Император Николай II. Человек и монарх
Шрифт:
Раввин Б. И. Берштейн в своей речи на кончину Императора подчеркнул, что покойный «первым показал свету, что сила Государя является не в разрушительных войнах, оставляющих вдов и сирот, а в господствующей всюду – тиши. ‹…› Он явился прототипом для всех монархов: стремясь к миру, он был готов во всякое время отражать могущественного врага; он держал бразды правления не только России, но и всей Европы; от того все его чтили и трепетали перед ним» {455} .
455
Берштейн Б. И. Три слова, сказанные житомирским общественным раввином Б. И. Берштейном. 17 ноября 1894 г., на 18-й день кончины Императора Александра III. Житомир, 1896. С. 3–4.
Даже британский посол сэр Фрэнк Кавендиш Ласселс в эти дни был вынужден признать: «Какова судьба! Император Александр III, бывший для Европы страшилищем при своём восшествии на престол и в первые годы царствования, исчезает в тот момент, когда ему обеспечены всеобщие симпатии и доверие» {456} .
Однако, несмотря на большие успехи, в короткое царствование Императора Александра III полностью не было решено ни одной из поставленных задач. Более того, именно в этот период было создано много новых проблем, решать которые пришлось Императору Николаю II. В этом не было вины усопшего Государя. Он сделал всё, что мог, но слишком мало прожил и слишком мало успел. Н. А. Павлов полагал: «Государь в краткое царствование не успел противопоставить чего-либо реального начавшемуся расстройству
456
Цит. по: Хрусталёв В. М. Великий князь Михаил Александрович. М.: Вече, 2008. С. 83.
457
Павлов Н. А. Его Величество Государь Николай II. С. 15–20.
Конечно, убеждённый сторонник Аграрной реформы 1906 г. (т. н. «Столыпинской») и разрушения крестьянской общины Н. А. Павлов несколько преувеличивал последствия закона 1893 г. Торговля земельными наделами крестьянам была разрешена, но не чаще одного раза за 12 лет, а досрочный выкуп разрешался только при согласии 2/3 крестьянского схода. Продажа земельных наделов нечленам данной общины запрещалась. Закон этот преследовал своей целью наделение всех крестьян минимальным участком земли, что, по мнению его авторов, должно было пресечь тлетворное влияние на деревню городского пролетариата. Но при этом законодатель не учёл, что быстрое развитие капиталистических отношений не может не затронуть и деревню, в которой неминуемо начнётся имущественное расслоение, а значит, и потребность в увеличении земельных наделов. Закон 1893 г. не давал предприимчивому крестьянину возможность получения земли, мешал росту крестьянского благосостояния, а потому делал из деревни социальную бомбу. Примечательно, что, когда в Комитете министров Н. Х. Бунге подверг закон серьёзной критике, Цесаревич Николай Александрович сочувственно его поддержал {458} . Поэтому нельзя не согласиться с Н. А. Павловым в том, что «консервативнейший Государь безотчётно встал на опасный путь».
458
Степанов В. Л. Самодержец на распутье: Николай II между К.П. Победоносцевым и Н. Х. Бунге // Власть, общество и реформы в России в XIX – начале XX века: исследование, историография, источниковедение. СПб: Нестор-история, 2009. С. 151.
Александр III это понимал. Однажды он спросил генерала О. Б. Рихтера: «Как Вы себе представляете положение России?», на что тот ответил: «Я много думал об этом и представляю себе теперешнюю Россию в виде колоссального котла, в котором происходит брожение; кругом котла ходят люди с молотками, и когда в стенах котла образуется малейшее отверстие, они тотчас его заклёпывают, но когда-нибудь газы вырвут такой кусок, что заклепать его будет невозможно, и мы все задохнёмся». Государь застонал от страдания. «Да, котлу необходим был предохранитель» {459} . Но этот «предохранитель» создать при Александре III не удалось.
459
Епанчин Н. А. На службе трех императоров // Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 195.
Но здесь возникает вопрос: а от кого или от чего нужен был этот предохранитель? От народа? Но народ был в целом царелюбивым и верным. От революционеров? Но они были слишком малочисленные и не могли создавать тогда реальной опасности государству. Между тем главная опасность заключалась во все растущем влиянии на государственные дела русской элиты и русской бюрократии. Конечно, речь идёт не обо всей элите и не обо всей бюрократии, но о той тенденции, которая всё больше набирала в их среде силу. При этом первая всё менее считалась с Самодержавной властью Монарха, а вторая все больше подменяла собой его власть. Элита, в том числе и некоторые члены Династии, уже не считали себя обязанными беспрекословно слушаться своего Главу. В полной мере это проявлялось и в царствование Императора Александра III. Как писал Н. А. Павлов: «К нам с Запада поступила бюрократическая система управления и хозяйства, на которую даже такой Государь как Александр III вынужден был опираться» {460} .
