Икона и топор
Шрифт:
По мере того как шло время и на русское сектантство начали оказывать влияние западные пиетисты, мазохистские и дуалистические тенденции все больше переставали доминировать в его традиции. Тем не менее сектантство по-прежнему тщилось предлагать утопическую общинную альтернативу официальной Церкви и играло все более важную роль в нищих сельскохозяйственных областях на юге и западе России. Сектантство оказывало также влияние на интеллектуальные круги. Значительнейшие периоды его дальнейшего скрытного роста совпадали с периодами увеличения политического брожения и идеологического прозападничества на интеллектуальном уровне: при Екатерине и Александре I, в шестидесятые и девяностые годы XIX в. — и, быть может, даже в пятидесятые и шестидесятые годы XX в.
Таким образом, контакты с Западом вместе со светским рационализмом принесли в Россию еще и сектантские протестантские идеи. Центрами этбй необычной сектантской традиции стали относительно новые города, отмеченные западным духом: Санкт-Петербург и города, возникавшие на южных равнинах России по мере вытеснения оттуда татар и турок, — Воронеж, Харьков, Екатеринослав и Тамбов. Этот последний сыграл такую огромную роль в возникновении пророческих сект, что в народе его название переиначили в «Тамбог» [591] . И есть какая-то мрачная симметрия в том, что в годы Гражданской войны Тамбов был центром утопического анархизма и одним из последних подчинился власти большевиков; что туда же в конце пятидесятых годов устремились рьяные советские академики, пытаясь установить, почему сектантские настроения продолжают существовать после сорока лет атеистической
591
34. Буткевич. Обзор, 84–85. Ф. Ливанов указывает на относительную новизну Тамбова (официально город — только с 1636 г., а центр епархии — с 1662 г.) и на значительное число в нем иностранцев, подразумевая, что эти факторы способствовали тамошнему довольно неустойчивому увлечению крайностями. См.: Ф.Ливанов. Раскольники, 1, 285 и след.
592
35. ВФ, 1960, № 1, 143–148.
XVIII в. был встречен в Москве парадами, празднествами и фейерверками, длившимися целую неделю. Как почти все в официальной культуре наступающего века, это было следствием распоряжений сверху, продиктованных государственными соображениями. Автором указа — а также переноса дня Нового года с сентября на январь — был, разумеется, Петр Великий, который остается в глазах историков такой же гигантской фигурой, какой представлялся своим современникам благодаря двухметровому росту. Завершив свое путешествие по Западной Европе и раздавив непокорных стрельцов, Петр заполнил первую четверть нового столетия административными реформами и военными кампаниями, которые укрепили положение России как великой и, бесспорно, европейской державы. В 1700 г. он предпринял первый решающий шаг: издал указ впредь бороды брить и носить более короткие, немецкой моды, кафтаны «к славе и красоте правления» [593] .
593
36. Мельгунов. Движения, 104.
Однако внезапность этих реформ и беспощадное их проведение вызвали яростную ответную реакцию. Повсюду люди по-всякому вставали на защиту еще большей «славы и красы» старых обычаев. В том же 1700 г. образованный москвитянин громогласно объявил, что Петр и есть Антихрист, а отчаянное восстание казаков в низовьях Волги было подавлено только после долгих и кровавых боев [594] . Такие выражения протеста продолжали уязвлять «новую» Россию и влиять на ее культурное развитие. Иными словами, история этой культуры должна включать не только относительно всем известное повествование о реформах Петра, направленных на осовременивание страны, но и рассказ о контратаке, предпринятой Древней Московией.
594
37. Там же, 117, 129. Когда Григорий Талицкий объявил Петра Антихристом, к атому обвинению отнеслись настолько серьезно, что высший церковный авторитот Степан Яворский в 1703 г. написал ответ — «Знамения пришествия антихристова и кончины века». См. дискуссию и ответ староверов в: Н. С-н (Субботин?). Каталог или библиотека староверческой церкви, собранный тщанием Павла Любопытнаго. — М., 1861, 27.
