Имперские истории

Пархавиэль на миг отвлекся от созерцания притихшего зала и перевел мутный взор на Джер.

– Я сюда специально со своим бочонком приперся, – заговорщически зашептал бородач. – Думал, хоть с вышибалой сцеплюсь… Со своим же пойлом нельзя. А ты только глянь, девонька, на этого дармоеда, сидит себе у окошка и меня в упор не замечает.

Высокий, грузный мужчина, нанятый явно из числа портовых грузчиков, принципиально игнорировал присутствие в своих угодьях нарывавшегося на драку гнома. «Не дурак, – подумала Джер, – хоть кулаки у детинушки и больше головы любого присутствующего в зале». Ее собутыльник был странным, не похожим на своих скромных, забитых соплеменников, которых все-таки можно было встретить в человеческих городах. Девушка почувствовала в нем не только неимоверную физическую силу, но и непреклонную волю к победе, сформированную во многих боях. Сквозь заросли бороды и на мускулистых, обнаженных руках были видны многочисленные шрамы, отметины боевой доблести. Легкий, мягкий акцент, присущий выходцам из западных королевств, натолкнул Джер на одну мысль. Ее взгляд заскользил по рукам и плечам крепыша в поисках знаменитой гномьей татуировки – человеческий череп, разбиваемый горняцкой киркой.

– Не ищи, я не из сегилевского отребья, я махаканец, – правильно истолковав подозрительный взгляд соседки по столу, признался гном и, стукнув по столу кулаком, представился: – Пархавиэль Зингершульцо, бывший хауптмейстер караванной службы Независимого Горного Сообщества Махакан.

Услышав пафосную тираду, трое из четверых все-таки решившихся набить морду зарвавшемуся гному морячков поспешно вернулись к столу, а их более захмелевшего товарища быстро догнал и вышвырнул на улицу вышибала. Бывший портовый грузчик неумолимо рос в глазах Джер и уже снискал уважение.

– Я, конечно, с махаканцами сама не встречалась, до меня слухи доходили, что все гномы, кто караваны на поверхность водит, жуткие психопаты, – постаралась как можно деликатнее сказать Джер, но во хмелю язык ворочался не так бойко.

– Да, так оно и есть, – невозмутимо кивнул захмелевший гном, – а лично я к тому же еще и дурак, точнее, дураком до вчерашнего дня был. В Нисс поперся, а ему на меня начхать…

Пархавиэль замотал головой, потом вдруг встал и, не окончив разговор, шатаясь, направился к выходу. На время притупившаяся, а затем вновь охватившая мозг гнома обида погнала его дальше, в неизвестно куда, где народ окажется менее рассудителен и труслив, где наконец сбудется его заветная мечта, и он сможет отвлечься от гнетущих мыслей излюбленным гномьим средством, самозабвенным мордобоем и крушением столов.

Когда дверь за позабывшим с горя о бочонке Пархавиэлем уже закрылась, Джер вдруг поняла, почему его заросшее густой растительностью лицо показалось ей знакомым. Она видела собутыльника прежде. Он сидел на козлах одной из двух таинственных карет, преследовавших их на дороге в Мурьесе.

Отложив поминки по погибшему другу на потом, Джер сорвалась с места и, распихивая локтями вразвалку перемещавшихся по залу моряков, кинулась вслед за гномом.

Ладонь больно хлестнула по левой щеке, а через миг вахту принял кулак, больно впившийся в правую скулу и поваливший Артура на мостовую. Пират выругался, схватился рукой за ушибленное место и наконец-то пришел в себя. До этого момента глаза его были открыты, но он не видел, что происходило вокруг, потерял связь с окружающим миром не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле слова. Реальность встретила его сурово, не говоря уже о приветствии, от которого мгновенно распухла щека. Полуденный зной, несколько свежих трупов на мостовой и Флейта, выбивающая из него дух и орущая так, что у Артура заложило уши.

– Ну надо же, застыл, бедненький, оробел! Бой вокруг, а он ни сабелькой взмахнуть, ни шажок сделать не может. Что, не поднялась рука на своих бывших дружков?! А как же мы, мы для тебя никто?!