460
Павлов Н. А. Его Величество Государь Николай II. С. 18.
Во второй половине XIX столетия стало ясно, что мир входит в новую индустриально-техническую эпоху, которая бросала свои вызовы всей прежней мировой экономической и политической системе. Было также очевидным, что эта новая эпоха таит в себе большие опасности христианской государственности. Поэтому Россия, как аванпост этой государственности, попадала в самое тяжёлое положение. Нужно было, с одной стороны, отвечать на вызовы времени, чтобы бесконечно не отстать от главных геополитических противников, а с другой – сохранить свою самобытную государственную духовно-нравственную политическую систему – Царское Самодержавие. Эту задачу пытался уже решить Император Александр II. Вопреки распространённому мнению, Царь-Освободитель не был сторонником введения в России ни конституции, ни парламентского строя. Когда при нем зашла речь о конституции, Александр II сказал: «Я даю слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, завтра Россия распадётся на куски» {461} .
461
Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 187.
Александр II хотел ввести в России такое народное представительство, которое отвечало бы старинным русским традициям, а не западной модели. Оно должно было стать не «оппозицией Его Величества», а гласом народным, напрямую слышанным Царём. Но точных планов и идей на этот счёт у Александра II не было, и он ухватился за предложение своего министра графа М. Т. Лорис-Меликова, чья звезда взошла на русском политическом небосклоне. Граф неоднократно, энергично и горячо высказывался перед Императором «против организации народного представительства в России в формах, заимствованных с Запада, чуждых русскому народу» {462} . Его реформа сводилась к созданию комиссий, на обязанности которых «лежало бы составление законопроектов в тех пределах, кои будут им указаны Высочайшею волею с призывом выборных от губерний, а также от некоторых значительнейших городов. Причем в видах привлечения действительно полезных и сведущих лиц, губернским земским собраниям и городским думам должно быть предоставлено право избирать таковых не только из среды гласных, но и из других лиц, принадлежащих к населению губернии или города» {463} .
462
Татищев С. С. Указ. соч. Т. 2. С. 652.
463
Былое. 1918. Кн. 4–5. Апрель – май. С. 162–166.
Таким образом, члены комиссий могли иметь лишь совещательный
голос, то есть обсуждать проекты законов, а вся законодательная инициатива и утверждение законов должны были принадлежать исключительно Верховной власти. «Император Александр II, – писал генерал Н. А. Епанчин, – сознавал, что необходимо устроить так, чтобы голос народа доходил до Царя не через посредство бюрократии, и решил образовать при Государственном Совете особое присутствие из сведущих лиц и земских деятелей; заключения этого присутствия представлялись в Государственный Совет, и с его мнением восходили к Монарху. Это положение Император Александр II подписал утром 1 марта 1881 г., а в тот же день в 3 ч. 30 м. дня его не стало» {464} .464
Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 187.
Несмотря на расплывчатость и «сырость», этот проект был шагом положительным, ибо он создавал предпосылки для создания форм народного представительства, не только не покушавшегося на самодержавные права Монарха, но наоборот призванного помогать ему. Тем самым прорубалось окно в душном забюрократизированном мире, в котором жил Самодержец. Этот мир не давал ему полноты картины состояния дел в обществе и стране, отделял его от народа.
Злодейское убийство Александра II положило конец этому проекту. Принято считать, что новый Император Александр III был убеждённый «реакционер», а потому проект Лорис-Меликова был сразу им отвергнут и всё вернулось к «абсолютизму». Это представление в корне неверно. Александр III в своих воззрениях шёл дальше Лорис-Меликова. Он был сторонником созыва Земского Собора, основанного на «старорусских началах». Впервые подобную идею высказал славянофил С. Д. Голохвастов в своём письме к К. П. Победоносцеву. Последний передал письмо Цесаревичу Александру Александровичу, а тот Императору Александру II, который поставил на проекте резолюцию: «Прочёл ‹…› с любопытством и нашёл много справедливого» {465} . Идея Земского Собора продолжала занимать Александра Александровича и в дальнейшем, о чём он не раз говорил с графом Н. П. Игнатьевым. Тот привлёк к работе профессора Д. Я. Самоквасова, и под руководством Цесаревича было выработано положение о Земском Соборе. Н. А. Епанчин подчёркивал: «Цесаревич предпринял это важное дело не под влиянием своих сотрудников, но по своему глубокому убеждению в необходимости создания таких условий, при которых Царь мог узнавать о нуждах его подданных через людей, знакомых с местными делами, и чтобы об этих нуждах Царь узнавал не по единоличным докладам министров, не через чиновников, а через свободное обсуждение выборных от народа людей» {466} . Подпись Цесаревича Александра Александровича стояла под проектом Лорис-Меликова, подписанного Государем, хотя с самим проектом Цесаревич был не согласен, так как Лорис-Меликов предлагал сделать ставку только на земское и городское представительство, а именно из их среды выходила большая часть террористов и агитаторов.