Солдаты нового порядка — ослепляющие блеском мундиров новые гвардейские полки Петра — после полного уничтожения стрельцов сталкивались лишь с неорганизованными партизанскими отрядами, верными старине. Гвардейские полки располагали всем оружием современного централизованного государства, однако и у защитников старины были свои преимущества — обширность территорий, воинствующая идеологическая убежденность и народная поддержка. Хотя конечная победа нового порядка была, пожалуй, неизбежной, защитники старины смогли вести против модернизации более длительную и истощающую войну, чем в большинстве других европейских стран.
Пестрая орда противников петровского решения включала три группы, особенно важные для дальнейшего развития русской культуры: купцов-старообрядцев, крестьянских бунтарей и монастырских аскетов. Даже потерпев поражение, эти глашатаи Древней Московии смогли навязать многие свои идеи новому государству, стремившемуся расширить и упрочить свою власть.
Однако прежде чем рассмотреть контратаку Москвы, следует оценить новые легионы, вызванные к жизни Петром, и их новую культурную цитадель — Санкт-Петербург. Этот город был самым внушительным творением его бурного царствования — третий и последний из великих исторических городов России, непреходящий символ ее новой культуры, обращенной к Западу.
В 1703 г. Петр предпринял постройку этого города в том месте, где среди болот и островов река Нева извергает мутные воды Ладожского озера в восточную часть Балтийского моря. Путь для России в эти места был Расчищен взятием в 1703 г. шведской крепости Нотеборг у истока Невы. Впервые военная фортуна улыбнулась России в ее войне со Швецией на севере Европы, и взятая крепость получила новое очень удачное название: Шлиссельбург — «Ключ-город». Этот ключ позволил отпереть то, что вскоре итальянский путешественник назвал русским «окном в Европу» [595] . В феврале 1704 г. первый из череды иностранных архитекторов прибыл туда, чтобы руководить всем строительством, тем самым гарантировав, что «окно» будет «европейским» и по стилю, а не только по направлению. Не прошло и десятилетия, как Санкт-Петербург стал городом с примерно тридцатью пятью тысячами зданий, а также столицей всей России, хотя полный статус столицы он обрел только в 1732 г., когда императрица Анна Иоанновна окончательно сделала Санкт-Петербург своей постоянной резиденцией. Пять лет спустя Москва была опустошена пожаром.
595
38. Франческо Альгаротти (Francesco Algarotti) в 1739 г., после посещения города. См.: L. Reau. Saint-Petersbourg. — Paris, 1913, 16; S. Graciotti. I viaggi di Russia di Francesco Algarotti // RiS, IX, 1961, 129–150.
Исчерпывающий отчет о первоначальной застройке города можно найти в кн.: С. Луппов. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII века. — М. — Л., 1957. Подробное, нб недокументированное сообщение о культурной жизни Санкт-Петербурга на протяжении царствования Елизаветы см. в кн.: C.Mars-den. Palmyra of the North. — London, 1942.
Три автора предприняли успешную попытку рассмотреть этот город как культурный символ: Н. Hjiirne. Fran Moskva till Petersburg. Rysslands omdaning.
Kulturhistoriska skildringar. — Uppsala, 1888–1889, 2 v; E. Lo Gatto. II mito di Pietroburgo. Storia, leggenda, poesia. — Milan, 1960 (особ. 152–175 — противопоставление Москвы и Санкт-Петербурга); Н. Анциферов. Быль и миф Петербурга. — Пт., 1924. См. также ценную рецензию Г. Флоровского на две другие книги Анциферова о Санкт-Петербурге (SEER, V, 1926–1927, 193–198).