По-прежнему держась за скулу, Артур поднялся и медленно перевел взгляд с пяти мертвых тел, лежащих в луже шипящей на горячих камнях крови, на фигуру возмущенной воительницы, которой в пропущенной им схватке тоже немало досталось.

– Что произошло? Я помню, появились они, а потом все… провал…

Внезапно злость Флейты куда-то ушла. Девушка закрыла лицо руками и, застонав, опустилась на мостовую.

– Совер погиб, Нивела мерзавцы с собой утащили, а ты… как вкопанный стоял, и тебя они почему-то не тронули. – В голосе девушки не было ни раздражения, ни злости, только усталость и печаль. – Никогда бы не подумала, что ты струсишь, будешь вот так вот спокойно смотреть, как нас режут.

– «Души погибших пиратов вселяются в акул…», эту глупую сказку я часто слышал, а вот про то, что они пополудни на берег выползают, как-то не доводилось, – качнул головой пират, внимательно осматриваясь и осторожно перевернув ближайшее мертвое тело.

Шок прошел, а горечь потери еще не пришла. Очнувшийся от паралича разум перехватил инициативу и не думал больше ее упускать.

– О чем ты лопочешь? Какие мертвецы, какие души? По жаре головой тронулся или оправдание для своей трусости пытаешься найти?

– Жане Карвьерито, вивериец, – пропустив мимо ушей упрек в трусости, произнес Артур. – Погиб, как и все остальные, в той схватке, его мачтой придавило. А вон тот, с усами, что рядом, вторым канониром на «Шельмеце» был, задавлен собственной катапультой. Когда нас на абордаж имперский корвет взял, крепежные тросы порвались, и она назад откатилась…

– Ты хочешь сказать?..

– Да, Флейта, да! – кивнул Артур. – Это не просто пираты, это члены моей бывшей команды, и они уже пятнадцать лет, как покоятся на дне морском, могу и место точное указать. Я сам участвовал в том проклятом сражении, я собственными глазами видел их смерть, и вот теперь…

Договорить Артур не успел, одно из тел вдруг зашевелилось. Это был Совер. Раненный в бок, а затем добитый рубящим ударом абордажной сабли, прошедшим через левую ключицу, граф Карвол пришел в себя, хотя Флейта уже причислила его к числу отошедших в мир иной.

– Манускрипт, – слетело с трясущихся, бледных губ забившегося в предсмертных конвульсиях вельможи.

Артур подскочил к нему и заботливо приподнял голову. Рана была смертельной, бессмысленно было даже пытаться остановить вяло сочившуюся из нее кровь. Сам факт, что Совер еще не испустил дух, был поразителен и необъясним.

– Манускрипт, – прошептали по слогам губы умирающего.

– Я понял, «манускрипт», что дальше? – Артур пытался помочь Соверу окончить последнюю фразу в жизни.

– Передай Гилиону, он должен быть уничтожен, слишком опасно его хранить… – выпалил граф на одном дыхании и умер, смотря в небесную высь, в которой парила какая-то птица, кажется, сокол.

– А он все о своем задании думает, – печально вздохнула Флейта. – Неужто эта проклятая служба так затягивает, что перед собственной смертью и сказать-то больше не о чем?

– Затягивает, затягивает, – подтвердил Артур, думавший в этот трагичный момент о чем-то другом, о чем-то, что относилось к смерти графа и нападению пиратов весьма опосредованно. – Флейта, тебе не кажется кое-что странным?

– Совер убит, Нивел в плену у пиратов, а нам с тобой Пархавиэль голову за мальчонку оторвет. Он же возле этого малыша, как мамуля заботливая, порхает. А больше ничего странного, извини! – В голосе Флейты снова появилась желчь.

– На улице более четверти часа ни одной живой души, да и с телами моих бывших товарищей что-то не так, – сделав вид, что он не расслышал язвительной реплики, размышлял вслух пират. – Кровь Совера уже загустела, а из их тел до сих пор так и льет… Смотри, сколько натекло, как будто целое стадо коров зарезали! Разве у пяти человек может быть столько крови?!

Артур был прав. От вида по-прежнему безлюдной улицы Флейте стало не по себе, по спине девушки вдруг пробежала волна мурашек, а руки затряслись. Мир замер, даже одинокая птица и то неподвижно застыла в небе.