465
К. П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки / С предисловием Покровского М.Н. Т. 1. М. – Пг., 1923, полутом 1-й. С. 8.
466
Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 186.
Однако, по верному определению того же Епанчина: «В обществе также осознавали, что нужно изменить порядок направления государственных дел, но большинство видело весь вред только в отсутствии конституции в западноевропейском духе; в таком направлении шла пропаганда – революционные силы открыто требовали конституции» {467} .
Когда граф С. Г. Строганов предупреждал в докладе, что проект Лориса «прямо ведет к конституции», Александр III заметил: «Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции» {468} . Однако 8 марта 1881 г., на заседании Совета министров, когда шло обсуждение в определении дальнейшего курса, Царь не высказал своего прямого отношения ни к проекту Лорис-Меликова, ни вообще к идее земского и городского представительства. Он оказался под давлением справа и слева. В основном мнения делились: либо всё запретить, либо продолжать двигаться по пути, предложенному Лорис-Меликовым, сырой и невнятный проект которого не нравился Александру III. При этом и «охранители», и «реформаторы» пугали Царя всяческими бедами, если не будет принят именно предлагаемый ими вариант развития событий. Александр III в конце концов склонился к твердой линии, результатом которой стал знаменитый манифест, в котором говорилось «о незыблемости Самодержавия». Царь совершенно справедливо посчитал, что в стране, охваченной смутой, невозможно заниматься судьбоносными реформами. Страну надо было сначала успокоить, а смуту усмирить. Эту же мысль высказал и К. П. Победоносцев: «В такое ужасное время, Государь, надобно думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносили бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать!» {469}
467
Там же. С. 287.
468
Твардовская В. А. Александр III // Романовы. Исторические портреты. Т. 2. С. 370.
469
Перетц Е. А. Дневник. М.–Л., 1927. С. 38–40.
Самодержец Александр III – действовал: смута была усмирена. Но необходимость совещательного народного представительства не отпала. Не случайно Александр III вернулся к ней через год, когда министр внутренних граф Игнатьев подал ему записку о необходимости созыва Земского Собора одновременно с коронацией Царя. Авторами «Записки» были славянофилы П. Д. Голохвастов и И. С. Аксаков {470} . Мысль эта вновь ужаснула К. П. Победоносцева, который писал Александру III: «Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис-Меликова и друзей его. Последующая фантазия гр. Игнатьева была ещё нелепее, хотя под прикрытием благовидной формы Земского Собора. Что сталось бы, какая вышла бы смута, когда бы собрались в Москве для обсуждения неведомо чего расписанные им представители народов и инородцев Империи, объемлющей Вселенную?» {471} Царь проект Игнатьева отклонил, хотя в принципе и выразил свое одобрение самой идеи. Опять-таки Государя можно понять: в словах Победоносцева было много верного, да и момент для созыва Собора вряд ли был подходящим. Но не вызывает сомнения, что вновь была упущена возможность создать представительный орган на русских традиционных началах по инициативе Самодержавной власти. В результате в обществе все больше набирало силу представление, что власть не хочет идти на создание никаких представительных органов, а значит, они должны быть созданы силой и по западному образцу. Александр III скончался, так и не подойдя даже к проектам представительской реформы, невольно заложив тем самым бомбу, которая взорвалась в 1905 г. при Николае II. Славянофил генерал А. А. Киреев считал: «Александра II убили. Понятно, что Александр III должен был подтянуть поводья, остановить ход России. Но вместо того, чтобы через 2, 3, ну, 4 года повести Россию по славянофильскому либеральному пути, А.[лександр] III продолжал затягивать поводья, давал машине задний ход. Его авторитет был еще довольно велик для того, чтобы государственное здание еще держалось, фасад стоял. Но с его смертью авторитет погиб в противоречиях внешней и в особенности внутренней политики, нужно было стать добровольно на путь реформ в славянофильском духе, вышло обратное – испуг – западная конституция» {472} {473} .
470
Игнатьев Н. П. Земский собор. СПб. – Кишинёв, 2000.
471
К. П. Победоносцев – Императору Александру III 11 марта 1883 г. // Письма Победоносцева к Александру III. М., 1926. Т. II. С. 12.
472
Дневник А. А. Киреева // РГБ Ф. 126. Д. 14. Л. 184 об.
473
Под «конституцией» А. А. Киреев имел в виду Манифест 17 октября 1905 г.