От Санкт-Петербурга тех лет, очень мало похожего на изящный город позднейших эпох, сохранилось немного зданий. Утилитарность раннего Петербурга отражала вкусы и интересы его основателя. Вначале известный под голландским названием, Санкт Питер Бурх (сокращение «Питер» сохранилось как фамильярное обозначение столицы) был задуман наподобие голландской военно-морской базы и торгового центра. Отчасти в подражание Амстердаму новый город был спланирован на каналах и островах. Воздвигался он по строго геометрическому плану и очень быстро. Цена постройки в таком холодном сыром климате, исчисляемая в человеческих жизнях, вероятно, была выше, чем постройка любого из главных городов
Европы. Еще больше о важности, которую Петр придавал военным делам, свидетельствует второй город, основанный им в 1703 г. и тоже хранящий его имя — Петрозаводск. Построенный как центр военной промышленности возле северных залежей металлических руд, этот дальний город на Онежском озере расположен в еще более холодном и негостеприимном месте, чем Санкт-Петербург.Главными для Петра были военные и государственные соображения. Источником большинства его реформаторских идей и методов послужили практичные, занимавшиеся судостроением страны протестантского Севера. Швеция (и в меньшей степени Пруссия) подсказала ему квази-милитаристские административные идеи — утилитарный «Табель о рангах», создавший систематическую основу государственной службы, и новый синодальный метод управления церковью под контролем государства. Голландия снабдила его образцами (и значительной частью корабельной терминологии и команд) для нового русского военно-морского флота. Саксония и немецкие прибалтийские провинции обеспечили преподавателями его военные училища и штатом — новую Академию наук, учрежденную сразу же после его смерти [596] . Его усилия поднять образование в России сосредоточивались практически целиком на точных науках, технике и лингвистике — в той мере, в какой последняя служила непосредственно военным или дипломатическим нуждам. «Для Петра образование и профессиональное обучение, видимо, были синонимичными понятиями» [597] .
596
39. О голландской терминологии см.: W. Christiani. Uber das Eindringen von Frcmdvorten in die russische Schriftsprache des 17 und 18 Jahrhunderts, 1906, 37–43. О недолговечных ранних немецких школах в Москве (в которых было до десяти высокооплачиваемых учителей и семьдесят семь учеников, занимавшихся по двенадцать часов в сутки, главным образом языками) см.: С. Белокуров. О немецких-школах в Москве в первой четверти XVIII века, 1701–1715. — М., 1907. Пастор Глюк, чья служанка стала второй женой Петра Великого, ранее, в 1684 г., учредил в Ливонии под покровительством шведского короля школу для обращения русских раскольников в лютеранство — до того, как открыл свою школу в Нарышкинском доме в Москве (там же, ііі—ііі). Про обучение русских за границей см.: М. Никольский. Русские выходцы из заграничных школ в XVIII столетии И ПО, 1863, III. Об основании Академии наук см.: L. Richter. Leibniz und sein Russlandbild, 1946, 107–142. О ранней несчастливой истории Петрозаводска см.: В.Шквариков. Планировка городов в России XVIII — начала XIX века. — М., 1939, 52–54.
597
40. L. Lewitter. Peter and Westernization // JHI, 1958, Oct., 496.
Этот приоритет практичности и техничности определил характер первой печатной газеты и первой светской книги за всю русскую историю, появившихся на свет одновременно в 1703 г. — году основания Санкт-Петербурга. Печатная газета «Ведомости» содержала главным образом техническую и военную информацию. «Арифметика» Леонтия Магницкого была скорее сборником разных полезных сведений, чем систематическим учебником арифметики [598] . Хотя ее часто называют первой научной публикацией в России, термин «наука», использованный в ее подзаголовке, в России XVII в. подразумевал высокое техническое умение, а не теоретические знания в более широком смысле, как в Европе [599] . Гораздо более общим и абстрактным по сравнению с «наукой» Петра был лексикон политических и философских терминов, который Петр заимствовал у поляков. Этот процесс заимствований также был продолжением тенденции XVII в. В результате новые термины осваивались беспорядочно, по мере того как в них возникала практическая нужда [600] .
