Империя Масок

Пойманный между щитом и мраморной скамейкой, меч Мишеля со звоном сломался.

Гаспар спрыгнул со скамьи, воздев меч, и Мишель ударил вверх зазубренным обломком своего сломанного меча.

Он попал в длинную царапину на броне Гаспара, и зазубренной острие скользнуло, а потом застряло и прошло сквозь.

Великий Герцог Гаспар приземлился на Мишеля, и они упали на пол вместе, а потом откатились в стороны.

— О, Создатель, мне снова показалось, что я тебя достал, — выдохнул Гаспар, глядя вниз на меч

Мишеля.

Несмотря на сломанное лезвие, Мишель сумел почти по самую рукоять погрузить его в бок Гаспара.

— Попал точно в ту щербину на твоём мече. Будь я проклят, если ты не присматривался к моей броне прошлой ночью так же, как я присматривался к твоему мечу.

Мишель позволил себе улыбнуться.

— Как однажды сказал мне один из величайших шевалье, честь не пресекает тактику.

Гаспар выдавил из себя смешок, и его лицо исказила гримаса боли.

— И зачем ты только послушал этого старого глупца?

Мишель опустился на колени, вытащил свой клинок, заставив Гаспара издать стон, и встал над великим герцогом.

Он посмотрел на клинок, а потом отбросил его в сторону и поднял с пола меч Гаспара. Великий герцог заслуживал чистой смерти, и Мишель сомневался, что зазубренные остатки его меча могли её подарить.

Гаспар проследил за его движениями и благодарно кивнул приближающемуся Мишелю. Приложив усилие, великий герцог перевернулся на живот, а потом с трудом приподнялся и встал на колени, высоко вскинув голову.

— Вы хорошо сражались, шевалье.

— И вы, шевалье, — Мишель поднял клинок.

— Сэр Мишель! — крикнул кто-то позади него, и Мишель обернулся.

Это была Бриала.

— Вы мне должны.

Холодный страх сжал своими когтями сердце Мишеля, и Бриала кивнула.

— Сдайтесь.

Селина почувствовала, как мир вокруг нее остановился, и обернулась к Бриале.

— Что ты делаешь?

Бриала не ответила. Она смотрела на Мишеля, который смертельно побледнел.

— Бриала! — Селина схватила её за плечи, заставляя посмотреть на неё, но это ничем не помогло.

Лицо Бриалы было лишено эмоций. Она была похожа на мертвеца.

— Почему?

Рядом с ними, пока момент триумфа Селины ускользал во тьму, Фелассан начал смеяться.

Селина отпихнула Бриалу, тряся головой, чтобы прийти в себя. Что бы ни произошло, какая бы глупость ни овладела ей, она могла разобраться с этим позже. Она повернулась к сэру Мишелю.

— Мишель, прикончи его!

Он посмотрел на неё, потом снова на Бриалу.

— Ты — мой защитник, — но, даже произнося эти слова, она знала, что ошибается.

Если бы это все еще было правдой, он бы уже нанес удар. И его взор никогда бы не остановился на Бриале.

— Он — шевалье, — произнесла Бриала, продолжая смотреть на Мишеля. — Смерть прежде бесчестья.

Гаспар, до сих пор стоявший на коленях, посмотрел на Селину, потом на Бриалу, а потом обернулся к Мишелю.

— Мишель?

Мишель замер, словно скованный льдом. Его меч всё ещё был занесен.

— Я — сэр Мишель де Шевин, — произнёс он наконец. — Но также я — незаконнорожденный ублюдок-полуэльф.

Меч со звоном упал на землю.

— Я сдаюсь.

Университеты с библиотеками, наполненными книгами до предела. Ровные дороги и ломящиеся от товаров повозки. Эльфы на рынках, с улыбками служащие величайшей империи в мире. Чашка чая каждое утро перед делами. Тонкие, сильные пальцы, мягко снимающие маску с её лица.

Два слова её чемпиона уничтожили всё её мечты. 

Селина повернулась к Бриале, выхватив кинжалы.

Бриала сделала два шага и остановилась вне пределов досягаемости. Она не обнажила свои клинки, но теперь смотрела на Селину, и та прокляла себя, разглядев гнев в глазах своей любовницы.

— Почему? — спросила Селина, так крепко сжав кинжалы, что её пальцы пронзила боль.

— Скажи мне снова, как собираешься освободить мой народ.

— Я дала тебе слово! — Селина шагнула вперед, поднимая кинжал. — Я поклялась тебе!

— И, думаю, ты даже сама себе поверила, — Бриала сглотнула. — Но когда аристократы начали бы протестовать, когда это ослабило бы империю, ты бы пошла на попятную. Ты забыла бы обещания, которые мне давала, зная, что я всё равно тебя прощу. Что я всегда буду подле тебя, — теперь её клинки выскользнули из ножен. — В конце концов, я верила тебе даже после того, как ты убила моих родителей.

Селина взмахнула рукой.

— Это была леди Мантильон! О чём бы ты не...

— Гаспар! — крикнула Бриала. — Когда леди Мантильон подарила тебе твоё кольцо?

Согнувшись, Гаспар прислонился к одной из скамей.

— После того, как я доказал ей, чего стою.

— И как ты это сделал? — спросила Бриала, не отрывая глаз от Селины.

Гаспар закашлялся.

— Я приказал убить человека ради Игры.

Селина посмотрела на искажённое мукой лицо Бриалы и, как она часто делала в те часы перед рассветом, вспомнила свою встречу с леди Мантильон.

— Вы впечатлили меня, принцесса, — сказала леди Мантильон, чьё лицо было скрыто за многими слоями косметики. — Мой собственный сын уверен, что вы отдадите ему руку, если я вас поддержу. По совпадению, сын графини Жанвир уверен, что ваша рука достанется ему.

Это могло быть угрозой. Селина никак не выдала страха. Вежливо улыбнувшись, она ответила.

— Кто знает, что может взбрести в голову молодым мужчинам?

— Флориан умирает, — сказала леди Мантильон, — но, благодаря заботам всей империи, он может прожить ещё несколько лет — слабый, бесполезный, неспособный остановить расползающийся вокруг хаос. Если я представлю вас маркизу Этьену, сможете ли вы заручиться его поддержкой до той поры, когда Создатель сжалится на вашим дядей? 

Ещё одна проверка.

— Если бы я не могла, — сказала она, продолжая улыбаться, — вы бы не прислали мне это щедрое приглашение, маркиза Мантильон.

Она потратила секунду, чтобы внимательно посмотреть на аристократку, а потом добавила:

— Но я надеюсь, во благо империи, что этой поры не придётся долго ждать.

Ей было шестнадцать, она была совсем одна в Вал Руайо, сирота без могущественных покровителей... И она только что попросила эту женщину убить императора Орлея.

— Если нас раскроют прежде, чем дело закончено, — сказала леди Мантильон, постукивая изящно лакированным ногтем по полированному подлокотнику кресла, — мы проиграем или будем убиты. И то, и другое неприемлемо.