюда неверный вывод, что мы о лице Иисуса ничего не знаем.
452
Acta Thomas, с. 48, 153. – W. Bauer, 513. – Henneke, I, 286.
453
Clement. Alex., Strom, l, 19, 94. – Tertul., de oral, с. 26. – A. Resch, Agrapha, 1906. S. 182.
Многие лица Свои напомнит Он Сам на Страшном суде:
алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и не вы напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был болен и в темнице, и не посетили Меня(Мт. 25, 42–43.)
В каждом лице страдающего брата нашего – Его лицо.
Кто видел брата, видел Господа (Agraphon.)
XXI
Странный и жуткий апокриф дошел до нас в «Деяниях Иоанна».
Речь идет о первом призвании учеников, Иоанна и Иакова, сынов Заведеевых, сидящих в лодке на Геннисаретском озере.
«Что нужно от нас этому мальчику? Зачем Он зовет нас на берег?» – сказал мне (Иоанну) брат мой, Иаков. И я спросил его: «Какой мальчик?» Он же отвечал мне: «Тот, кто кивает нам головой». – «Свет у тебя помутился в глазах, брат мой, Иаков, от многих бессонных ночей, проведенных нами на озере. Разве ты не видишь, что перед нами высокого роста, с прекрасным лицом, радостно на нас взирающий, муж?» – «Нет, не вижу, но подплывем к берегу, узнаем, что это такое».
Когда же пристали мы к берегу. Он сам помог нам привязать лодку. И мы пошли с Ним. И, когда шли. Он казался мне старым, лысым, с длинной густой бородой, а брату Иакову – юношей, с едва пробивающимся пухом на щеках. И мы не разумели, что это значит… и весьма удивлялись.
…Часто, бывало, и потом являлся Он мне в еще более дивных образах… то маленького роста человечком с искривленными членами, то исполином, головой возносившимся до неба. [454]
454
Acta Joh., с. 88, 93. – Henneke, I, 185. – W. Bauer, 314.
Что это, нелепая сказка, или опять рыбий взгляд на солнце сквозь воду, – смутное и чудовищно-преувеличенное, как в бреду, воспоминание о том, что действительно испытывали эти суеверные и простодушные, как дети, рыбаки галилейские от не совсем трехмерного, в нашу земную геометрию не совсем входящего, лица Господня?
Может быть, память о чем-то подобном сохранилась и в Евангелии. «Был лет тридцати», – говорит Лука (3, 23.) «Тебе еще нет пятидесяти лет», – говорят Господу фарисеи в IV Евангелии (8, 57.) Кажется то почти молодым, то почти старым; это и значит: «вида одного не имел, но менял его, сообразно с тем, как мог Его видеть каждый».