598
41. В. Данилевский. Русская техническая литература первой четверти XVIII века. — М. — Л., 1954, 239–262; В. Погорелов. Материалы и оригиналы «Ведомостей» 1702–1727. — М., 1903. Размах, с каким шло развитие науки в России XVIII в. под давлением военных нужд, тонко проанализировал на примере военно-морского флота Т. Райнов (Т.Райнов. О роли русского флота в развитии естествознания XVIII в. // ТИПЕ, I, 1947, 169–218). На степень, в какой иностранцы продолжали доминировать в Академии наук на протяжении XVIII столетия (общее их число за сто лет превышает две трети состава Академии), указал автор одной полезной статьи: И.Янжул. Национальность и продолжительность жизни наших академиков // ИАН, 1913, № б, 279–298, особ. 284.
599
42. В добавление к уже рассмотренным примерам см. употребление слова «наука» богословами вроде Иоанника Голятовского, ректора братской школы в Киеве, и особенно главу, посвященную приемам проповедования, — Наука, альбо способ зложения // Ключ разумения. — Киев, 1659, 241, 125–133. Могила, основатель школы, казалось, подразумевал под «наукой» теоретические знания (БЕ,
XLVI, 484–485), возможно переводя термин с латыни, а не опираясь на более раннее употребление слов «наук» и «наука», документированное Срезневским (Материалы, II, 344), но давно вышедшее из обихода в москвитянский период.
«Арифметика» Магницкого напоминает такие рукописные тексты XVII столетия, как «Geometriia Praktika» («Практическая геометрия»), и была полезным руководством к опубликованному в 1689 г. в Амстердаме И. Копиевским «Краткому и полезному руковению в арифметику». См.: Кольман. Зачатки, 312, 315. См. также подчеркивание (309–310) того, что первое общее понимание теоретической математики пришло через мистиков. Отличным примером упора на практическую «науку» при Петре служит название трактата Татищева 1730 г. «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ» (издан в Москве в 1888 г. под ред. Н. Попова), в котором для изучения рекомендуются только «полезные» медицина, экономика, юриспруденция и философия.
600
43. Основной запас абстрактных слов, оканчивающихся на «ция», был заимствован из польского (слова с окончанием 'cja'); а множество латинских и вообще европейских терминов, связанных с манерами, политикой, архитектурой, музыкой и т. д., заимствовались из Польши, особенно в конце царствования говорившего по-польски Алексея. См.: Christiani. Eindringen, особ. 10–33, 42–54. О других аспектах этого влияния см.: Lewitter. Peter and Westernization, 493–505;
Виноградов. Очерки, 17–34 (о роли украинцев и белорусов как передатчиков польского лингвистического наследия в Великороссию не только при Петре, но еще и при Алексее). Полную всеобъемлющую картину западных заимствований при Петре можно найти в статье: Н.Смирнов. Западное влияние на русский язык в петровскую эпоху//СЯС, LXXXVIII, № 2, 1910, 1-360 и 361–386 — приложение с несколькими словниками начала XVIII в., дающими русские эквиваленты транслитерированных иностранных слов.
Таким образом, хотя Петр встречался и переписывался с докторами Сорбонны, пока был в Париже, а в Голландии приобрел первую картину будущей великолепной императорской коллекции полотен Рембрандта [601] , его царствование не было отмечено ни философской, ни творческой культурой. Собственно говоря, с этой точки зрения правление Петра во многих отношениях представляло собой регресс по сравнению с правлением Алексея и даже Софьи. Не было живописцев, равных Ушакову, не было стихотворцев, равных Полоцкому, не было историков, равных Гизелю. Малоудачные попытки в области драматического искусства в царствование Петра эстетически сильно уступают спектаклям времен Алексея, и даже богословский диспут между Яворским и Прокоповичем кажется пресным после яростных споров, бушевавших вокруг Никона, Медведева и Кульмана.
601
44. Р. Pierling. La Sorbonne et la Russie (1717–1747), 1882, особ. 22–38; А. Адариков. Офорт в России // Искусство, 1923, № 1, 284.